без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 9

И тогда капитан выбросил их на берег, и, обернувшись к Нур-ад-дину, закричал на него великим криком, который испугал его, и сказал: "Выйди, вырви, причальный кол! И Нур-ад-дин побоялся удара меча, и, поднявшись, прыгнул на берег, и вырвал кол, а потом он вбежал на корабль, быстрее разящей молнии. И капитан начал говорить ему: "Сделай то-то и то-то, поверни так-то и так-то и смотри на звезды!" И Нур-аддин делал все, что приказывал ему капитан, и сердце его боялось и страшилось. И потом капитан поднял паруса корабля, и корабль поплыл по полноводному морю, где бьются волны..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот восемьдесят четвёртая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что старик капитан поднял паруса корабля, и они с Нурад-дином поплыли на корабле по полноводному морю, и ветер был хорош. И при всем этом Нур-аддин крепко держал в руках тали, а сам утопал в море размышлений, и он все время был погружён в думы и не знал, что скрыто для него в неведомом, и каждый раз, как он взглядывал на капитана, его сердце пугалось, и не знал он, в какую сторону капитан направляется. И он был занят мыслями и тревогами, пока не наступил рассвет дня.

И тогда Нур-ад-дин посмотрел на капитана и увидел, что тот взялся рукой за свою длинную бороду и потянул её, и борода сошла с места и осталась у него в руке. И Нур-ад-дин всмотрелся в неё и увидел, что это была борода приклеенная, поддельная. И тогда он вгляделся в лицо капитана, и как следует посмотрел на него, и увидел, что это Ситт-Мариам - его любимая и возлюбленная его сердца. А она устроила эту хитрость и убила капитана и содрала кожу с его лица, вместе с бородой, и взяла его кожу, и наложила её себе на лицо. И Нур-аддин удивился её поступку, и смелости и твёрдости её сердца, и ум его улетел от радости, и грудь его расширилась и расправилась. "Простор тебе, о моё желание и мечта, о предел того, к чему я стремлюсь!" - воскликнул он. И Нур-ад-дина потрясла страсть и восторг, и он убедился в осуществлении желания и надежды. И он повторил голосом приятнейшие напевы и произнёс такие стихи:

"Тем скажи ты, кто не знает, что люблюЯ любимого, который не для них:"Моих близких о любви спросите вы,Сладок стих мой и нежны любви словаК тем, кто в сердце поселился у меня".Речь о них прогонит тотчас мой недугИз души и все мученья удалит,И сильнее увлеченье и любовь,Когда сердце моё любит и скорбит,И уж стало оно притчей средь людей.Я за них упрёка слышать не хочу,Нет! И не стремлюсь забыть их вовсе я,Но любовь в меня метнула горесть ту,Что зажгла у меня в сердце уголёк, -От него пылает жаром все во мне.Я дивлюсь, что всем открыли мой недугИ бессонницу средь долгой тьмы ночей.Как хотели грубостью сгубить меняИ в любви сочли законным кровь пролить? -В притесненье справедливы ведь они.Посмотреть бы, кто же это вам внушилБыть суровыми с юнцом, что любит вас!Клянусь жизнью я и тем, кто создал вас, -Коль о вас хулитель слово передал,Он солгал, клянусь Аллахом, передав.Пусть Аллах мои недуги не смягчит,Жажду сердца моего не утолит,В день, когда на страсть пеняю я в тоске,Не хочу я взять другого вам взамен.Мучьте сердце, а хотите - сблизьтесь вы.Моё сердце не уйдёт от страсти к вам,Хоть печаль в разлуке с вами узнает.Это - гнев, а то - прощенье - все от вас, -Ведь для вас не пожалеет он души".

Когда же Нур-ад-дин окончил свои стихи, Ситт-Мариам до крайности удивилась и поблагодарила его за его слова и сказала: "Тому, кто в таком состоянии, надлежит идти путём мужей и не совершать поступков людей низких, презренных". А Ситт-Мариам была сильна сердцем и сведуща в том, как ходят корабли по солёному морю, и знала все ветры и их перемены и знала все пути по морю. И Нур-ад-дин сказал ей: "О госпожа, если бы ты продлила со мною это дело, я бы, право, умер от сильного страха и испуга, в особенности при пыланье огня тоски и страсти и мучительных пытках разлуки". И Мариам засмеялась его словам, и поднялась в тот же час и минуту, и вынула кое-какую еду и питьё, и они стали есть, пить, наслаждаться и веселиться.

А потом девушка вынула яхонты, дорогие камни, разные металлы и драгоценные сокровища и всякого рода золото и серебро, из того, что было легко на вес и дорого ценилось и принадлежало к сокровищам, взятым и принесённым ею из дворца и казны её отца, и показала их Нур-ад-дину, и юноша обрадовался крайней радостью. И при всем этом ветер был ровный, и корабль плыл, и они до тех пор плыли, пока не приблизились к городу Искандарии. И они увидели её вехи, старые и новые, и увидели Колонну Мачт. И когда они вошли в гавань, Нур-ад-дин в тот же час и минуту сошёл с корабля и привязал его к камню из Камней Сукновалов. И он взял немного сокровищ из тех, которые принесла с собою девушка, и сказал Ситт-Мариам: "Посиди, о госпожа, на корабле, пока я не войду с тобой в Искандарию так, как люблю и желаю". И девушка молвила: "Следует, чтобы это было скорее, так как медлительность в делах оставляет после себя раскаяние".

