Часть 1. Ранняя поэзия - Коллектив авторов
Не жаль шелкопряду детей своих —
Порою оса похищает их.
Добру научите детей своих —
Подобными вам воспитайте их!
IV
Иль на трясогузку ты бросишь свой взор —
Она и поет, и летит на простор...
Вперед, что ни день, я все дальше иду,
Шаг с каждой луной ускоряй — всё не скор!
Пораньше вставай и попозже ложись —
Жизнь давшим тебе да не будешь в укор.
V
Вот птица порхает, что в тутах живет, —
Клюет она, с тока таская зерно...
О, горе вдовицам у нас и больным —
Им, сирым, в темницах страдать суждено.
Лишь с горстью зерна выхожу со двора
Гадать, как идти мне стезею добра.
VI
Будь мягок, почтенья исполнись к другим,
Как птицы, что сели на ветви дерев.
Мы, будто приблизясь к обрыву, стоим —
Будь чуток с другими и сдерживай гнев,
Будь так осторожен, как тот на пруду,
Кто первым проходит по тонкому льду.
Источник: "Шицзин", 1957, стр. 260
7. Вороны по воздуху крыльями бьют ("Вороны по воздуху крыльями бьют...")
I
Вороны по воздуху крыльями бьют —
Обратно к родным вылетают местам.
У всякого счастье свое и приют,
И только несчастлив и грустен я сам.
Грехи ли мои перед небом тяжки?
В какой перед ним я повинен вине? —
Но только исполнено сердце тоски,
Не знаю, что делать, несчастному, мне?
II
Большая дорога гладка и ровна,
Но пышной травой вся покрылась она.
И сердце тоскою разбито мое,
Поранено сердце, и горесть сильна,
Она превратила меня в старика,
В постели я только вздыхаю без сна...
О, сердца тоска и глубокая боль!
И вся голова моя точно больна.
III
Посажены были катальпа и тут —
А люди и нежат деревья, и чтут.
Я мог на отца лишь с надеждой взирать,
Была мне привычной опорою мать.
Мои волоса не от их ли волос,
Не я ль к материнскому чреву прирос?
О небо! Иль не было лучшего дня,
Чем тот, когда ты породила меня?
IV
На ивах зеленый, блестящий наряд,
И звонкое слышится пенье цикад;
И воды глубоки, над ними в тиши
Стоят тростники и густы камыши.
А я точно челн — по течению вод
Скользит он, не зная, куда приплывет!
О, сердца тоска и глубокая боль!
И сном мне забыться нельзя от забот.
V
Спокойно, спокойно ступая ногой
Свой бег умеряет нарочно олень;
Чтоб самок своих отыскать, поутру
Фазаны призывней кричат, что ни день.
А я, точно древо гнилое, стою,
Оно без ветвей увядает одно.
О, сердца тоска и глубокая боль!
Узнает ли кто, как страдало оно?
VI
Бегущего зайца мы видим, и то,
Бывает, кто-либо спасает его.
Коль труп незнакомый лежит у пути,
Кто-либо всегда погребает его!
Но черствое сердце теперь у царя,
И мой государь не смягчает его.
О, сердца тоска и глубокая боль!
И слезы текут, не смиряя его.
VII
Ты принял легко, государь, клевету,
Как будто заздравную чашу вина;
Меня не любя, на досуге своем
Не стал проверять ты, была ли вина.
Срубая, дай дереву крепкий упор,
Вдоль жил направляй, если колешь, топор —
Преступных оставил по воле ходить,
Лишь я без вины осужден на позор.
VIII
Что выше бывает, чем гор вышина?
Что глубже идет, чем ключа глубина?
Не будьте легки на словах, государь, —
Бывает, что уши имеет стена.
Пусть он не подходит к запруде моей,
Мою да не снимет он с рыбами сеть!
Тот, кто без вниманья оставил меня, —
Что будет со мною — не станет жалеть!
Примечания переводчика
Вороны по воздуху крыльями бьют — Царь Ю-ван лишил, как известно, своего старшего сына И-цзю прав на отчий престол в пользу Бо-фу — сына своей любимой наложницы Бао Сы Комментаторская традиция считает, что настоящая ода излагает жалобу царевича И-цзю на немилость его отца.
Посажены были катальпа и тут — // А люди и нежат деревья, и чтут — так как они были посажены для нас нашими предками.
Пусть он не подходит к запруде моей, // Мою да не снимет он с рыбами сеть — Имеется в виду, очевидно, лишение царевича царства незаконным наследником.
Источник: "Шицзин", 1957, стр. 262
8. Ода о клеветниках ("Высоко ты, небо, в величьи своем...")
I
Высоко ты, небо, в величьи своем;
Отец наш и мать — так мы небо зовем.
Не знаю на нас ни греха, ни вины,
А смуты в стране велики и сильны,
И небо великое в гневе на всех,
Смотрю на себя и не вижу, в чем грех;
А кары великого неба сильны...
Смотрю на себя и не вижу вины.
II
Не с ложью ли смута сплетясь разрослась,
Когда, государь, допустил ее ты?
И смута еще и еще разрослась,
Когда ты поверил речам клеветы!
Коль гневом ты встретил бы ложь, государь,
То сразу бы смута смирилась без сил;
Коль милостью истину встретил бы царь —
То сразу бы смуте предел положил.
III
Великие клятвы ты часто даешь,
А всё разрастаются смута и ложь.
Доверился людям, чье дело — разбой,
И яростней смута встает пред тобой.
Разбойничьи речи для слуха сладки,
А смута и ложь и сильны, и крепки.
