Сказка сказок, или Забава для малых ребят - Джамбаттиста Базиле
Как только Чулла завершила рассказ, сладкий, точно сахарный, настал черед вступить в хоровод Паоле, которая начала так:
— Все дурные поступки, совершаемые людьми, имеют каждый свою окраску: или негодования, которое к ним побуждает; или нужды, что заглушает голос совести; или любви, что ослепляет глаза; или ярости, что разжигает сердце. Но для неблагодарности нет оправдания ни ложного, ни истинного, на какое она могла бы опереться. И этот порок столь отвратителен, что иссушает источник милосердия, угашает огонь любви, заграждает дорогу для благодеяний и сеет в душе того, кто им оскорблен, тошноту и горечь, как увидите вы из рассказа, который я предлагаю вам послушать.
Жил некогда крестьянин, у которого были двенадцать дочерей — одна другой не поспевала руку подавать; поскольку добрая хозяйка дома Чеккуцца, то есть мама, каждый год приносила по девчонке; и бедный муж, чтобы семья жила сколько-нибудь сносно, нанимался каждое утро на поденную работу в поле. И не знаешь, чего было больше: пота, что он проливал на землю, или слюны, которой плевал на заскорузлые ладони. Одним словом, ему, с его ничтожными заработками, удавалось кормить этих своих лягушат так, что только с голоду не помирали.
В одно утро мотыжил он землю у подножия некой горы, которая, служа в дозоре у других гор, возносила голову выше облаков, чтобы разузнать, что творится в воздухе. И была в горе пещера, столь глубокая и темная, что даже Солнце опасалось в нее заходить. И вот вышла из пещеры зеленая ящерица, огромная, как крокодил; и бедный крестьянин до того напугался, что, не имея силы бежать от раскрытой пасти этого омерзительного животного, ожидал, что с минуты на минуту прекратится путь земных дней его.
Но ящерица, подойдя ближе, сказала: «Не бойся, милый человек, я сюда пришла не для того, чтобы доставить тебе хоть самое малое неудовольствие, но только ради твоего блага». Услышав это, Мазаньелло (так звали крестьянина) пал перед нею на колени, говоря: «Синьора Не-Знаю-Как-Звать, вот, я в твоих руках; ты ведешь себя как благородная и добрая особа и, конечно, пожалеешь беднягу, у которого дома плачут двенадцать сопливых девок, а он ради них день и ночь спины не разгибает». — «Вот именно поэтому, — отвечала ящерица, — я и пришла тебе помочь; так что принеси мне завтра утром самую маленькую, ибо я хочу вырастить ее как свою дочь и буду заботиться о ней паче жизни моей».
Бедный отец от этих слов пришел в большее смятение, чем вор, которого поймали с поличным. Ибо, услышав, что у него просит дочь, да еще самую маленькую, ящерица, он подумал, что одеяло это не без иголки внутри и что, наверное, ящерице желательно получить младенца в качестве легкой закуски для возбуждения аппетита.
И говорит он себе: «Если отдам ей дочку, отдам саму душу свою; если откажу, тело мое заберет. Если уступлю, свет глаз моих вырвет; если не уступлю, кровь мою выпьет. Если соглашусь, часть от меня отнимет; если нет, весь пропаду. На что решиться? Что выбрать? Кого после о прощении умолять? Ох и горе же мне выпало! Ох какое несчастье Небо на меня обрушило!»
Пока он так раздумывал в себе, ящерица говорит: «Решай-ка поскорей; делай, что тебе сказала, не то одни клочья от тебя останутся. Раз так я желаю, значит так и будет». Мазаньелло, услыхав приговор и не зная, кому подавать апелляцию, вернулся домой в тяжкой печали. Весь пожелтелый с лица, он казался больным желтухой, и Чеккуцца, видя его высохшим, как солома, обмершим, будто с петлей на шее, и подавленным, будто у него что в горле застряло, стала его расспрашивать: «Что случилось с тобою, муж? Побранился ли с кем? Или судейского пристава по дороге встретил? Или осел у тебя пал?» — «Ни то ни другое, — отвечал Мазаньелло. — Но одна рогатая ящерица сначала меня приласкала, а теперь грозит, что, коли не принесу ей нашу самую маленькую, сделает мне говенное дело. Вот и кружится у меня голова, как мотовило: не знаю, какую рыбу из речки хватать: с одного боку — к дитю жалость давит, а с другого — наем за жилье. Без ума люблю мою Ренцоллу; без ума как жить хочется. Если эту половинку от себя не отрежу, все тело мое несчастное отнимет. Дай мне хоть какой совет, Чеккуцца моя, а не то помру с натуги».
Выслушав это, жена говорит ему: «Кто знает, муж: а может, эта ящерица будет в добрый час нашему дому? Кто знает, не от нее ли придет конец нашей нищете? Смотри: чаще всего мы сами оставляем топор у себя под ногами, и, когда нам необходимо зрение орла, чтобы различить то доброе, что нам выпадает, у нас в глазах точно туман, а когда надо схватить его, у нас руку точно судорога сводит. Так что поди отнеси ее ящерице; сердце мне говорит, что, может быть, то добрый жребий для нашей бедной девочки».
Слова жены убедили Мазаньелло, и утром — как только Солнце кистью лучей выбелило небо, прежде закопченное мраком Ночи, — взял он девочку на руки и понес к пещере. Ящерица, что издалека следила, как приближается крестьянин, вышла навстречу ему из логова, взяла девочку и дала ее отцу мешочек монет, сказав при этом: «Иди, с этими деньгами ты сможешь выдать замуж других дочерей, и живи без заботы, ибо Ренцолла нашла себе и отца, и мать. Счастлива она, что выпала ей такая удача».
Обрадованный Мазаньелло поблагодарил ящерицу и вприпрыжку побежал к жене, поведав ей, что и как было, и показав монеты. С этими деньгами они выдали замуж остальных дочерей, да и самим осталось еще довольно соуса, чтобы повкуснее было хлебать труды этой жизни.
А ящерица,
