Антология - Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского
Самсон побеждает льва
И в день седьмой Самсон сказал своей жене:Я вижу, что открыть загадку должно мне,Хотя упреками и плачем непрестаннымТы вред несешь себе и всем филистимлянам, —Я жалобам твоим внимать уже устал:«Ядущий стал ядом, и сладок сильный стал».
Вблизи Фимнафы лев, чудовищный и дикий,Уже давно блуждал, и вред чинил великий,Живущих иль губя, иль ужасом гоня —Но довелось ему наткнуться на меня.Возрыкал грозно он окровавленной пастью —Но безоружен я в ту пору был, к несчастью.Мне истребить Господь велел сию чуму —Я льва узрел — и вот противостал ему.Тогда взъярился лев, познав мою отвагу,Тогда постиг, что я не уступлю ни шагу,Победа — он считал — за ним наверняка,Он распаленно стал хлестать хвостом бока,Он поднял голову — надменно, горделиво, —Натужился хребет, восстала дыбом грива.Порой бывает так: несильный древоделСогнул тяжелый прут, однако не сумелСкрепить его концы — и тотчас прут упругийСо свистом прочь летит, презревши все потуги.Так точно взвился лев, себе же на бедуПризнавши плоть мою за добрую еду.Я шуйцей плащ ему, летящему, подставил,Десницу я вознес, я свой удар направилПромеж его ушей, и лев, силен, свиреп,Стал на мгновенье глух, а купно с тем и — слеп.Никак не чаявший приветствия такого,Он снова поднялся, и он возрыкал снова,Не столь, как прежде, нагл, не столь, как прежде, яр;Не много сил ему оставил мой удар.Он прыгнуть вновь хотел, воспомня свой обычай,Но тотчас же моей содеялся добычей:Я на него упал, чтоб он воспрять не мог,Всей тяжестью своей я вмял его в песок,Я был безмерно рад подобной схватке доброй!Трещал его хребет, хрустя, ломались ребра,Я знаю, был в тот час со мной Господень дух!Я льва убил! Порой так юноша-пастух,Когда его нутро тяжелый голод гложет,Козленка разорвать двумя руками может.
Немного дней прошло, — я, шедши налегке,Нашел пчелиный рой во львином костяке,Я соты преломил, разьяв костяк блестящий,И ел чудесный мед, — а что бывает слаще?Теперь, ты видишь, я загадку разгадал:«Ядущий стал ядом, и сладок сильный стал».
Чума
Когда грехи людей становятся безмерны —Бог очищает мир бичом своим от скверны.Пред гладом и войной наш страх не столь велик,Как ужас пред Чумой, открывшей жуткий лик.Она грядет, явив пергаментные щеки,Кровоточащий нос, верней — провал глубокий,Гнилых зубов пеньки, в глазах застывший гной,Язык, сочащийся зловонною слюной,Синюшную гортань с дыханием нечистым,В груди неровный хрип, мучительный, с присвистом,Главу дрожащую и лысую, как шар,Из глотки рвущийся наружу смрадный пар.Объята пламенем прогнившая утроба,Конечности при том трясутся от озноба,Вся кожа в плесени и в чешуе сырой,Бубоны, желваки, покрытые корой.Кнут — левая рука, и факел — вместо правой,С клевретами она — с Поджогом и Расправой.И где пройдет она — подожжены всегдаКварталы, улицы, позднее — города,И страны целые смердят огнем и тленьем:Все это суть урок грядущим поколеньям.Чудовище! Твои знакомы мне черты,Ты рядом, ты со мной — но здесь бессильно ты,Верховная рука тебе здесь руки свяжет,Исполнившей свой долг, тебе уйти прикажет,Тебе, явившей нам гнев Господа и власть.И мы должны тогда к Его стопам припасть,И боле ничего не опасаться можем:Избавлен от Чумы живущий в страхе Божьем.
Йост ван ден Вондел
(1587–1679)
Новая песня Рейнтье-Лиса
На мотив: «Аренд Питер Гейзен…»
IЗапел пройдоха Рейнчик,Запел на новый лад:Уж если есть портвейнчикВ бокалах бесенят,При них и этот гад.Почто, прохвост, повесил хвост,Поджал его под зад?
IIОтменнейшею куройПочтили небесаНаш Амстердам понурый, —Ну, чем не чудеса,И это ль не краса,И что мудрей, чем власть курей?Да, ну а что — лиса?
IIIСчиталась та наседкаЗа важное лицо:Златое — и нередко! —Несла она яйцо.Народ тянул винцо,Текла река из молока,Любой жевал мясцо.
