Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери

ВЫХОДЯ ИЗ ТЮРЬМЫ Сраженный завистью и клеветою, Попал я в эту мрачную темницу. Как счастлив мудрый: он не соблазнится Большого света мишурой пустою! Навек с мирской расставшись суетою, Живет он в сладостном уединенье; Неприхотлива жизнь его простая, Лишь с богом он находится в общенье, Сам зависти не ведая мученья И зависти в других не вызывая!

Питер ван дер Хейден (раб. 1530–1572). Кухня тощих. С композиции Питера Брейгеля Старшего. Гравюра на меди.

БАЛЬТАСАР ДЕ АЛЬКАСАР

УЖИН В Хаэне у нас проживает Некто дои Лоле де Coca. Мы коснулись такого вопроса, Что смешней, Инес, не бывает. У него португалец лакеем Служил, да и вдруг исчез… Но поужинаем, Инес, Поболтать и после успеем. Хочется есть до зарезу, И хорошая ты хозяйка. Уж в чашах вино, давай-ка, Пора начинать трапезу. Молодого вина — избыток, Его я благословлю; Я набожен и люблю Крестить благородный напиток. Приступим-ка чин по чину: Подай мне бурдюк, сестрица, Мне красное это сгодится — За каплю дашь по флорину. Откуда его приносят? Ах да… из таверны «Башня»: По десятке за четверть. Не страшно, Дешевле у нас не просят. Богом клянусь, что редко Приятней таверну найдешь; А в общем, сладко живешь, Когда таверна — соседка. Старо оно или ново, Не знаю даже примерно, Но дивное, право слово, Изобретенье — таверна. Туда прихожу, алкая: На выбор — разные вина; Отмерят, нальют, опрокину, Плачу — и пошел, напевая. Можно хвалить бы вечно Блаженство, Инес, такое, В одном лишь вижу плохое — Что слишком оно быстротечно. Что нам теперь подадут? Салат и закуски съели. Госпожа колбаса? Неужели? Приветствую ваш дебют! В каком же соку и силе! Как стянута! Как дородна! Сдается, Инес, ей угодно, Чтоб тотчас мы к ней приступили. Входи, кровяная, ну-тка, Дорожка узка, осторожно… Воду в вино? Невозможно! Инес, не обидь желудка! Налей вина постарее, Чтоб кушаньям вкусу придать; Храни тебя бог, не сыскать Мне ученицы мудрее. Еще колбасы подай-ка, Такую бросать не дело. Во рту прямо все сгорело — С лучком, с чесночком, негодяйка! В ней есть и орешки — славно! Чем только она не набита! Проперчена тоже сердито. Готовишь, сестрица, исправно. Чувства во мне закипают От такого блаженства. А ты? Впрочем, твои черты Удовольствие выражают. Я рад, хоть шумит в голове, Но… не думай, что я шучу: Ты одну ведь зажгла свечу, Почему ж их сделалось две? Впрочем, там, где питье и еда, Вопросов не задают: Когда так здорово пьют, Размножаются свечи всегда. Попробуем тот кувшин: Небесный в нем, знаю, ликер; Лучшим он даст отпор Из самых отборных вин. Нежен-то как, прозрачен! Приятно как горьковат! Пряный какой аромат! Ну до чего ж удачен! Но на сцену выходит сыр (Колбасу мы съели, бедняжку) И, кажется, требует чашку, Чтобы закончить пир. Сыр овечий, как ты хорош! Пою тебе гимн хвалебный; А вкус у маслин — волшебный. Что, сестрица, их не берешь? Теперь, Инес, как обычно; Бурдюк — и глоточков пять. Ну, пора со стола убирать, Мы поужинали отлично. И поскольку с тобой на диво Мы поели, вернуться сразу Будет, Инес, справедливо К прерванному рассказу. Так слушай: тому лакею Вздумалось вдруг простудиться… Бьет одиннадцать, время ложиться; Досказать и завтра успею.

САН XУAН ДЕ ЛА КРУС

* * * В ночи благословенной, Смятенная, по ходу потайному,— О, миг столь вожделенный! — Тая любви истому, Когда все стихло, вышла я из дому. В поспешности смятенной Одна во тьме по ходу винтовому,— О, миг столь вожделенный! — По холоду ночному, Когда все стихло, вышла я из дому. Полна огня и дрояш, Чужим глазам невидима я стала. Мой взор затмился тоже. Светить мне продолжало Лишь пламя, что во мне не угасало. Оно надежней было, Чем солнце, что юдоль мне освещало. А я к тому спешила, Кого давно я знала И вот в безлюдном месте повстречала. О, ночь, как утро мая! О, ночь, моя благая проводница! О, ночь, когда смогла я С любимым обручиться, В любимого смогла преобразиться! Был цвет любви взлелеян Лишь для него, за что воздал он щедро, И на груди моей он Уснул под сенью кедра, А нас ласкали нежно крылья ветра. Там у стены зубчатой Я волосы его перебирала. Благоуханье мяты, Пьянившее сначала, И мысль мою, и чувства оборвало. Исчезли все дороги. Был предо мною только образ милый. Все кончилось. Тревоги, Что некогда томили, Забытыми остались среди лилий.