Франко Саккетти - Новеллы

Увидев его, Мастино изумился и сказал: «Что это значит, что ты так вооружился?».

– «Синьор мой, – отвечал тот, – вы приказали мне отчитаться в том что сделано мною в ваших делах с тех пор, как я стал слугой вашей милости. Так вот, синьор мой, я не вижу никакого другого лучшего способа сделать это вам, чем тот, какой вы видите. Вы знаете, синьор мой, что, когда я поступил к вам на службу, я был жалким солдатом; вот все, что было тогда на мне и все то жалкое оружьишко, которое вы видите сейчас со мною. Тем самым я отчитался. Я не унесу отсюда ничего другого, кроме того, что принес с собой; я уйду бедняком, каким сюда пришел; все остальное добро, так же как дом со всем тем, что в нем находится, я оставляю вашей милости».

Мессер Мастино, как мудрый синьор, взвесив предусмотрительный и тонкий ответ слуги, сказал: «Да не будет угодно богу, чтобы я отнял у тебя то, что ты заработал у меня. Ступай, делай честно мои дела и впредь не сомневайся в тем, что я сдержу слово».

Управитель поблагодарил синьора, и показалось ему, что он отчитался вполне хорошо. И до конца своей жизни он оставался при дворе мессера Мастино, и был синьору дороже всех других служивших у него.

Так вот, читатель, подумай, насколько неразумен тот, кто остается долго при дворе какого-нибудь синьора, и как легко синьоры в один миг отворачиваются от человека и лишают его имения. И смотри, не опасно ли это, ибо, вообразив, что слуга собирается убить его, он начинает верить этому и разделывается с ним. А потому, кто хочет кончить игру, когда у него карман' полон, пусть не остается до конца боя; ибо большинство, как это можно ясно видеть на многих, лишаются и того, что имеют.

Новелла 63

Великому художнику Джотто[158] передан человеком низкого происхождения для росписи павийский щит. Джотто, чтобы высмеять заказчика, расписывает щит так, что заказчик приходит в смущение

Каждый слышал, вероятно, кем был Джотто и насколько великим художником он был по сравнению со всяким другим. Прослышав о его славе и желая, может быть ввиду намерения своего сделаться кастеляном, расписать свой павийский щит, один ремесленник, человек грубый, отправился тотчас же в мастерскую Джотто в сопровождении слуги, несшего за ним щит, и, застав там Джотто, сказал ему: «Спаси тебя боже, мастер! Мне хотелось бы, чтобы ты написал мне на этом щите мой герб».

Видя, что за человек перед ним и как он себя держит, Джотто сказал только: «К какому времени нужно сделать работу?» Тот объяснил ему.

Тогда Джотто сказал: «Хорошо, я сделаю».

И заказчик ушел. Оставшись один, Джотто начинает рассуждать сам с собой: «Что это значит? Уж не послали ли его, чтобы посмеяться надо иной? Все равно. Никогда еще не приносили мне для росписи щита. Принесший его – простой человек, а хочет, чтобы я написал ему его герб, словно он из французских королевичей. Нужно сделать ему непременно совершенно особый герб». Рассуждая так сам с собой, он стал перед упомянутым щитом и нарисовал на нем то, что ему пришло в голову, а затем сказал одному из своих учеников, чтобы тот закончил работу в красках. Ученик так и сделал. На щите были написаны: шлем, нашейник, пара нарукавников, пара железных перчаток, пара нагрудников, пара набедренников и поножей, меч, нож и копье.

Когда доблестный человек, не знавший сам, что он такое, явился, он прошел к Джотто и говорит: «Ну, что, мастер, расписан мой щит?»

Джотто ответил: «Да. Принеси-ка его сюда».

Когда щит явился, воображавший себя дворянином стал рассматривать его и говорит Джотто: «Что это за пачкотню ты мне здесь изобразил?»

Джотто ответил: «А вот при уплате это покажется тебе настоящей пачкотней».

Заказчик возразил: «Я не заплачу за это и четырех динариев».

Джотто спросил: «Что же ты просил меня написать?»

Тот ответил: «Мой герб».

Тогда Джотто спросил: «А разве его здесь нет? Разве здесь чего-нибудь не хватает?»

Тот ответил: «Все на месте».

Джотто сказал тогда: «Пусть бог тебя накажет; ты, должно быть, большая скотина; ведь если бы кто спросил тебя, кто ты такой, так ты едва ли бы сумел ответить, а ты являешься сюда и говоришь: „Изобрази мне мой герб". Если бы ты был из Барди,[159] то этого было бы достаточно. Какой у тебя герб? Из каких ты? Кто были твои предки? Как тебе не стыдно! Едва ты показался на свет, а уже рассуждаешь о гербах, словно ты Дуснам баварский.[160] Я изобразил на твоем щите все твое вооружение; если чего-нибудь не хватает, скажи, и я напишу недостающее».

