Питер Акройд - Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера
Паламон отвечал ему, не таясь:
«Ваше величество, нам нечего сказать. Мы оба заслуживаем смертной казни. Мы – двое злосчастных бедняг, две жертвы судьбы, которым собственная жизнь в тягость. И вы, как справедливый владыка и судья, не выказывайте к нам снисхождения, не предоставляйте нам убежища. Но окажите мне одну милость: убейте меня первым. Но потом не забудьте убить и его. А впрочем, пожалуй, убейте первым его. Это безразлично. Рассказать вам, кто он? Перед вами – Архита, ваш заклятый враг, которого вы изгнали из Афин под страхом смерти. Да, без сомнения, смертная казнь – вот судьба, которую он заслуживает. Но вам он известен и под другим именем. Это тот самый человек, который явился к вашему двору, назвавшись Филостратом. Вы не узнаете его? Он дурачил вас много лет. Вы даже назначили его своим главным сквайром. И это тот самый человек, который называет себя воздыхателем Эмилии! Что ж. Довольно об этом. Раз настал день, когда я должен умереть, то я признаюсь вам во всем. Я – злосчастный Паламон, и я совершил беззаконный побег из вашей тюрьмы. Я тоже ваш заклятый враг, и я тоже сознаюсь, что влюблен в прекрасную Эмилию. Что ж, теперь я умру у нее на глазах! Это предел моих желаний. Итак, я прошу, чтобы мне и моему товарищу вынесли смертный приговор. Мы оба заслужили такую участь».
На это достойный герцог Тесей отвечал:
«Добавить тут нечего. Признание излетело из твоих собственных уст. Ты сам произнес обвинительную речь. Мне остается лишь вынести приговор. Нет нужды применять дыбу или тиски для больших пальцев. Вы оба должны умереть – вот и всё. Клянусь в этом покровителем моей жизни – великим Марсом».
Но тут его королева, Ипполита, принялась плакать от сочувствия и жалости. Вслед за ней заплакала Эмилия. А затем конечно же и все дамы, находившиеся тут же, залились слезами. Они оплакивали двух благородных рыцарей, которых ждала столь жестокая участь. Ведь они спорили между собой только из-за любви. Увидев огромные кровавые раны на их прекрасных телах, женщины воскликнули хором:
«О государь, смилуйся над нами, женщинами!»
Они упали на землю, коснувшись ее голыми коленями, и уже собирались облобызать ему ноги в знак мольбы. Но тут гнев Тесея прошел. Жалость ведь легко находит дорогу к добрым сердцам. Вначале он пришел в ярость от мысли, что эти рыцари пренебрегли его властью, но теперь, немного поразмыслив, он понял, что преступление их не столь уж велико. Ведь у них имелись некоторые основания поступить так, как они поступили. Гнев его стал обвинителем, а разум выступил защитником. Тесей понимал, что любой влюбленный станет добиваться своей цели, что любой узник попытается бежать из темницы. Это же естественно. Это так по-человечески. А еще он пожалел женщин, которые продолжали лить слезы.
Он некоторое время размышлял, а потом тихонько сказал сам себе: «Проклятье тому бессердечному правителю, который признает только львиный закон и без всякой жалости карает равно и смиренного, и заносчивого, который не видит разницы между нераскаявшимся и повинившимся. Позор тому, кто мерит всех людей на единых весах».
Итак, гнев его унялся. Он поднял заблестевшие глаза и громко обратился ко всем собравшимся.
«Да благословит меня и всех вас бог любви! – воскликнул он. – Сколь велико его могущество! Никто не в силах противостоять ему. Он сметает любые препятствия. Сами чудеса, что он творит, говорят о его божественности: он ведь может обратить человеческое сердце в любую сторону, в какую пожелает. Взгляните на Архиту с Паламоном! Оба они вырвались на волю из темничной башни и могли бы припеваючи, по-царски жить в Фивах. Оба они знали, что я – их заклятый враг и что в моей власти лишить их жизни. И что же? Бог любви привел их сюда, где их ждала смерть. Подумайте об этом. Не верх ли это безумия? Но такое безумие и выдает истинного влюбленного. Поглядите на них, ради бога. Видите, как они окровавлены? Видите, в каком они состоянии? Так-то отплатил им за верную службу их господин и повелитель, бог любви! Но конечно же они почитают себя людьми разумными и добродетельными в своем служении, что бы с ними ни происходило. А знаете, в чем здесь соль? Та дама, что зажгла в них такую пламенную страсть, знала об этом не больше, чем я. Ведь Эмилия точно так же не ведала об их опрометчивой доблести, как и птицы, что прячутся в деревьях над нами. Однако всем нам приходится закаляться в огне любви – горячи мы или холодны, молоды или стары. Я и сам это хорошо знаю. Много лет назад я тоже служил этому богу. А так как мне все известно о муках любви, известно, сколь тяжкую рану она наносит, когда влюбленный попадается в ее сети, то я безоговорочно прощаю этим рыцарям их прегрешения. Я соглашусь на мольбы моей супруги, которая стоит здесь передо мной на коленях, и моей дорогой сестры Эмилии.