"Нет у меня медлительности", - ответил Нур-ад-дин. И Мариам осталась сидеть на корабле, а Нур-ад-дин отправился в дом москательщика, друга его отца, чтобы взять на время у его жены для Мариам покрывало, одежду, башмаки и изар, какие обычны для женщин Искандарии. И не знал он о том, чего не предусмотрел из превратностей рока, отца дивного дива.

Вот что было с Нур-ад-дином и Мариам-кушачницей. Что же касается её отца, царя Афранджи, то, когда наступило утро, он хватился своей дочери Мариам, но не нашёл её. Он спросил про неё невольниц и евнухов, и те сказали; "О владыка наш, она вышла ночью и пошла в церковь, и после этого мы не знаем о ней вестей". И когда царь разговаривал в это время с невольницами и евнухами, вдруг раздались под дворцом два великих крика, от которых вся местность загудела. И царь спросил: "Что случилось?" И ему ответили: "О царь, нашли десять человек убитых на берегу моря, а корабль царя пропал. И мы увидели, что ворота у прохода, которые около церкви, со стороны моря открыты, и пленник, который был в церкви и присутствовал в ней, пропал". - "Если мой корабль, что был в море, пропал, то моя дочь Мариам - на нем, без сомнения и наверное!" - воскликнул царь..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот восемьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Афранджи, когда пропала его дочь Мариам, воскликнул: "Если мой корабль пропал, то моя дочь Мариам - на нем, без сомнения и наверное!" И потом царь в тот же час и минуту позвал начальника гавани и сказал ему:

"Клянусь Мессией и истинной верой, если ты сейчас же не настигнешь с войсками мой корабль и не приведёшь его и тех, кто на нем есть, я убью тебя самым ужасным убийством и изувечу тебя!" И царь закричал на начальника гавани, и тот вышел от него, дрожа, и призвал ту старуху из церкви и спросил её: "Что ты слышала от пленника, который был у тебя, о его стране и из какой он страны?" - "Он говорил: "Я из города Искандарии", - ответила старуха. И когда начальник услышал её слова, он в тот же час и минуту вернулся в гавань и закричал матросам: "Собирайтесь и распускайте паруса!"

И они сделали так, как приказал им начальник, и поехали, и ехали непрестанно ночью и днём, пока не приблизились к городу Искандарии в ту минуту, когда Нурад-дин сошёл с корабля и оставил там Ситт-Мариам. А среди франков был тот везирь, кривой и хромой, который купил Мариам у Нур-ад-дина. И когда франки увидели привязанный корабль, они узнали его и, привязав свой корабль вдали от него, подъехали к нему на маленькой лодке из своих лодок, которая плавала по воде глубиной в два локтя. И в этой лодке была сотня бойцов, и в числе их хромой и кривой везирь (а это был непокорный притеснитель и непослушный сатана, хитрый вор, против хитрости которого никто не мог устоять), и он был похож на Абу-Мухаммеда аль-Батталя. И франки гребли и плыли до тех пор, пока не подъехали к кораблю Мариам, и они бросились на корабль и напали на него единым нападением, но не нашли на нем никого, кроме Ситт-Мариам, и тогда они захватили девушку и корабль, на котором она находилась, после того как вышли на берег и провели там долгое время. А потом они в тот же час и минуту вернулись на свои корабли, захватив то, что они хотели, без боя и не обнажая оружия, и повернули назад, направляясь в страны румов. И они поехали, и ветер был хорош, и они спокойно ехали до тех пор, пока не достигли города Афранджи.

И они привели Ситт-Мариам к её отцу, который сидел на престоле своей власти, и когда её отец увидел её, он воскликнул: "Горе тебе, о обманщица! Как ты оставила веру отцов и дедов и крепость Мессии, на которую следует опираться, и последовала вере бродяг (он разумел веру ислама), что поднялись с мечом наперекор кресту и идолам?" - "Нет за мной вины, - ответила Мариам. - Я вышла ночью в церковь, чтобы посетить госпожу Мариам и сподобиться от неё благодати, и когда я чем-то отвлеклась, мусульманские воры вдруг напали на меня и заткнули мне рот и крепко меня связали, и они положили меня на корабль и поехали со мной в свою сторону. И я обманула их и говорила с ними об их вере, пока они не развязали моих уз, и мне не верилось, что твои люди догнали меня и освободили. Клянусь Мессией и истинной верой, клянусь крестом и тем, кто был на нем распят, я радовалась тому, что вырвалась из их рук, до крайней степени, и моя грудь расширилась и расправилась, когда я освободилась из мусульманского плена". - "Ты лжёшь, о распутница, о развратница! - воскликнул её отец. - Клянусь тем, что стоит в ясном Евангелии из ниспосланных запрещений и разрешений, я неизбежно убью тебя наихудшим убийством и изувечу тебя ужаснейшим образом. Разве не довольно тебе того, что ты сделала сначала, когда вошли к нам твои козни, и теперь ты возвращаешься к нам с твоими обманами!"