Чжуан-цзы - Чжуан-цзы
* * *
Юн Чэнцзы сказал:
– Без дня нет и года, без внутреннего нет и внешнего.
Юн, [царь] Вэй, заключил клятвенный союз с [царем] Моу из [рода] Тянь. Когда Моу нарушил договор, Юн в гневе хотел послать [человека] его заколоть. Узнав об этом, [полководец] Носорожья Голова пристыдил [царя]:
– [Вы], государь, властелин тьмы колесниц, собираетесь поручить месть одному человеку. [Я], Янь, прошу дать мне двести тысяч латников. Для [Вас], государь, я нападу на него, пленю его народ, угоню его буйволов и коней, так что внутренний жар этого царя скажется на его спине. Затем я захвачу его страну, и когда [он] в ужасе побежит, я ударю его в спину и перебью позвоночник.
Услышал об этом Цзицзы и пристыдил:
– Строили стену высотой в десять жэней. Теперь же, [когда] стена в десять жэней выстроена, снова сломать ее – тяжкий труд скованных вместе [преступников]. Ныне уже семь лет как не было войны. Это – опора государя. Янь – смутьян, [его] нельзя слушать.
Услышал об этом Хуацзы и [их] обругал:
– Призывающий напасть на Ци – смутьян. Призывающий не нападать – тоже смутьян. Тот, кто называет смутьянами [сторонников и противников] нападения, тоже смутьян.
– Что же делать? – спросил царь.
– Царь должен лишь стремиться найти путь, – ответил Хуацзы.
Услышав об этом, Творящий Благо представил [царю] Несущего Возвышенное[359], и тот спросил:
– Знает ли царь так называемую улитку?
– Да, – ответил царь.
– На левом рожке улитки расположено царство, которое зовется родом Бодливых, на правом рожке улитки[360] расположено царство, которое зовется родом Диких. [Они] все время воюют друг с другом за землю. Убитые падают десятками тысяч, преследуют разбитого врага десять дней и [еще] пять, а затем только возвращаются.
– Ах, пустая болтовня! – воскликнул царь.
– Разрешите [мне, Вашему] слуге, показать это [Вам], государь, наглядно. Подумайте, государь, о пространстве во всех четырех сторонах, в зените и надире. Есть ли [ему] предел[361]?
– Нет предела.
– Познав, как странствовать мыслью в беспредельном, обратитесь к известным царствам, [ведь они] вроде бы существуют, а вроде бы и не существуют?
– Да.
– Среди известных [царств] есть Вэй, в Вэй находится [столица] Лян, а в Лян – [Вы], государь. Есть ли различие между [Вами], государь, и родом Диких?
– Нет различия, – ответил царь.
Гость ушел, а царь остался в смятении, точно в забытьи. [Когда] гость удалился, подошел Творящий Благо, и царь сказал:
– Гость – великий человек. Ему недостоин противостоять [ни один] мудрец.
– [Когда] играют на флейте, – сказал Творящий Благо, – слышится мелодия. [Когда же] дуют в кольцо эфеса, [слышится] лишь свист. Люди восхваляют Высочайшего с Ограждающим, а ведь Высочайший с Ограждающим перед Несущим Возвышенное уподобятся лишь свисту.
Конфуций пришел в Чу и остановился у [продавца] кашицы на Муравьином холме. Его соседи – муж с женой, слуги и служанки поднялись на высокое место ‹крышу›.
– Что делают эти люди? – спросил Цзылу.
– Это рабы мудрого, – ответил Конфуций. – Он похоронил себя в народе, скрылся среди полей. Голос его умолк, но воля его не иссякла. Хотя уста его говорят, но мыслей никогда не высказывают. Притом [он] противостоит всему своему поколению и брезгует с ним объединяться. [Он] – тот, кто «утопился на суше», из таких [как Удалец] с Юга от Рынка, Обязанный к Черной Работе.
Цзылу попросил разрешения пойти и позвать его, но Конфуций сказал:
– Оставь! Он знает [меня], Цю, лучше, чем [я] сам. Знает, что [я], Цю, пришел в Чу, и думает, что [я] стану добиваться приглашения царя Чу. Ведь он считает [меня] болтуном. Он постыдится слушать речи болтуна, а тем более с болтуном встречаться. Почему ты думаешь, что [он] еще там?
Цзылу пошел и взглянул – комната соседей [оказалась] пустой.
Страж границы Высокий Платан спросил у Цзылао[362]:
– Не должен ли государь, верша дела, пахать тщательно, а управляя народом, не разрывать ростков? Прежде, сея, я пахал небрежно, и поле вознаграждало меня зерном также небрежно; полол, разрывая ростки, и вознаграждали меня также разорванные ростки. На следующий год я ввел другие порядки: пахал глубоко, как следует боронил, и зерно уродилось обильно. Весь год я ел досыта.
Услышав об этом, Чжуан-цзы сказал:
– Многие нынешние люди относятся к своей [телесной] форме и к сердцу так, как говорил Страж границы. Ради всевозможных дел бегут от своей природы, покидают свой характер, уничтожают собственные чувства, губят свой разум. Вот у того, кто небрежно вспахивает свой характер, в характере и остаются корни зла – любви и ненависти. Осока и тростник, зарождаясь, сначала будто поддерживают мою [телесную] форму, [но] стремятся искоренить мой характер, а потом без разбора, отовсюду просачиваются и прорываются, [вызывая] язвы, нарывы, пылая внутренним жаром и исходя гноем. Вот оно что!
* * *
Кипарисовый Наугольник[363], учась у Лаоцзы, сказал:
– Дозвольте странствовать по Поднебесной.
– Оставь, – ответил Лаоцзы. – Поднебесная [всюду] одинакова.
[Кипарисовый Наугольник] повторил свою просьбу, и Лаоцзы спросил:
– Откуда же ты начнешь?
– Начну с Ци, – ответил Кипарисовый Наугольник. – Приду туда, увижу казненного[364], подниму его и поставлю, сниму [с себя] придворную одежду, прикрою его и стану оплакивать, взывая к Небу: «Сын [мой]! Сын [мой]! Поднебесную постигло великое бедствие, и ты первый пал его жертвой!» Говорят: «Не становись разбойником! Не становись убийцей!». Но с тех пор, как возвели [в закон] славу и позор, появились и пороки; с тех пор, как стали копить товары и имущество, начались и тяжбы. Ныне возвели [в закон] то, что ожесточает людей; накопили то, из-за чего ведутся тяжбы; довели людей до крайности, лишив их покоя. Как же можно теперь предотвратить [злодеяния]! Древние государи за [все] блага воздавали [хвалу] народу, а во всех бедах [винили] себя; [все] истинное видели в народе, а заблуждения – в себе. Поэтому только один [царь] терял свое тело и, порицая сам себя, уходил [из жизни]. Ныне же [все] по-иному. Скроют происшедшее и [порицают] не ведающих [о нем] за глупость; поставят невыполнимую задачу и осудят за отсутствие смелости; возлагают тяжкие обязанности и покарают за то, что с ними не справились; [пошлют] дальней дорогой и казнят за опоздание. Люди же, зная, что сил не хватит, заменяют их притворством. С каждым днем все больше лицемерия [у высших]. Как же
