Иоаннида, или О Ливийской войне - Флавий Кресконий Корипп
Теперь смотрите – пока все это происходило, быстрый посланник прибыл к полководцу с новостями о том, что противник смят и поворачивает свои побежденные спины к бегству через поля. Воин, однако, не мог своим сообщением заставить Иоанна отменить его мудрое решение. Мнение полководца осталось неизменным. Но с ним не была согласна воля Бога в Его наводящем страх величии, и тогда командующий, колеблясь, был переубежден начать военные действия своими телохранителями – Ариаритом, в прошлом храбрым воином, и славным Дзипером. Оба они были могучими молниями войны, которых боялись фаланги массилов, и схожими они оказались не только в доблести, но и в судьбе. Дзипер начал: «Помоги латинянам, могучий полководец. Твои союзники [тоже] вовлечены в горячий бой на равнинах, но, поскольку их мало, их теснят сомкнутые ряды врага[104]. Их превосходят числом. Последуем же за нашими союзниками к войне. Возьми оружие и окажи помощь своим людям». Так, храбрый Ариарит воспламенел любовью к битве и убедил упрямого полководца двинуть знамена. Слова его верного помощника убедили полководца, и ужасный боевой рог выкрикнул смертельную песню и вывел отряды на бой. Таково было Твое удовлетворение, Всемогущий Отец, коль скоро Ты хотел покарать грешных людей Ливии. Их вины были причиной грядущего великого зла. Вина же не падает на нашего правителя.
Когда, с расстояния, Карказан увидел поднявшиеся облака пыли, он не терял времени и взбудоражил армию насамонов, укрепляя их боящиеся сердца следующими словами: «Непобедимые народы, ваша хорошо известная доблесть убедила меня испытать эти римские силы в бою. Вот [и настал тот] день, в который рогатый Аммон обещал отдать предназначенную вам землю. Выступайте же и бесстрашно встретьте врага оружием, выказав даже сейчас ваши наследственные притязания на славу. Пусть каждый из вас сражается яростно в рукопашной схватке и поверит в нашу общую судьбу. Великие божества даруют свою помощь, и, положившись на нее, вы обрящете полную победу. Товарищи, отложите прочь малодушный страх и возьмите с собой на бой привычные вам силу и дух». Карказан едва успел сказать это, как ужасающий крик пронесся по сиртскому лагерю, и, поскольку шум этого дикого смятения все более увеличивался, войско мармаридов разъярилось. Их собственный тяжкий жребий разжигал их ярость, и дух войны двинул их дикие отряды, подгоняя варваров ударами кровавого кнута по спинам. Затем, поскольку их дикие сердца были охвачены безумием, их бесчисленная конница начала выступать из лагеря и направилась к равнинам.
Посреди поля боя был речной поток, как раз подходящий для хитростей войны и обмана массилов. Густая роща препятствовала действию воинского оружия своей раскидистой зеленью. Голый тамариск вместе с дикими оливами с их едкой листвой скрывал ее русло. Здесь ряды мармаридов заняли позиции, в то время как латиняне располагались напротив них. Здесь они впервые и сошлись в мрачном бою, но лес мешал ветвями действию оружия и полету копий, ибо тонкие древки не могли пролететь сквозь них, даже будучи брошенными сильной рукой. Всадники не могли свободно развернуть коней против врага, и воины, повсюду запутываясь средь ветвей, не могли пользоваться длинными дротиками. Местность удерживала взволнованных командиров и их осторожного главнокомандующего от битвы и заставляла передние ряды встать. Итак, наступление захлебнулось. Никто храбро не стремился в бой, но все остановились на крутом берегу [реки]. Полководец храбро добрался до места и, окруженный телохранителями, приготовился каким-нибудь образом пересечь реку и густую рощу. В то же время насамоны, наблюдая из укрытия, как был найден и занят безопасный путь, напали на врага. Наши верные отряды, окруженные отовсюду, обратились в бегство и из-за быстрого прибытия врага даже не метнули свои копья. Напротив, лишь увидев насамонов, они бежали быстрее западного ветра и не медленнее увиденной во сне тени.
Теперь смотрите, как великий полководец получил словно прилетевший к нему безошибочный доклад о том, что союзные мавры, не вступая в бой, бегут во всепобеждающем ужасе. По команде Иоанна мудрый Павел[105] вместе с Амантием поспешил с подмогой к тем людям. Однако и следа тех мавров не нашли, ибо мазаки во время бегства в страхе даже не оглянулись на бой и не обернули лиц к врагу. В тот момент командиры повернули и тоже обратились в бегство, и их испуганные подчиненные командиры тоже уехали прочь, нарушив цепь [передачи] команд. Победители-илагуаны преследовали их рассеянные линии с криком, дошедшим до небес. Тогда вражеские силы двинулись по широкой равнине со всех своих позиций в оврагах. Вы могли бы подумать, что земля внезапно разверзлась, и [эти] люди вышли из нее. Устремившись на наших союзников, они окружили их и тысячами, сомкнутыми рядами настигли наших рассеявшихся командиров. Небо закрыли копья, которые они метнули, и тьма, подобная ночной, повсюду накрыла равнины. Жалкие остатки наших злосчастных отрядов стонали, их лошади были зарублены и валялись по всему полю боя, а враг все напирал, не уставший, стойкий, неподдающийся. Тот день мог бы истребить всех латинян в той катастрофе, если бы Всемогущий Отец на небесах не сжалился б над ними и не охранил римские отряды, даже бывшие окруженными столькими тысячами людей, и не спас беглецов, к которым обратился сам могучий Иоанн. Действительно, это Иоанн, когда увидел, что отряды союзников покидают поле боя, громогласно воскликнул и вознес их ярость до предела такими словами: «Если мы должны умереть, товарищи, и если так выпало, что последнее несчастье человека обрушилось на латинян и готово положить их всех в этой жестокой битве, зачем же мне тогда умирать смертью женщины? Если я останусь в живых, зачем тогда бежать? Граждане Рима, поверните удила. Поставьте знамена на их места, товарищи, покажите свое презрение к ярости этого народа и будьте кровожадны, рискуя в бою. Или мы победим врага, если Сам Бог этого захочет, или, если этому препятствуют грехи, которым и я не чужд, пусть тогда хотя бы в смерти мы не будем лишены заслуженной хвалы. Прекратите это бегство и обнажите оружие. Пусть каждый человек делает то же, что и я». Так он говорил, хмурясь и скрипя зубами. Затем он схватил блестящую рукоять своего меча и в жажде крови обнажил его лезвие. При звуке его голоса та часть армии, на которую еще можно было положиться, остановилась. Жаркий бой разгорелся, и