IVНо Рейнчик морду лисьюРешил явить и там,И тут же двинул рысьюВ беспечный Амстердам,И приступил к трудам;Созвал народ — и ну орет:«Я вам совет подам!
VНе быть бы вскоре худу!Вам всем грозит беда!Вы что же за паскудуПустили в сень гнезда?Горите со стыда!Я вас навек, — Рейнтьюля рек, —Спасу, о господа!»
VIНадзорщик, глупый малый,Все выслушал всерьез, —Он, взор напрягши вялый,Порой видал свой носИ мнил: «Рейнтьюля — гез!»«Ты славно скис! — подумал лис, —Закроем же вопрос».
VIIЛис бедной птахе глоткуНемедля разорвал,И курью плоть в охоткуТерзал и раздавал,И люто ликовал,Народ, как встарь, глодал сухарь,А Рейнтье — пировал.
VIIIНо с голоду, поди-ка,Народ, не залютей;Деревня взвыла дико:«О, тысяча смертейНа лисовых детей!Мы все в беде! Где ж кура, где?Ни мяса, ни костей!»
IXЗаслыша рев мужичий,Оскалил Рейнтье пасть —«Блюдите свой обычай!Теперь — лисичья власть,Я править буду всласть.Чтоб мой сынок доспел бы в срокВ начальники попасть!»
ХПри сих речах РейнтьюлиГлаза мужик протер,И взвыл: «Меня надули!Да это просто вор!Невиданный позор!Ох, и задам да по мордам —Пускай не мелет вздор!»
XIТогда дошло до дяди,Что он не ко двору,И он, спасенья ради,Убрался подобру:Залез в свою норуИ начал пить, чтоб утопитьВ вине свою хандру.
XIIНо спрячешься едва лиНа самом дальнем дне:Над ним нужду справлялиВсе кобели в стране.Лис возрыдал к жене,Она ж ему: «Прилип к дерьму,Не липни же ко мне».
XIIIТому, кто лис по крови, —Не верьте чересчур:Пусть прячется в дубровеСтервец, крадущий кур, —Будь рыж он или бур;Прочь словеса — живет лисаВ любой из лисьих шкур!
Пускай поет колоратуру,Но поначалу снимет лисью шкуру.
Развратники в курятнике
(в сопровождении роммелпота)
Мартен, друг мой и соратник,Начинай свою игру,К ней слова я подберу,Растревожу весь курятник.Есть мотив для песни, друг:Нынче Коппену каюк.
Чрезвычайно расторопен,Из Брабанта он пришел;Средь полей и нищих селДолго пробирался Коппен,От испанского мечаМощно давши стрекача.
Он собранием петушьим,Чуть явясь ему впервой,Тут же принят был как свой —С уваженьем и радушьем,Но в короткий самый срокВстал он горла поперек.
Все коллеги по насестуГоворили: «Коппен, друг,Вырвать жала у гадюкНынче очень будет к месту!Обличительную речьГордо нам прокукаречь!»
Но отвратен РыдоглазуРечи коппеновской пыл;Сей премудрый возопил:«Требую унять пролазу!Мира нам не знать, покаНе спихнем его с шестка!»
Чаще плачут крокодилы,Чем рыдает Рыдоглаз;Правда, слезы в этот разНе явили должной силы,Ибо на любом углуПели Коппену хвалу.
Коппен, в пении неистов,Слышен был во всех дворах, —Понуждая пасть во прахСиплых воронов-папистов,Разносилось далекоКоппеново «ко-ко-ко».
Но печально знаменитыйПетушонок ТолстолобСтал протестовать взахлеб:«Нешто я дурак набитый?Мне ль возвысить не пораЗнамя птичьего двора?
Я проквохтать честь по честиВсе решился петуху,Что в короне, наверху,На златом сидит насесте!Я, свой пыл не утоля,Обкудахтал короля!
Так что горе куролесу,Словоблуду и хлыщу!Я хитон с него стащу,Я ему испорчу мессу!Я спихну еретикаНынче с нашего шестка!» —
«Браво! Я вдвоем с тобою!» —Подпевал ему Кулдык,Подстрекавший забулдыг —Недорослей к мордобою,Чтоб растерзан был толпойЗлоязычный Пивопой.
Сброд погром устроил мигом:В драке наподобье тойДревле пал Стефан святой.Но ответил забулдыгамКомендант: в конце концовПристрелил двух наглецов.
Речь взгремела Дудкодуя:«Громче грянь, моя труба!Славься, честная борьба!Голодранцы, негодуя,Поведут ужо плечом —Всем покажут, что почем!»
