Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.
– Матушка ты моя! – воскликнула Чжао. – Разве она не делает все, что хочет? Разве кто-нибудь смеет ей перечить?
– Простите меня за мои грешные слова, – промолвила Ма, – но слабость вас всех одолела; боитесь говорить прямо, действуйте тайно! А вы сидите и чего-то ждете!
Уловив в словах монахини какой-то намек, наложница обрадовалась в душе и спросила:
– Как это тайно? Я с удовольствием сделала бы все, как надо, но кто мне поможет? Кто наставит меня? Может быть, ты? За вознаграждением я не постою!
Монахиня приблизилась к ней вплотную и прошептала:
– Амитаба! Лучше не спрашивайте! Откуда мне знать о таких делах? Это же грех!
– Опять ты за свое! – с упреком сказала наложница Чжао. – Ведь ты монахиня и твой долг помогать людям, попавшим в беду. Неужели ты можешь равнодушно смотреть, как нас губят? Или боишься, что я не отблагодарю?
– Я вижу, какие вы терпите с сыном обиды, и очень сочувствую вам, – отвечала монахиня. – А награда здесь ни при чем.
Тут у наложницы отлегло от сердца, и она сказала:
– Ты всегда была женщиной умной, неужто вдруг поглупела? Если своим заклинанием ты сможешь извести их обоих, все богатство перейдет к нам. И уж тогда ты получишь все, что пожелаешь!
Монахиня опустила голову, долго думала и наконец произнесла:
– Допустим, я сделаю, как вы хотите, так после вы и не вспомните обо мне, расписки ведь нет!
– За этим дело не станет! – заверила ее Чжао. – Я подкопила несколько лянов серебра, кое-какую одежду и драгоценные украшения. Часть отдам тебе, а на остальную сумму напишу долговую расписку, как только разбогатею, сразу рассчитаюсь с тобой!
Подумав немного, монахиня согласилась.
– Ладно, придется пока кое-какие расходы взять на себя.
Не дав монахине опомниться, наложница велела девочке-служанке выйти из комнаты, торопливо открыла сундук, вынула серебро и драгоценные украшения, написала долговую расписку на пятьдесят лянов серебра и все это вручила монахине со словами:
– Вот, возьми для начала!
Ма поблагодарила, взяла серебро и украшения, а расписку спрятала подальше. Потом она попросила у наложницы Чжао бумагу и ножницы, вырезала две человеческие фигурки, на обратной стороне записала возраст Фэнцзе и Баоюя. После этого вырезала из куска черной бумаги фигурки пяти злых духов, сколола все вместе иголкой и сказала:
– Как только я вернусь домой, сразу сотворю заклинание. Уверена, все будет как надо.
Едва она это произнесла, как на пороге появилась служанка госпожи Ван и обратилась к наложнице:
– Вы здесь? Госпожа ждет вас.
Монахиня простилась с наложницей и вышла. На этом мы их и оставим.
Следует сказать, что Дайюй чуть ли не все время проводила с Баоюем, пока он не мог выходить из дому из-за ожога. Однажды после обеда она почитала немного, повышивала вместе с Цзыцзюань и вдруг ощутила какую-то необъяснимую тоску. Чтобы рассеяться, девочка вышла во двор полюбоваться только что распустившимся молодым бамбуком, но сама не заметила, как, минуя дворовые ворота, очутилась в саду. Огляделась – вокруг ни души, лишь пестреют цветы да щебечут на разные голоса птицы. Она пошла дальше, куда глаза глядят, и очутилась у двора Наслаждения пурпуром. Здесь несколько служанок черпали воду и наблюдали, как на террасе купаются попугайчики. Из дома доносился смех. Там были Баоюй, Ли Вань, Фэнцзе и Баочай. При появлении Дайюй все рассмеялись:
– Ну вот, и опять они вместе!
– О, сегодня все в сборе! – Дайюй тоже засмеялась. – Кто же рассылал приглашения?
– Барышня, – осведомилась Фэнцзе, – ты пробовала чай, который я прислала? Понравился?
– Ах, совсем забыла! – воскликнула Дайюй. – Весьма благодарна вам за внимание.
– Я тоже пробовал этот чай, мне он не по вкусу, – отозвался Баоюй. – Не знаю, как остальным.
– Он неплохой, – заметила Баочай.
– Этот чай привезен в дань из Сиама, – пояснила Фэнцзе. – Мне он тоже не очень понравился, даже нашему обычному уступает.
– А мне понравился, – заявила Дайюй, – не знаю, почему он вам не по вкусу.
– Если понравился, забери и мой, – предложил Баоюй.
– У меня много этого чая, – добавила Фэнцзе.
– Хорошо, я пришлю служанку, – сказала Дайюй.
– Не надо, – ответила Фэнцзе. – Хочу завтра кое о чем тебя попросить, а заодно велю отнести чай.
– Вы только послушайте! – вскричала Дайюй. – Стоило мне выпить чашку ее чая, как она уже распоряжается!
Фэнцзе рассмеялась:
– Чай наш пьешь, а замуж за наших родственников не идешь?
