Автор неизвестен - Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

Песнь о Роланде

Коронование Людовика

Нимская телега

Песнь о Сиде

Романсеро

Перевод со старофранцузского: Юрий Борисович Корнеев

Перевод со староиспанского: А. Ревич, Н. Горской, Р. Моран, Овадий Герцович Савич, Юнна Мориц, Инна Львовна Лиснянская, М. Кудинов, Вильгельм Левик, Д. Самойлов, В. Столбов, П. Карп, Э. Линецкая, И. Чижекова, М. Донской.

Вступительная статья: Н. Томашевский.

Примечания: А. Смирнов, Ю. Стефанов, Н. Томашевский.

Иллюстрации: Д. Бисти

Героические сказания Испании и Франции

«Песнь о Роланде» и «Песнь о Сиде» — величайшие поэтические памятники французского и испанского народов. Они знаменуют собой блистательное начало двух во многом родственных литератур, давших так много всей мировой культуре.

Совмещение этих памятников в одном томе — с добавлением некоторых других текстов — не произвольно. И дело не только в лингвистической и культурно-исторической близости французов и испанцев. Дело еще и в том, что к параллелям и аналогиям побуждает прибегать сама общность проблематики французского и испанского эпоса.

Вопрос о происхождении средневековых героических сказаний, о времени их зарождения и путях развития — чрезвычайно сложный и запутанный. За двести лет, отделяющих нас от первой публикации «Песни о Сиде» (1779), и за сто пятьдесят лет — от первой публикации «Песни о Роланде» (1837), накопилось множество противоречивых мнений и трудно согласуемых между собой общих теорий.

Суть основных из них сводится к следующему. Романтическая критика и порожденная ею филологическая наука, пытаясь объяснить существование коллективной поэзии, рассматривала старинный эпос как поэзию, созданную «душой народа». С развитием позитивизма мистичность такого объяснения стала очевидной. Бесплотному коллективизму в творчестве была противопоставлена теория индивидуального авторства, предложенная известным французским филологом Жозефом Бедье. Но «индивидуалистическая» теория Бедье зачеркивалa несомненный факт существования коллективной поэзии. С водой выплеснули ребенка.

Между двумя этими полярными воззрениями размещались теории, вслед за романтиками признававшие, что эпос является продуктом коллективного творчества народа. Механизм появления эпоса сторонникам одной из этих теорий, так называемой «традиционалистской» (Гастон Парис и др.), рисуется так: событие, взволновавшее его участников или свидетелей, порождает кантилены (лирические или лиро-эпические песни сравнительно небольшого размера). С течением времени кантилены поглощаются эпопеей, как бы «сводной» эпической песнью, которую певцы-сказители искусно составляют из отобранных ими кантилен согласно общему своему художественному замыслу. Сложенные поэмы передаются изустно из поколения в поколение, приспосабливаясь к вкусам все новых и новых слушателей. В кантиленный период действует национальная традиция, в эпический — литературная. Противоречия, которые обнаруживаются в эпических поэмах, объясняются «мозаичностью» их происхождения. Теория получила много сторонников, внесших в нее частные поправки и уточнения.

В конце XIX века, однако, эта логично построенная и с виду убедительная теория под напором накопленных фактов была дискредитирована. Слишком много в ней оказалось натяжек и умозрительных допущений. Начать хотя бы с того, что для Франции ясного представления о каптиленном периоде не складывалось просто за отсутствием материала, а огромный материал романсной поэзии в соседней Испании легко опровергал эту теорию. Тогда же был выдвинут ряд гипотез о происхождении французского, например, эпоса непосредственно из германских (франкских) песенных сказаний, или о складывании эпических поэм на основе устных легенд и преданий о действительно имевших место событиях.

Восторжествовала индивидуалистическая теория, в значительной степени обязанная своим успехом литературному таланту Ж. Бедье. И по сию пору она имеет наибольшее количество сторонников, несмотря на то, что теория «неотрадиционалистов», разработанная одним из крупнейших филологов нашего века Рамоном Менендесом Пидалем, представляется на сегодня наиболее убедительной. С неотрадиционалистской теорией читатель познакомится ниже; именно ее положения легли в основу данной статьи.

В состав предлагаемого тома «Библиотеки всемирной литературы», помимо «Песни о Роланде» и «Песни о Сиде», вошли еще две французские эпические поэмы («Коронование Людовика», «Нимская телега») и подборка народных и литературных испанских романсов. Представляется целесообразным с них-то и начать разговор, так как именно материал романсов позволил ученым пересмотреть многие запутанные вопросы, связанные с народным испанским и французским стихотворным сказанием. Тем более, что в романсе долго и упорно усматривали начало песенного творчества в целом.