Но только с одним условием. Вы оба должны поклясться, что никогда больше не вторгнетесь в мои владения. Вы никогда не должны идти на меня войной, а, напротив, вы поклянетесь стать моими друзьями и союзниками. Только при этом условии вы получите прощение».
Паламон и Архита смиренно и благодарно приняли условия Тесея. В свой черед они попросили его стать их господином и покровителем, на что он великодушно согласился.
«В силу вашего царского происхождения и богатства, – сказал он, – каждый из вас достоин жениться на принцессе или даже на королеве. Это очевидно. Если бы я мог говорить за Эмилию, из-за которой вы оба перенесли столько страданий, – что ж, полагаю, вы и сами понимаете, что она может выйти замуж только за одного из вас. Вы можете вечно спорить между собой, но – хотите вы того или нет – обручиться с ней может только один. Второй останется ни с чем. Ревнуйте, гневайтесь сколько угодно. Но такова истина. Итак, выслушайте меня – я сейчас расскажу вам, как мы будем определять, кому из вас судьба предназначила Эмилию, а от кого отвернулась. Вот что я придумал. Такова моя воля, и вы должны подчиниться ей ради собственного же блага. Я не стану выслушивать никаких возражений и споров. Я ставлю условием, что оба вы сейчас уедете отсюда, каждый своей дорогой, без помех и без выкупа, а ровно через год возвратитесь: каждый – в сопровождении сотни рыцарей в полном вооружении, готовых к турниру. Исход битвы между вашими воинствами и решит, кто из вас получит руку Эмилии. Клянусь вам своей рыцарской честью, что так и будет. Я награжу того из вас, кто окажется сильнее. Убьет ли кто из вас своего противника или силою своей сотни рыцарей изгонит его с места поединка, – победителю я отдам в жены Эмилию. Итак, удача улыбнется смельчаку. Турнир состоится вот здесь, и – да смилостивится Господь над моей душой – я буду справедливым и праведным судьей в этом состязании. И я позволю одержать верх лишь одному. Один из вас будет убит или пленен. Если вы оба согласны, тогда подтвердите это и хорошенько готовьтесь к сражению».
Кто был в этот миг веселее Паламона? Кто радовался больше Архиты? Я не в силах описать вам то ликование, что охватило всех собравшихся в ту минуту, когда Тесей огласил свое решение. Он поступил так благородно, что все присутствующие опустились на колени и поблагодарили его. Особенно пылко выражали свою благодарность оба фиванца. И вот, высоко подняв голову, окрыленные надеждой, Паламон и Архита отправились к себе на родину – в древний город Фивы. У них был год на то, чтобы подготовиться к решающей битве.
Часть третья
Не сомневаюсь, вы станете обвинять меня в небрежности, если я умолчу о тех тратах и хлопотах, в которые пришлось войти Тесею, когда он готовился к королевскому турниру. Он велел возвести амфитеатр такой величины, что, осмелюсь вам сказать, во всем мире не было большего. Амфитеатр был выстроен в форме круга, в милю по периметру, и обнесен крепкими стенами и рвами. Сиденья ярусами поднимались на высоту шестидесяти футов, да так ловко были устроены, что каждый зритель без помех мог видеть целиком всю арену. С восточной стороны стояли ворота белого мрамора, гармонично уравновешенные точно такими же с западной стороны. Настоящая мечта, воплощенная в камне. Еще ни одно сооружение такого размаха и такой красоты не возводилось с такой быстротой. Тесей бросил клич по всей своей земле и созвал всех до одного мастеров, искушенных в арифметике или геометрии; он нанял для строительства этого чудесного театра лучших художников и самых прославленных ваятелей. А потом – чтобы было где совершать жертвы и обряды – он велел построить алтарь и святилище Венеры над восточными воротами. Над западными же воротами был сооружен храм Марса. Их строительство обошлось Тесею в целую повозку золота! А на северной стороне, в башенке, выраставшей из стены, Тесей возвел изящный храм богини целомудрия Дианы, искусно сложенный из белого алебастра и красного коралла.
Я чуть не забыл рассказать вам, какая благородная резьба, какие искусные картины – произведения лучших мастеров – украшали эти три храма. Так, на стенах храма Венеры запечатлены верные служители любви, томящиеся бессонницей и изнемогающие от жалобных вздохов; тут же были картины, изображавшие страдания влюбленных: их священные слезы, стенания и жаркие приступы страсти. И клятвы, которые они приносили. А также фигуры, олицетворявшие Наслаждение и Надежду, Желание и Безумство, Красоту и Юность, Веселье и Великолепие, Роскошь, и Заботу, и Ревность. Ревность была увенчана гирляндой из золотых бархатцев – это эмблема жестокости и отчаяния; на руке у нее сидела кукушка – пестрая птица, символизирующая неверность. Фрески на стенах живописали сцены всяческих пиршеств, концертов, пения и плясок, посвященных любви. Тут были символы желания и хвастовства, всех перипетий любви, какие только бывают на свете. Я не могу их все перечислить. Достаточно сказать, что весь остров Цитера, вотчина и излюбленная обитель Венеры, словно плыл на стенах этого святилища.