Заказчик ответил: «Ты говоришь мне грубости; ты испортил мне щит».

После этого он уходит, отправляется в Граша[161] и требует, чтобы Джотто вызвали на суд. Джотто является, требует вызова истца и уплаты за роспись двух флоринов; а тот требует уплаты двух флоринов ему. Выслушав доводы, судьи ввиду того, что объяснения Джотто были более вескими, постановили, чтобы заказчик взял свой расписанный, как он есть, щит и уплатил Джотто шесть лир, так как Джотто был прав. Так и при шлось ему взять щит и уплатить деньги, после чего его отпустили. Таким образом, тому, кто сам не знал своего места, его указали другие. Ведь каждый ничтожный человек хочет иметь герб и быть родовитым; а среди подобных людей есть такие, что отцы их были подобраны и помещены в убе жищах для брошенных детей.

Новелла 64

Аньоло ди сер Герардо отправляется на турнир в Перетолу, будучи семидесяти лет от роду. Лошади его под хвост кладут репей чертополоха, почему она несется, не останавливаясь, до самой Флоренции, а всадник подпрыгивает все время на ней со шлемом на голове

Не так давно жил во Флоренции чудак, которого звали Аньоло ди сер Герардо,[162] человек вроде шута, который передразнивал любого. Так как он водился с некоторыми гражданами, которые находили в этом общении удовольствие, и в то время была мода на турниры, то Аньоло отправился кое с кем из своих знакомых в Перетолу,[163] куда они направились на турнир, и принял также участие в состязаниях. С этой целью он выпросил у жителей Красилен в Борго Оньиссанти лошаденку, настоящую клячу, высокую и тощую настолько, что она представлялась воплощением голода. Прибыв в Перетолу, наш молодец приказал надеть на себя вооружение и стал в той стороне площади, откуда ему приходилось скакать в направлении Флоренции. Приятели Аньоло в один миг надели ему на голову шлем, дали в. руки копье и подложили под хвост лошади репей чертополоха. Седло было очень высоким, так что от Аньоло виден был один только шлем, и он напоминал в таком виде человека, о котором неоднократно сам рассказывал в обществе друзей.

Кляча, снявшись с сидевшим на ней Аньоло с места и почувствовав чертополох, принимается делать скачки; Аньоло болтается в седле между луками во все стороны и роняет свое копье на землю, а лошадь бросается из стороны в сторону, лягается и, наконец, пускается вскачь по направлению к Флоренции. Все стоявшие кругом разразились смехом, Аньоло было не до смеха, так как он самым жестоким образом ударялся об обе луки, и в таком виде, терзаемый при каждом шаге и толчке, достиг ворот Прато.[164] В бешеной скачке влетел он в ворота, так что таможенная стража совершенно растерялась, и, пронесшись вниз через Прато, где каждый мужчина и женщина спрашивали в изумлении: «Что это значит?», доскакал до Борго Оньиссанти.

И здесь-то лошадь начала носиться, и бросаться вперед, и бить задом, так что каждый убегал и кричал: «Кто это такой? Что это значит?»

А лошадь продолжала свое, пока не достигла Красилен, где находился ее двор. Здесь ее схватили за поводья и ввели во двор.

Когда Аньоло спросили: «Кто ты такой?», то он только вздыхал и жаловался; когда ему развязали шлем, он кричит и жалуется: «Бедный я! Делайте потихоньку».

После того как с Аньоло сняли шлем, голова его походила больше на череп или на голову человека, умершего несколько дней тому назад.

Его стянули с седла, что стоило усилий другим и боли ему самому. Все время продолжая жаловаться, он никак не мог держаться на ногах, поэтому его положили на кровать. Когда вошел тот, кому принадлежали дом и лошадь, и он узнал, в чем дело, то разразился смехом, и, пройдя туда, где находился Аньоло, сказал: «Я не думал, Аньоло, чтобы ты был Джаном ди Грана[165] и принял участие в турнире. По крайней мере, когда ты просил у меня лошадь, то тебе, наверное, нужна была не эта, а другая, ибо эта не для турнира, и ты ее испортил.

Аньоло отвечал: «Испортила она меня, потому что она, видимо, с норовом. Если бы у меня была хорошая лошадь, то я нанес бы противнику хороший сокрушающий удар и заслужил бы честь, тогда как теперь я опозорен. Прошу тебя, пошли теперь, ради бога, за моим платьем в Перетолу, да вели передать тем молодым людям, что я не пострадал нисколько, потому что доброе вооружение спасло меня».

Тогда послали за его платьем, вслед за которым явились и те, кто устроили себе из этого дела развлечение. Войдя к Аньоло, они спрашивают его: «Боже мой! Жив ли ты, сер Бенги (таково было его прозвище)?»