Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.
Не успела Сяохун договорить, как Ли Вань расхохоталась:
— Ой-ой-ой! Ничего не поняла. Сколько здесь «господ» и «госпож»!
— И не удивительно, что не поняла, — улыбнулась Фэнцзе. — Ведь речь идет о четырех или пяти семьях.
И она обратилась к Сяохун:
— Милая девочка, спасибо тебе за то, что ты так точно выполнила мое поручение, не то что другие служанки, которые только и умеют, что зудеть как комары. Знаешь, сестрица, — повернулась она к Ли Вань, — я не рискую никому давать поручения, кроме нескольких моих доверенных служанок. Скажешь им слово, они от себя добавят десять, будут мямлить, повторять одно и то же. Да еще с важным видом! Ты не представляешь, как порой они меня злят! И моя Пинъэр была раньше такой. Говорю ей однажды: неужели ты думаешь, что станешь лучше, если будешь жужжать мне на ухо, как комар? Сказала так несколько раз, и она в конце концов поняла.
— А ты хочешь, чтобы служанки были такими же колючими, как ты сама? — засмеялась Ли Вань.
— Эта девочка мне понравилась, — продолжала Фэнцзе, пропустив замечание мимо ушей. — Правда, поручение я ей дала несложное, но и его достаточно, чтобы убедиться, что девочка бойка на язык и не говорит лишнего.
— Я возьму тебя к себе, — обратилась она к Сяохун, — и сделаю своей приемной дочерью. По крайней мере у тебя будет надежда на хорошее будущее.
Сяохун смущенно улыбнулась.
— Ты почему улыбаешься? — удивилась Фэнцзе. — Может быть, думаешь, что я чересчур молода, всего на несколько лет старше тебя, и не могу стать твоей матерью? Заблуждаешься! Ты поспрашивай, и тебе каждый скажет, что люди постарше сочли бы за счастье называть меня матерью, только мне это не нужно. А вот ты — исключение.
— Я смеюсь потому, — отвечала Сяохун, — что вы запутались в родственных отношениях: ведь моя мать приходится вам приемной дочерью, а теперь вы хотите сделать дочерью и меня.
— А кто твоя мать? — поинтересовалась Фэнцзе.
— Разве ты не знаешь? — вмешалась в разговор Ли Вань. — Ведь она дочь Линь Чжисяо.
— Ах вот оно что! — удивилась Фэнцзе и сказала: — Линь Чжисяо и его жена достойная пара: слова из них не вытянешь, хоть шилом коли! Он глух, как небо, она, как земля, нема. И как это им удалось вырастить такую умную дочь! Сколько же тебе лет?
— Семнадцать, — ответила Сяохун.
— Как тебя зовут?
— Прежде звали Хунъюй, но, поскольку слог «юй» входит в имя второго господина Баоюя, меня стали называть Сяохун, — объяснила девушка.
Фэнцзе нахмурилась.
— До чего же мне надоели подобные имена! Все думают, имя «юй» — «яшма», счастливое. И оно встречается на каждом шагу. Ты ведь не знаешь, сестра, — обратилась она к Ли Вань, — сколько раз я ее матери говорила: «У жены Лай Да дел всегда много, да она и не знает, кто какие должности занимает во дворе, так что подыщи для меня пару девочек-служанок». Она пообещала, но не только не выполнила своего обещания, а даже собственную дочь постаралась устроить в другое место. Неужели она думает, что служанкам у меня плохо живется?
— Ты чересчур подозрительна, — усмехнулась Ли Вань. — Ведь девочку устроили в сад, когда ее мать еще не знала, что тебе нужны служанки! Зачем же ты на нее сердишься?
— В таком случае завтра же поговорю с Баоюем, чтобы он отдал мне эту служанку, а ему подыщем другую, — улыбаясь, промолвила Фэнцзе и спросила Сяохун: — Ты согласна прислуживать мне?
— Стоит ли спрашивать моего согласия, — с улыбкой отвечала Сяохун, — но я почту за счастье прислуживать вам, по крайней мере научусь хорошим манерам, обращению со старшими и младшими и поднаторею в хозяйственных делах.
Едва она это произнесла, как на пороге появилась служанка и сказала Фэнцзе, что ее просят пожаловать к госпоже Ван. Фэнцзе попрощалась с Ли Вань и ушла, а Сяохун вернулась во двор Наслаждения пурпуром, но об этом речь пойдет дальше.
Расскажем сейчас о Дайюй. Почти всю ночь она не спала и встала поздно. Узнав, что сестры давно уже провожают Духа цветов в саду, она заторопилась, боясь, как бы сестры не стали насмехаться над ее ленью. Она наскоро умылась, причесалась и вышла из дому. Как раз в это время в ворота вошел Баоюй и с улыбкой спросил:
— Милая сестрица, ты вчера на меня пожаловалась? Я всю ночь беспокоился.
Ничего не ответив, Дайюй отвернулась, позвала Цзыцзюань и приказала:
— Убери комнату и подними на окне занавеску. Прилетит ласточка, занавеску опустишь и прижмешь «львом»[245]. Зажги благовония и прикрой курильницу колпаком!