Все расхохотались. Дайюй густо покраснела и отвернулась, не сказав ни слова.
– А вы, тетушка, мастерица шутить! – заметила Баочай.
– Хороша шутка! – зло возразила Дайюй. – Просто одна из ее жалких острот, которые всем давно надоели! – Дайюй даже плюнула с досады.
– Разве выйти за кого-нибудь из наших родственников оскорбительно? – с улыбкой спросила Фэнцзе и, кивнув на Баоюя, добавила: – Может быть, и он тебе не пара? Родословная не подходит? Или положение недостаточно высокое? Что, скажи, ниже твоего достоинства?
Дайюй встала и собралась уходить.
– Смотрите-ка, Чернобровка рассердилась! – воскликнула Баочай. – Куда ты? Ведь нет причин обижаться.
Она хотела удержать Дайюй, но в дверях столкнулась с наложницами Чжао и Чжоу, которые пришли навестить Баоюя. Баоюй и девушки поднялись им навстречу, пригласили сесть, только Фэнцзе оставалась на месте, не обращая на женщин ни малейшего внимания.
Едва Баочай собралась завести разговор, как на пороге появилась служанка госпожи Ван и доложила:
– Пожаловала жена господина Ван Цзытэна, и наша госпожа приглашает барышень к себе.
Ли Вань и Фэнцзе поспешили к госпоже Ван. Наложницы тоже ушли.
– Я не выхожу из дома, – крикнул им вслед Баоюй, – но супруге моего дяди Ван Цзытэна передайте, чтобы не утруждала себя и не приходила сюда.
– Сестрица, – обратился он к Дайюй, – останься, я хочу с тобой поговорить!
Фэнцзе повернулась к Дайюй:
– Вернись, с тобой хотят поговорить.
Она тихонько втолкнула Дайюй в комнату, а сама вместе с Ли Вань удалилась.
Баоюй, смеясь, схватил Дайюй за руку и молча смотрел на нее. Дайюй покраснела, попыталась вырваться.
– Ой-ой-ой! – вдруг закричал Баоюй. – Голова болит!
– И поделом! – ответила Дайюй.
Неожиданно Баоюй вскочил и стал высоко подпрыгивать, бормоча всякий вздор.
Перепуганная Дайюй вместе со служанками побежала к матушке Цзя и госпоже Ван, где в это время находилась и жена Ван Цзытэна, и они втроем поспешили к Баоюю. А тот, с ножом в одной руке и палкой в другой, бросался на окружающих, круша и переворачивая все, что попадалось под руку.
При виде такой картины матушка Цзя и госпожа Ван задрожали от страха, стали плакать и причитать: «мальчик», «родной». Переполошился весь дом, в сад прибежали и господа, и слуги. Все были в полной растерянности, не зная, что предпринять.
И вдруг в саду появилась Фэнцзе. Она размахивала сверкающим кинжалом, гонялась за попадавшимися на пути курами и собаками и уже готова была броситься на людей, страшно тараща глаза, но жена Чжоу Жуя поспешила привести в сад несколько женщин посильнее. Они отобрали у Фэнцзе кинжал и отвели ее в дом. Пинъэр и Фэнъэр громко кричали, Цзя Чжэн места себе не находил от волнения.
Пошли толки и пересуды: одни советовали совершить обряд изгнания нечистой силы[239], другие – позвать кудесника, третьи – пригласить из храма Яшмового владыки даоса Чжана, умевшего изгонять злых духов. Шумели долго, устраивали молебствия, произносили заклинания, перепробовали все лекарства, но ничего не помогало.
На закате уехала жена Ван Цзытэна.
На следующий день явился сам Ван Цзытэн справиться о состоянии больных. Приезжали родственники из семьи Ши хоу, братья госпожи Син и многие другие. Кто привозил наговорную воду, кто рекомендовал буддийских и даосских монахов, кто – опытных врачей.
Фэнцзе и Баоюй лишились рассудка и никого не узнавали. Они лежали, разметавшись в жару, и бредили. К ночи им стало хуже. Служанки боялись к ним приближаться. Поэтому пришлось перенести их наверх, в комнату госпожи Ван, и приставить людей для постоянного дежурства у постели.
Матушка Цзя, госпожа Ван, госпожа Син и тетушка Сюэ не отходили от больных и все время плакали. Цзя Шэ и Цзя Чжэн, опасаясь за здоровье матушки Цзя, тоже бодрствовали по ночам и не давали покоя никому из домашних.
Цзя Шэ созвал откуда только можно буддийских и даосских монахов, но Цзя Чжэн, видя, что от них нет никакого толку, сказал:
– На все воля Неба, бороться с судьбой бесполезно. Мы испробовали все способы, но ни один не помог. Придется, видно, смириться!
Но Цзя Шэ никак не мог успокоиться.
Прошло три дня, Фэнцзе и Баоюй лежали неподвижно, почти бездыханные. Пошли разговоры о том, что надежды на выздоровление нет и надо подумать о похоронах. Матушка Цзя, госпожа Ван, Цзя Лянь, Пинъэр и Сижэнь безутешно рыдали. Только наложница Чжао, притворяясь печальной, в душе ликовала.