Глядючи на эту кашу,Тихоплут растил брюшко:Жить, подлец, тебе легко,Только надо ль бить мамашу?Коль осатанел, со злаБей осла или козла.
Коменданту сброд в округеПрочил скорый самосуд:Об отмщенье вопиютУбиенные пьянчуги!Воздавая им почет,Что курятник изречет?
Из побитых забулдыг тамБыл один весьма хвалим;Занялся курятник им;Забулдыга был эдиктомВозведен в большой фаворСвятотатцам на позор.
Коменданту петушатнейБыл вчинен кровавый иск:Раздолбать злодея вдрызг!Нет преступника отвратней!Горе! Кары не понесБогомерзкий кровосос!
Петухи орали: «Братцы!Нас покинул куропас!Ишь, под клювом-то у насПоплодились куроядцы!Птичню вызволим скорейИз-под вражьих топтарей!»
Злость объяла Кокотушу:«Распознавши гнусный ков,Истребим еретиков!Вспорем Коппенову тушу!Никаких сомнений нет,Он — проклятый куроед!»
Коппен, ярый в равной мере,Рек: «Не кинь меня в беде,Боже, в сей курятне, гдеЗлочестивцы, аки звери,Правят шабаш, сообщаНа невинных клевеща!»
Коппен, полон красноречья,Проповедовал добром,Что грешно творить погром,Наносить грешно увечья, —И среди пасомых птахПоутих «кудах-тах-тах».
Но Кулдык молчать не хочет:«Паства, ты внимать не смейЧепухе, что этот змей,Этот непотребный кочетПрочит твоему уму:Мне внимай, а не ему!»
Собирает Жаднус глупыйВсех ломбардских петухов:«Зрите скопище грехов!Се кудахчут курощупы!Обуздать давно пораСих сквернителей добра!
Вы спихните василискаВ ядовитую дыру,И ко птичьему дворуВпредь не подпускайте близко;Он растлит в единый мигНаших лучших забулдыг!»
Главный Дурень был взволнован,И сказал такую речь:«Должно клювов не беречь!Коппен должен быть заклеван,Раз не в меру языкаст!Клюйте кто во что горазд!»
Мстит курятник за бесчестье:«Прочь поди, поганый тать,Ты, посмевший кокотать,Оскорбляя все насестье!Разом сгинь, без лишних слов,Окаянный куролов!»
Не стерпевши клювотычинИ чужих «кукареку»,Коппен скоро впал в тоску,Коппен, скорбен, горемычен,Потеряв навеки честь,Должен был с насеста слезть.
Он рыдал: «Уйду! Уеду!»А в курятне петушки,Задирая гребешки,Кукарекали победу:Был безмерно боевитИх самодовольный вид.
Но, блюстители порядка,Ждите: Коппена узретьВам еще придется впредь,Распевающего сладко, —Все восквохчут, веселясь:«Славься, Коппен, курий князь!»
Зрите, городские стражи,Как лютует Толстолоб,Пресловутый остолоп,В проповедническом раже;Он грозит: пришлет баркасИ на нем потопит вас.
Что курятнику приятней,Чем мечтам отдаться всласть,Захватить решивши властьНад валлонскою курятней, —Но кричит петух-француз:«Спрячь, бабуся, пятый туз!»
Знайте, стражи, что негожеПетухам впадать во грех:Покаплунить должно всех!Змей предстанет в новой коже,Но незыблемо вполнеБлагонравье в каплуне.
Коль петух заплакал — значит,Он кого-то наповалНенароком заклевал.Оттого он, аспид, плачет,Что неслыханно устал:И клевался, и топтал.
Мартен, яростный рубака,Ритор и головомой,Подголосок верный мой,Мартен, певчая макака,Гордо шествуй впереди,Всех папистов угвозди!
Если, петухи, охотаПерья вам терять в бою,То терпите песнь мою,Не хулите роммелпота, —Не желаю быть в долгу:Вы наврете — я налгу.
Рейнтье, ведь и ты получишь!Не учи других клевать,Ибо Коппену плевать,Что его хулишь и жучишь:Не притащится тишкомОн с повинным гребешком!
Дурня Главного могу лиЯ в стихе обидеть зря:Сам себя искостеря,Пусть в Алжир плывет в кастрюле,Чтобы дотянуть, дрожа,До кастрильного ножа!
Что нахохлились сердито?Что цепляетесь к словам?Это все поведал вамБезответственный пиита,Что потщился, не соврав,Описать куриный нрав.
Вопросить всего логичнейУ апостола Петра:Птичня, бывшая вчера,Хуже ли новейшей птични?Спорим, Петр-ключарь в ответКоротко ответит: «Нет!»
Скребница