Она повернулась и пошла прочь.
Баоюй решил, что сестра обиделась за то, что он ей сказал накануне в полдень — он не знал, что произошло вечером! Ведь Дайюй даже не удостоила его взглядом, хотя он ей поклонился, и пошла искать сестер.
«Она сердится, — подумал расстроенный Баоюй. — Но за что? Ведь я вернулся вчера поздно вечером и больше мы с ней не виделись».
Он не выдержал и побежал следом за Дайюй, но та уже успела присоединиться к Таньчунь и Баочай, они о чем-то разговаривали и любовались журавлями.
Баоюй подошел к девушкам.
— Как ты себя чувствуешь, братец? — спросила Таньчунь. — Я тебя целых три дня не видела.
— А ты как поживаешь, сестрица? — в свою очередь осведомился Баоюй. — Третьего дня я справлялся о твоем здоровье у старшей тетушки.
Тут Баоюя позвала Таньчунь:
— Иди сюда, мне надо с тобой поговорить!
Они отошли в тень гранатового дерева.
— Отец тебя не вызывал? — спросила девушка.
— Нет, — ответил Баоюй.
— А я слышала, будто вызывал, — промолвила Таньчунь.
— Это тебе неправду сказали, — рассмеялся Баоюй.
— За последние месяцы я скопила почти десять связок монет, — продолжала Таньчунь. — Возьми их и, когда поедешь в город, купи мне хорошую картинку или интересную безделушку.
— В последний раз я гулял и в городе, и за городом, осматривал храмы и террасы, но нигде ничего оригинального не встречал, — проговорил Баоюй, — везде только золотая, яшмовая, бронзовая да фарфоровая утварь и еще старинные безделушки, которые тебе ни к чему. Может быть, купить что-нибудь из одежды, какую-нибудь шелковую ткань или лакомство?
— Нет! — воскликнула Таньчунь. — Купи мне лучше маленькую корзиночку из ивовых прутьев, как ты недавно привозил, или выдолбленную из корня бамбука коробочку для благовоний, или глиняную курильницу. Я с удовольствием собирала такие вещицы, но сестрицы мои тоже их оценили и растащили все, будто какие-то сокровища.
— Так вот, оказывается, чего ты хочешь! — сказал Баоюй. — Это достать совсем нетрудно! Дай слугам несколько связок монет, и они тебе привезут хоть две телеги!
— Что слуги понимают! — возразила Таньчунь. — Ты сам купи. Если попадется что-то оригинальное, непременно бери. А я за это сошью тебе туфли, получше, чем в прошлый раз. Ладно?
— Ты упомянула о туфлях, и мне припомнилась забавная история, — проговорил Баоюй. — Надев в первый раз сшитые тобой туфли, я повстречался с отцом. Туфли, видимо, ему не понравились, и он спросил у меня, кто их сшил. Но разве мог я выдать тебя?! Я ответил, что мне их подарила тетушка на день рождения. Отец долго молчал в замешательстве, но потом все же сказал: «К чему это! Только зря испортила шелк и потратила время!» Когда я вернулся домой и рассказал об этом Сижэнь, она мне и говорит: «Это еще что! Вот наложница Чжао как разозлилась, узнав, что тебе сшили туфли. Стала браниться, кричать, что Цзя Хуань ходит в рваных, но до него никому дела нет, а о Баоюе все заботятся!»
Таньчунь опустила голову и долго молчала.
— Скажи, — промолвила она наконец, — не глупо ли это? Разве обязана я шить всем туфли? Неужели ей не выдают денег на содержание Цзя Хуаня? Ведь и одет он, и обут, и служанок хватает — на что обижаться? Зачем эти пересуды? Есть у меня свободное время и к тому же желание, могу сшить пару туфель. Кому хочу — тому дарю. Кто мне смеет указывать? Это она от зависти злится.
Баоюй кивнул и сказал:
— Ты, может, не замечаешь, а я уверен, что у нее своя корысть.
Таньчунь так рассердилась, что даже головой замотала.
— Конечно, корысть. Как и у всякого подлого человека. Но мне до наложницы Чжао нет дела — пусть думает что хочет, я признаю только отца с матерью! А братьям и сестрам, если они ко мне хорошо относятся, плачу тем же, неважно, чьи они дети. Может, и не надо мне ее осуждать, но чересчур далеко она зашла в своей слепой злобе! Был такой смешной случай: помнишь, я дала тебе как-то деньги на покупку безделушек. Так вот, через два дня после этого встречает она меня и начинает жаловаться, что она все время сидит без денег, что ей тяжело живется. Я пропустила ее слова мимо ушей. Но когда служанки ушли, она вдруг стала ворчать, почему, мол, я отдала деньги тебе, а не Цзя Хуаню. Я рассердилась, и вместе с тем мне стало смешно, но спорить с ней я не хотела и ушла к госпоже.
— Ладно вам! — услышали они голос Баочай. — Поболтали, и хватит, идите к нам! Я понимаю, что разговор у вас личный, но другие тоже хотят послушать.
