Сэмюэл Ричардсон - Английские письма или история кавалера Грандисона

Говорите, любезной Грандиссонъ, другъ мой и братъ: не ужели сіи великія разсужденія будутъ въ вашихъ глазахъ безсильны? Нѣтъ; не льзя сему статься. Епископъ Ноцера мнѣ сказалъ [не укоряйте его за оное] что говоря о вашихъ представленіяхъ, вы обьявили Генералу и ему, что вы не сдѣлали бы столько и для первой въ свѣтѣ Принцессы. Можетъ быть сожалѣніе столькоже имѣло въ томъ у части сколько и любовь: Нещастная Клементина! Впрочемъ естьлибъ не было въ томъ самаго величайшаго препятствія, то я приняла бы ваше сожалѣніе; поелику вы добродушны, благородны, а потому сожалѣніе великодушнаго сердца, подобно Небѣсному, не составляетъ обидъ. Мой родитель и родительница суть самыя снисходительнѣйшія изъ отцевъ и матерей; мой дядюшка, братья и всѣ мои друзья не поступали со мною по другому чувствованію? а безъ сей побудительной причины различіе закона и земли,не было ли бы непреодолимымъ препятствіемъ ихъ согласію? Дѣйствительно такъ, Кавалеръ, не сумнѣвайтесь. И такъ признайтесь что зная какъ вашу такъ и ихъ побудительную причину, притомъ чувствуя что было бы весьма много полагаться въ томъ на собственныя свои силы, по чему оказала бы то, что хотѣла испытывать судьбы небесъ: я не могла изыскать лучшаго средства какъ утвердиться въ моемъ рѣшеніи. О ты бывшій нѣкогда моимъ учителемъ! будь еще для меня онымъ. Вы никогда не подавали мнѣ такого наставленія, отъ коего бы мы оба могли стыдиться. Употребите свое стараніе, какъ я уже васъ о томъ просила въ письмѣ моемъ, къ подкрѣпленію слабой души. Я признаюсь что оное стоило мнѣ ужасныхъ противоборствій. Даже и въ сію минуту, я… превыше… или можетъ быть прениже себя. Я совершенно не знаю гдѣ я, ибо письмо мое не таково каково должно оно быть. Оно чрезвычайно исполнено вами. Я желала, чтобъ оно было коротко, и чтобъ содержало въ себѣ единыя благодарности за всѣ тѣ благодѣянія, кои вы излили на мою фамилію, употребя усильныя прозбы дабы получить отъ васъ, какъ бы новое вспомоществованіе смущеннымъ моимъ мыслямъ, даже и самое средство чтобъ не истощевать въ невозможной признательности.

Сіе письмо приводитъ меня въ удивленіе своею продолжительностію. Простите заблуждающимся моимъ мыслямъ, и вѣрьте что пребываю съ толикою же ревностію къ вашей славѣ какъ и къ моей, ваша и проч.

Клементина делла Порретта.

Примѣчаніе. Прочія письма сей переписки касаются до тѣхъ же самыхъ мнѣній и чувствованій. Наконецъ Клементина призываетъ Кавалера въ Болонію, но съ великимъ спокойствіемъ и гораздо съ большею надеждою со стороны ея фамиліи.

ПИСЬМО LХХХІѴ.

Болонія 17 Августа.

Вчерашняго вечера я прибылъ въ Болонію, но прежде нежели начну описывать пріемъ мой, я долженъ увѣдомить васъ, что госпожа Оливія возвратилась въ Флоренцію въ то самое время когда я приготовлялся оставить сей городъ. Съ какимъ тщаніемъ ни старался я скрытъ отъѣздъ мой, но не могъ избѣжать чтобъ не посѣтить ее, когда она приказала меня просить къ себѣ. Я не желаю описывать ея вспыльчивость наипаче когда она узнала что я возвращаюсь въ Болонію. Я оставилъ ее въ сей ярости. Весьма чрезвычайное предпріятіе, отъ коего я съ трудомъ могъ избавться слѣдующаго дня, кажется мнѣ проистекло изъ того же источника. Однако я уѣхалъ не дѣлая нималѣйшаго изслѣдованія ниже жалобы.

Я равно долженъ упомянуть что посѣтилъ Графа Бельведере по моему обѣщанію. Генералъ въ Неаполѣ, а Графъ въ Пармѣ приняли меня съ величайшими знаками учтивости, оба, не сумнѣвайтесь о томъ по одинакой побудительной причинѣ. Генералъ съ своею супругою возвращаясь въ Болонію провожали меня до половины дороги къ Флоренціи. Они ѣхали веселиться съ своими друзьями живущими въ Урбинѣ и Болоніи по причинѣ того рѣшенія, въ коемъ ихъ сестрица утвердилась и поздравлять ее за ея мужество, какъ то уже Генералъ сдѣлалъ черезъ письмо, кое мнѣ показалъ. Въ немъ заключались также засвидѣтельстваванія и похвалы мнѣ приписанныя: безъ сумнѣнія можно изьясниться съ учтивостію о такомъ человѣкѣ, которой нималой не причиняетъ опасности ниже зависти. Онъ желалъ меня одарить великими подарками: но я не принялъ ихъ, такимъ однако образомъ, что онъ не могъ почесть себя обиженнымъ моимъ отказомъ.