Что такое испанский классический романс? Чаще всего его определяют как короткое лиро-эпическое сочинение с произвольным количеством шестнадцатисложных стихов, связанных ассонансами и разбитых на восьмисложные полустишия. С развитием романсного творчества, начиная примерно со второй половины XVI века, когда классический анонимный романс делается полноправным поэтическим жанром, эти полустишия приобретают большую самостоятельность и сами становятся стиховой единицей. Отсюда — обычное определение романсного стиха как восьмисложного, с ассонансами на четных стихах. Романсный стих и по сей день остается в Испании и странах испанского языка очень распространенным. Его гибкость, предопределенная максимальным соответствием условиям испанской речи, такова, что он способен с полной естественностью и свободой выразить любую поэтическую тему. Особенно часто прибегают к романсному стиху для поэтического повествования. Это хорошо подметил еще Лопе де Вега в «Новом руководстве к сочинению комедий».

В вышеприведенном значении слово «романс» едва ли не впервые появилось в середине XV века у знаменитого поэта маркиза де Сантильяны. До него слово «романс» употреблялось лишь в значении сочинения, писанного на «вульгарном», то есть не на латинском, а на своем, местном языке. Наиболее ранние романсы, в словоупотреблении Сантильяны, восходят к началу XV века (мнение Мила-и-Фонтанальса и Менендеса Пелайо). В XV веке зарождаются так называемые «летописные романсы» (romances noticieros), среди которых особой распространенностью пользуются романсы «пограничные», сообщающие о реальных событиях порой с такой достоверностью, которая доступна только очевидцам. Несомненно, что сочинялись они по свежему следу, а не на основе имевшихся прозаических летописей. Бытовали в ту пору и романсы излагающие те или иные эпизоды из старых героических поэм. Они-то, вероятно, и являются наиболее древними. Основываясь на их рассмотрении, Рамон Менендес Пидаль доказательно относит время зарождения романсного творчества к XIV веку. Разрабатываемые в этих романсах эпизоды были связаны главным образом с Реконкистой, то есть с отвоеванием испанцами своих земель у захвативших их мавров. Понятно, что в выборе эпизодов сказывались и нужды времени. Романсы, как правило, не записывались, а передавались из поколения в поколение в изустной традиции. Приноровленные к настроениям слушателей, романсы изменялись в зависимости от места и времени не только в частностях, но и в идеологической своей окраске.

В начале XVI века они стали распространяться на так называемых «летучих», или «отдельных», печатных листках. Их популярность среди народа была чрезвычайно велика. Вскоре увлечение охватило и другие слои испанского общества. Проникают они даже в аристократические круги (сборники Лопе де Суньиги, Фернандеса де Константина, Эрнана дель Кастильо). К середине века (1545–1547?) романсы были собраны в большой сборник «Песенник романсов», изданный в Антверпене. Там же в 1550 году он был, в сущности, повторен, а одновременно в Сарагосе Эстеван де Нахера выпустил «Лес романсов». Романсы, собранные в этих изданиях, получили название «старых» (то есть изданных до 1550 года). Подавляющее большинство из них были анонимными. Но к традиционным версиям порой прикладывали руку изощренные литераторы.

В эпoxy Возрождения, в связи с повышенным интересом к народному началу, популярность романсов достигла апогея. Они проникли ко двору королевы Изабеллы, к ним сочинял музыку Хуан дель Энсина, их записывал Амбросио Монтесино, восхвалял тончайший гуманист Хуан Вальдес. На Пиренейском полуострове буквально не было уголка, где бы не распевались романсы под музыкальный аккомпанемент. Солдаты испанского короля и германского императора Карла V услаждались ими в перерывах между боями во Фландрии, занесли их в Ломбардию и Неаполитанское вицо-королевство. С конкистадорами романсы переправились через океан и звучали на огромной территории от Калифорнии до Чили, были заброшены на Филиппины. Португальцы завезли их в Африку и индийские колонии. Они сопровождали испанских авантюристов в Леванте, на Балканах, в Марокко. Испанские евреи, изгнанные католическими королями, утешались ими в новых своих поселениях по берегам Средиземноморья и Причерноморья. Отдельные стихи из романсов вошли в язык в качестве речений, поговорок, присловий (свидетельство тому — текст сервантесовского «Дон Кихота»). Ораторы украшали речи цитатами из романсов, военачальники с помощью романсов призывали солдат к героизму, солдаты отыскивали в них примеры злой своей судьбы. Романсами зачитывались, ими «разговаривали» в быту. Герой «Интермедии романсов» крестьянин Бартоло — предполагаемый прототип славного идальго из Ла-Манчи — сошел с ума от чтения романсов.