Удивительные приключения барона Мюнхгаузена - Готфрид Август Бюргер
Мы подняли паруса и отплыли из Амстердама с важными поручениями правительства Голландских штатов. Ничего достопримечательного в пути не произошло, если не считать сильнейшего шторма. Об этом шторме мне все же приходится упомянуть, ввиду его удивительных последствий. Ураган поднялся в то время, как мы стояли на якоре возле какого-то острова, где должны были пополнить наши запасы воды и дров. Он свирепствовал с такой силой, что вырывал с корнем множество необычайно толстых и высоких деревьев и швырял их в воздух. Хотя многие из этих деревьев весили сотни центнеров, они снизу казались, ввиду невероятной высоты, — их подбросило по меньшей мере миль на пять вверх, — не крупнее птичьих перышек, которые иногда порхают по воздуху.
Но стоило урагану утихнуть, как каждое дерево вертикально опустилось вниз, прямо на свое место, и сразу же пустило корни. Таким образом, не осталось почти никаких следов опустошения. Только одно, самое высокое дерево составило исключение. Когда бешеной силой ветра оно было вырвано из земли, на ветвях его как раз сидел крестьянин со своей женой. Они срывали огурцы, — в той части света эти дивные плоды растут на деревьях. Честная супружеская пара совершила полет с такой же покорностью, как баран Бланшара.[27]
Тяжесть их тел, однако, заставила дерево отклониться от своего старого места. Кроме того, оно опустилось в горизонтальном положении. Все жители острова, а также их все-милостивейший царек во время бури покинули свои жилища, боясь, что будут погребены под обломками. Царек как раз собирался) возвращаясь к себе домой, пройти через сад, как сверху рухнуло дерево, на котором сидели супруги, и, к счастью, убило царька наповал.
К счастью? Да, да, к счастью! Ибо, милостивые государи, этот царек был, с позволения сказать, самым гнусным тираном, а жители острова, не исключая даже его фаворитов и фавориток, — самыми несчастными созданиями под Луной. В его кладовых гнили съестные припасы, в то время как подданные, у которых эти припасы были силой отобраны, умирали с голоду!
Его острову не приходилось бояться иноземных врагов. Тем не менее он забирал каждого молодого парня, собственноручно избивал его, пока не превращал в героя, и от времени до времени продавал свою коллекцию тому из соседних князей, кто готов был дороже заплатить. Это давало ему возможность к миллионам ракушек, оставленных в наследство отцом, добавить новые миллионы…
Нам рассказали, что такие возмутительные принципы он привез из поездки на Север. Мы не решились, несмотря на самый горячий патриотизм, оспаривать подобное мнение уже по одному тому, что у этих островитян «путешествие на Север» может с таким же успехом означать как поездку на Канарские острова, так и увеселительное путешествие в Гренландию. Требовать уточнения мы по ряду причин сочли нежелательным.
В награду за великую услугу, оказанную, хотя и случайно, своим согражданам, пара собирателей огурцов была возведена ими на освободившийся трон. Эти добрые люди, правда, во время полета по воздуху настолько приблизились к светилу мира, что утратили свет своих очей, а в придачу еще и частицу своего внутреннего света. Но это не помешало им так хорошо управлять своим островом, что все подданные, как мне позже стало известно, никогда не съедали огурца, не проговорив при этом: «Бог да сохранит нашего господина!»
Приведя в порядок наш корабль, сильно пострадавший от шторма, и почтительно распрощавшись с монархом и его супругой, мы подняли паруса и отплыли, подгоняемые довольно сильным ветром. Через шесть недель мы благополучно достигли Цейлона.
Прошло недели две после нашего прибытия, когда старший сын губернатора предложил мне отправиться вместе с ним на охоту, на что я с удовольствием согласился.
Мой друг был высокий и сильный мужчина, привыкший к местному климату и жаре. Зато я, несмотря на то, что не позволял себе лишних движений, очень быстро ослабел и к тому времени, когда мы добрались до леса, значительно отстал от своего спутника.
Я собирался было присесть и отдохнуть на берегу бурного потока, уже некоторое время привлекавшего мое внимание, как вдруг услышал шорох, доносившийся со стороны дороги, по которой я пришел сюда. Я оглянулся и замер, словно окаменев, при виде огромного льва, который направлялся прямо ко мне. Он не скрывал своего намерения всемилостивейше позавтракать моим бренным телом, не испросив на то моего согласия. Мое ружье было заряжено простой мелкой дробью. Раздумывать было некогда, да и мешала растерянность. Я все же решил выстрелить в зверя, надеясь хотя бы испугать его или, может быть, ранить. Но так как я с перепугу даже не выждал, пока лев приблизится ко мне на нужное расстояние, то своим выстрелом я только разъярил зверя, и он в злобе бросился на меня. Подчиняясь скорее инстинкту, чем разумному рассуждению, я попробовал совершить невозможное — бежать. Я повернулся и… (еще сейчас при одном воспоминании об этом меня обдает холодный пот) в нескольких шагах от себя увидел омерзительного крокодила, который уже раскрыл свою страшную пасть, собираясь проглотить меня.
Представьте себе, господа, весь ужас моего положения! Позади меня — лев, передо мной — крокодил, слева — бурный поток, справа — обрыв, в котором, как я узнал позже, кишели ядовитые змеи.
Ошеломленный от страха, — а это нельзя было бы в таком положении поставить в вину даже и Геркулесу, — я бросился на землю. Все мысли, на которые я еще был способен, сводились к страшному ожиданию: вот-вот в меня вопьются клыки и когти беспощадного хищника или я окажусь в пасти крокодила.
Но вдруг до меня доносятся какие-то совершенно непонятные звуки. Я решаюсь приподнять голову и оглянуться, и что же, как вы думаете, что я увидел? Оказалось, что лев, в ярости ринувшийся ко мне, в ту самую секунду, когда я упал, с разбегу перескочил через меня и угодил прямо в пасть крокодила. Голова одного застряла в глотке другого, и они бились, стараясь освободиться друг от друга.
Я едва успел вскочить, выхватить охотничий нож
