Сказка сказок, или Забава для малых ребят - Джамбаттиста Базиле
Мазе, что к каждой ямке ухо прикладывал, услыхал топот орковых ног и говорит: «Дела наши плохи: пара шагов орку до нас! Готовьтесь к этой буре как умеете, иначе пропадем». — «Не бойся, — говорит Аскадео. — Я этой страхолюдине сейчас умою рожу». Сказав это, он подбросил камень, и выросла башня, где они укрылись, запершись за железными дверями. Орк прибежал и, увидав, как они надежно укрепились, побежал до дому взять стремянку, с какой виноград собирают, и, взвалив на плечо, помчался снова к башне.
Мазе, что всегда ухо держал наготове, слышит, что орк приближается, и говорит: «Вот уж и догорает светильник надежды, остался Чекконе нашей жизни последним прибежищем. Ибо орк бежит в страшной ярости. Ох как бьется мое сердце, чуя недоброе». — «Быстро же ты обосрался, братец, — отвечает Чекконе. — А ну-ка, дайте место моему дружку. Сейчас увидите, что мы стрел зря не пускаем». Пока говорил он, орк лестницу приставил и вот уж забирается по ней. Чекконе наладил арбалет, прицелился и — раз, орку в самый глаз; и долго-долго он летел, как груша, до земли. Тут Чекконе вышел из башни и тем самым ножом, что орк носил за поясом, срезал ему голову так легко, будто была то головка сливочного сыра.
И с великой радостью они притащили его к королю. И король, счастливый оттого, что вновь обрел свою дочь живой и невредимой, — ведь он уже сотню раз раскаялся, что отдал ее орку, — через недолгое время нашел ей хорошего мужа. Он богато одарил семерых братьев и их матушку, что вывели дочь его из несчастья, не переставая называть себя тысячекратно виновным перед Порциеллой, ибо ради ничтожного каприза вверг ее в величайшую опасность, забыв, сколь тяжко ошибается тот, кто ищет
яиц от волка, пера от ягненкаи пятнадцатый зуб в чесальной гребенке.
Кошка-золушка
Забава шестая первого дня
Цеццолла, побуждаемая мастерицей убить свою мачеху, думает, что заслужит от мастерицы уважение за то, что помогла ей выйти замуж за ее отца, но вместо этого высылается жить на кухню; однако, по волшебному искусству фей, после разных приключений удостаивается чести стать женой короля
Слушатели казались окаменевшими подобно статуям, слушая рассказ о блохе, а затем подтвердили ослиную глупость короля, который подверг такому риску интересы своего потомства и наследование престола в королевстве ради пустой забавы. Наконец, когда все утихли, Антонелла повела такую речь:
— Хоть зависть и способна затеять бездну лукавых дел, но ей удается приобрести разве что грыжу взамен водянки. И только лишь она возомнит, что утопила кого-то в море, как тут же сама оказывается под водой, да еще и разбивается о рифы. Так приключилось с некими завистливыми девицами, о чем пришло мне на мысль вам рассказать.
Да будет вам известно, что жил в прежние времена один вдовый князь, который столь дорожил своей единственной дочерью, будто ничего другого, кроме нее, не видел в целом свете. Для нее он держал искусную мастерицу, которая учила ее вышивать тамбуром, плести кружева, искусно делать бахрому и строчку и при этом выказывала ей такие теплые чувства, что невозможно описать. Но вот отец женился в другой раз. И взял он за себя некую злую и коварную женщину; и, будто подстрекаемая дьяволом, начала эта проклятая женщина питать отвращение к падчерице, постоянно строить ей рожи, да гримасы, да страшные глаза, так что бедная малышка все время жаловалась мастерице на мачехины обиды, говоря ей: «Ах ты боже мой, если бы не она, а ты могла быть мне мамочкой — ты, которая даешь мне столько тепла и ласки!»
И столько тянула она эту песню, что удалось-таки ей запустить мастерице муху в ухо, и та, введенная в искушение бесенком, однажды говорит ей: «Если будет тебе угодно поступить с этой дурной башкой так, как она с тобой, то я стану тебе матерью, а ты станешь мне вместо зрачка в глазу».
Не дав ей договорить, Цеццолла (так звали девушку) отвечала: «Прости меня, что прерываю твою речь. Знаю, как ты меня любишь, и потому молчи, довольно того, что ты сказала. Учи меня мастерству, а остальное сама сделаю. Ты пиши, а я подпишусь». — «Так давай же, — подхватила мастерица, — открой уши да хорошенько слушай, и станет твой хлеб белей, чем яблонев цвет. Как только пойдет отец из дому, скажи мачехе, что хочешь себе выбрать одежду из тех ветхих, что лежат в чулане в большом сундуке, чтобы сберечь те, что теперь на себе носишь. А она-то и рада видеть тебя в заплатах да в рванье. Откроет сундук, чтоб выбрать, что поплоше, а тебе скажет: „Придержи крышку“. Пока будет рыться внутри, ты крышку-то и отпусти, чтоб упала со всей силы да шею бы ей и переломила. Когда это сделаешь — а ты ведь знаешь, что отец твой на все готов, хоть фальшивые деньги бить, лишь бы только ты довольна была, — выпадет случай, когда он тебя приласкает, а ты у него и попроси, чтобы он взял меня в жены. Сделаешь меня счастливой, и будешь госпожой всей жизни моей».
Как услышала это Цеццолла, стал ей каждый час длинней тысячи лет. И наконец удалось выполнить ей в точности все, чему научила мастерица. И когда прошел траур по