Данте Алигьери - Божественная комедия (илл. Доре)

Песнь тридцать вторая

Десятилетней жажды — увидеть Беатриче, умершую за десять лет до 1300 г.

Из уст богинь — то есть трех «богословских» добродетелей.

Святое войско шло стезей возвратной. — То есть мистическая процессия повернула обратно на восток (см. Ч., XXIX, 12).

Древо. — Это библейское «древо познания добра и зла», от запретных плодов которого вкусили Ева и Адам. Данте превращает его в символ империи.

Не ранишь клювом — не посягаешь на прерогативы светской власти.

Грифон оборачивается к колеснице (церкви), привлекает ее к сирому, то есть оголенному, древу (империи) и одной из его ветвей связывает с ним ее дышло (крест).

Когда поток большого света (то есть солнечного) смешан с лучами Овна, который соединяется с солнцем вслед за ельцом небесным (созвездием Рыб), — другими словами: весной.

Сказ о Сиринге. — Меркурий усыпил рассказом о нимфе Сиринге и затем обезглавил стоглазого Аргуса, который, по приказу Юноны, неусыпно стерег Ио, возлюбленную Юпитера (Метам., I, 568-747).

И возглас — возглас Мательды (см. ст. 83…84).

Смысл: «Как — в евангельской легенде — пораженные преображением Христа (яблони священной ), апостолы Петр, Иоанн и Яков пали ниц и, очнувшись от его голоса, разрушавшего даже сон умерших, увидели, что на их учителе прежняя одежда и что исчезли беседовавшие с ним Моисей и Илья …»

Ввысь восходят — возносятся на небо.

Семь нимф — семь добродетелей, взявших в руки светильники.

Австр — южный ветер; Аквилон — северный.

Беатриче поручает поэту описать все, что он сейчас увидит. Перед Данте предстанут в аллегорических образах прошлые, настоящие и грядущие судьбы римской церкви.

Орел (птица Дия ), устремляющийся на колесницу с вершины дерева, которому он при этом наносит вред, олицетворяет римских императоров-язычников, преследовавших христианскую церковь в ущерб — по мысли Данте — самой империи.

Лиса — символизирует ереси первых веков христианства.

Снова к колеснице спускается орел и осыпает ее своими перьями. — Это богатства, которыми христианские императоры одаряли церковь, и главным образом — «дар Константина» (см. прим. А., XIX, 115-117).

Дракон (дьявол) оторвал у колесницы часть ее днища — дух смирения и бедности. Тогда она мгновенно оделась перьями, обросла богатствами.

Пернатая колесница превращается в апокалипсического зверя (см. прим. А., XIX, 106…110).

Наглая блудница — папство, глазами рыща, выискивает себе друзей. Рядом с ней стоит ревнивый гигант —король французский Филипп IV, иногда ладивший с Бонифацием VIII, но кончивший тем, что нанес ему жестокое оскорбление в Ананьи (см. прим. Ч., XX, 86-90).

Намек на перенесение папского престола из Рима в Авиньон, при Клименте V, в 1309 г. (см. прим. А., XIX, 79…84).

Песнь тридцать третья

«Deus, venerunt gentes» (лат.) — «Боже, пришли язычники».

«Modicum, et non videbitis me; et iterum modicum, et vos videbitis me» (лат.) — «Вскоре вы не увидите меня, и опять вскоре увидите меня». Этими словами (цитата из Евангелия) Беатриче высказывает уверенность в том, что похищенная гигантом колесница будет возвращена и примет свой прежний вид.

Я предшествии седмицы — то есть семи добродетелей, несущих светильники.

Мне, женщине и мудрецу — Данте, Мательде и Стацию.

Порушенный змеей сосуд — то есть колесница церкви, у которой дракон оторвал часть днища (Ч., XXXII, 130-135).

Был и не стал — чудовищно искаженная церковь перестала быть собою (ср. Р., XXVII, 22…27).

Вино и хлеб злодея не спасут. — В Италии существовал обычай, по которому родственники убитого теряли право кровной мести, если убийца или его родич девять дней кряду приходил на могилу жертвы и съедал там хлеб, смоченный в вине. Беатриче хочет сказать: «Ничто не оградит злодея от божьего суда».

Пятьсот Пятнадцать — загадочное обозначение грядущего избавителя церкви и восстановителя империи, который истребит воровку (блудницу песни XXXII, занявшую чужое место) и гиганта (французского короля). Цифра DXV образует, при перестановке знаков — слово DVX (вождь), и старейшие комментаторы так ее и толкуют.

Сфинга (Сфинкс) — в античном мифе — крылатое чудовище с женским лицом, обитавшее возле Фив и убивавшее всех, кто не мог разгадать его загадку. Когда Эдип (Лаяд) ее разгадал, Сфинга бросилась со скалы и разбилась насмерть. Отмщая за ее гибель, прорицательница Фемида наслала на фивян хищного зверя, который губил нивы и стада (Метам., VII, 759-765). В старинных списках «Метаморфоз» вместо Laiades читалось Naiades, и разрешение загадки Данте приписывал Наядам. Смысл ст. 49-51: «События покажут, кто такой „Пятьсот Пятнадцать“, но разрешение этой трудной загадки приведет не к бедствиям, а к миру».

Два раза — Адамом, вкусившим от его плодов, и гигантом, отвязавшим от него колесницу.

Первая душа — то есть Адам.

Как в струи Эльсы. — Предметы, опущенные в известковую воду Эльсы (приток Арно), покрываются твердой оболочкой.

Не будь их прелесть — как Пирам для тута. — То есть если бы прелесть суетных помыслов не омрачала сознание Данте, подобно тому как Пирам своею кровью окрасил белые ягоды тутового дерева в темный цвет (см. прим. Ч., XXVII, 37-39).

Как жезл… — Беатриче хочет, чтобы Данте, вернувшись к людям, передал им ее слова, даже не вникая в их смысл, а просто сохранив их в памяти; так паломник возвращается из Палестины с пальмовой ветвью, привязанной к посоху.

Что за школе — школе поэтов и философов.

До неба мчащегося всех быстрей — то есть до Перводвигателя (см. Р., XXVIII).

Смысл: «Само твое забвенье доказывает, что ты был виновен, когда следовал ложной школе и свою волю устремлял не ко мне, а мимо. Если бы это был не грех, Лета не смыла бы этого воспоминания».

Там растекались… — Растекающиеся из одного истока Лета и Эвноя напоминают поэту Тигр и Евфрат, которые средневековая география считала текущими из общего источника.

На что сказали так. — То есть сказала Беатриче.

Мательда. — Здесь впервые названа по имени прекрасная женщина, встретившая поэта в Земном Раю.

И про это. — См. Ч., XXVIII, 121…133.

Угаснувшую силу — то есть силу памяти о совершенных им добрых делах (см. прим. Ч., XXVIII, 121-133).

Счет положен изначала. — В построении «Божественной Комедии» Данте соблюдает строгую симметрию. В каждой из трех ее частей (кантик) — по 33 песни; «Ад» содержит, кроме того, еще одну песнь, служащую вступлением ко всей поэме. Объем каждой из ста песен приблизительно одинаков.