Прибывши же вчерашняго вечера я пошелъ въ палаты делла Порретта, я зашелъ сперва къ господину Іерониму, съ коимъ имѣлъ переписку во время моего отсудствія. Онъ принялъ меня съ восторгами радости и моя радость не менѣе была выразительна, усмотря что онъ приходилъ въ совершенное здравіе. Онъ начинаетъ уже по нѣскольку ѣсть; спитъ весьма спокойно, и большую часть дня препровождаетъ уже не во снѣ. Словомъ, какъ его, такъ и его сестрицы здравіе водворяютъ паки радость въ сердцахъ ихъ фамиліи. Но онъ далъ мнѣ выразумѣть, что къ совершенному его благополучію не достаетъ единой токмо власти назвать меня своимъ братомъ; и воспламенясь отъ такой мысли онъ заклиналъ меня именемъ Божіимъ, пожимая мою руку и омачивая ее своими слезами, привести сіе дѣло къ своему заключенію. Маркизъ, Маркиза, Прелатъ и отецъ Марескотти пришли въ сіе время благодарить меня и похвалить за мою переписку съ любезною ихъ Клементиною. Прелатъ и отецъ клялись мнѣ, что во всю жизнь ихъ я буду имѣть участіе въ ихъ молитвахъ, и что они будутъ просишь Бога низпослать мнѣ Клементину гораздо изящнѣйшею и прелѣстнѣйшею, естьли токмо возможно, нежели та, коея мнѣнія престаютъ соотвѣтствовать ихъ ожиданію. Генералъ съ своею супругою спустя два дни послѣ меня сюда прибылъ, но они отлучились для нѣкоторыхъ посѣщеній.

Между тѣмъ какъ всякой повторялъ свои похвалы, и какъ я принималъ оныя почти въ молчаніи, ибо я представлялъ лице Посланника въ толь критическомъ состояніи, прибыла Камилла сказать Маркизу, что Клементина съ нетерпѣливостію желаетъ видѣть своего друга. Я васъ поведу къ ней, сказала мнѣ сія нѣжная мать. Она встала, и я слѣдовалъ за нею.

Ея дочь, увидя меня, подходила ко маѣ съ разпростертыми руками, называя меня четвертымъ своимъ братомъ, и съ великою живостію благодарила меня за мои письма. А какъ она усильно меня просила въ одномъ своемъ письмѣ, употребить мою довѣренность у ея фамиліи, дабы позволяли ей вступишь въ монастырь, и я сильно опровергалъ сіе мнѣніе, то она жаловалась за то супротивленіе, кое я дѣлалъ ея желаніямъ. Вы знаете, Сударыня, сказала она своея матери, что ето моя прежняя склонность, которой я никогда не оставлю; и обратясь ко мнѣ сказала: о Кавалеръ, ваши опроверженія меня не преодолѣли.

Такъ, Сударыня, я ето ясно вижу, ибо естьлибъ Клементина была тѣмъ убѣждена; то послѣдовала бы своему убѣжденію.

О Г. мой! Вы весьма опасны, я то чувствую. Естьлибъ нѣкоторой случай учинился дѣйствительнымъ, то я совершенно бы пропала. Не увѣрены ли вы, Г. мой, что я совершенно бы погибла въ главныхъ своихъ правилахъ? Естьли вы увѣрены, то я надѣюсь что вы также послѣдуете своему убѣжденію.

Мнѣ кажется, любезной Докторъ, что зная меня довольно хорошо, она могла бы себя уволить отъ сего шутливаго размышленія. Она даже смѣялась произнося оное. Замѣтьте, что она уже въ состояніи веселиться въ толь важномъ случаѣ. Можетъ быть пожелала она принять на себя такой видъ, какой усматривала во мнѣ. Но по всему вышеозначенному я начиналъ вѣрить, какъ бы не думали теперь о отдаленности, однако весьма вѣроятно что со временемъ она достигнетъ до чувствованія своего долга, когда оный будетъ ей представленъ толико могущественными ходатаями, коихъ она имѣетъ въ своей фамиліи. Но, чтобы ни могло случиться, естьли о токмо въ семъ состоитъ ея честь, равно и всѣхъ ея друзей; то я не могу совершенно быть безъ радости.

Я ласкаюсь, сказалъ я ей, что ваши желанія къ уединенію по крайней мѣрѣ будутъ на нѣкое время отложены. Онѣ сходствуютъ съ силою нѣкоторыхъ моихъ разсужденій, но я примѣчаю, что еще не со всѣмъ безнадежно получить согласіе отъ ея фамиліи.

Генералъ и Графъ, прибывшіе сюда въ сіе время съ поспѣшностію пришли ко мнѣ засвидѣтельствовать свое почтеніе. Колико они оба симъ занимаются? По прозьбѣ Маркизы мы пошли въ горницу къ Іерониму, гдѣ Маркизъ, Прелатъ и отецъ Марескотти еще находились. Каждой паки началъ благодарить меня за то обязательство, коимъ они одолжены моимъ услугамъ; а когда начали они желать мнѣ всякаго благополучія; то я имъ сказалъ, что отъ нихъ зависитъ сдѣлать мнѣ чрезвычайное удовольствіе. Они понуждали меня всѣ единогласно изьясниться: оно состоитъ въ тамъ, отвѣчалъ я, чтобъ позволено мнѣ было склонить нѣжнаго моего друга, господина Іероима, ѣхать со мною въ Англію. Г. Ловтеръ почтетъ себѣ за щастіе продолжать о немъ свои попеченія съ толикимъ же тщаніемъ въ Лондонѣ какъ и здѣсь, хотя онъ рѣшился, естьли и не согласятся на мою прозбу, не оставлять его до совершеннаго выздоровленія.