Чжуан-цзы - Изречения

Чжуан-цзы

Изречения

Ловец образов

Даосский трактат «Чжуан-цзы» был создан в третьем веке до нашей эры. И современники, и последующие поколения почитали автора этого текста как совершенномудрого учителя.

Про жизнь Чжуан-цзы [Цзы – (кит.) Учитель] известно немного. Предположительные даты жизни 369 до н. э. – 286 до н. э., это время в истории Китая зовется эпохой Борющихся царств. Страна была разделена на соперничающие области, и сражения происходили не только на полях военных битв, но и среди мыслителей и мудрецов.

Звали его Чжоу. Чжуан Чжоу был родом из города Мэн княжества Сун. Какое-то время был на государственной должности, потом ушел в отставку и вернулся в деревню. Нрава был веселого, дружил с разбойниками. Стал широко известен как наставник и учитель. Посмеивался над Конфуцием. Чжуан-цзы считают самым выдающимся последователем учения Лао-цзы.

Известна история, когда на предложение правителя пойти служить к нему высшим советником Чжуан Чжоу рассмеялся и ответил, что лучше быть ему в грязи, пребывая в безмятежности, чем находиться в узде у князя. Перед смертью просил он себя не хоронить, а оставить его тело в чистом поле, потому как могилой ему станет весь мир. Имя Чжуан Чжоу можно перевести как Круг Силы.

Трудно рассказать, о чем эта книга. Множество превращений идут своей чередой, но все постоянно возвращается в начало. Великое становится малым, малое великим, уродство приравнивается к красоте, а красота лишь обременяет. Нет абсолютной красоты, нет абсолютного счастья, нет абсолютных ценностей.

Кажущиеся на первый взгляд загадочными притчами тексты являются точным описанием работы сознания. Это текст о превращении ценностей, о превращении ценностей в сознании, о превращении сознания.

Ирония, изначально присущая этому тексту, зашита в каждом знаке. Сознание может существовать полноценно только в пространстве скрытого смеха, потому что смех – это постоянное обнуление существующих ценностей. Сознание подобно дикому коту и способно к удивительным превращениям, но от своего желания стать тем или иным попадает в ловушки и капканы.

Проникновение в текст подобно волшебному путешествию по мерцающим волнам превращений, в котором можно оказаться и в мутных водах, и в землях ясного видения. Посему пожелаем внимательно ловить потоки силы, наполняя парус корабля своего разума чудесным ветром мудрости Чжуан-цзы.

В Непроглядной пучине севера есть рыба, что зовется Родоначальницей. Такая здоровая рыба, что и неведомо, сколько в ней тысяч верст. Обернется она птицей, что назовется Парой. И спина этой птицы неведомо сколько тысяч верст. Взъярится и полетит. Крылья, как в небе висящие облака. Море приходит в движение, и птица летит в Непроглядную пучину юга.

Цикада с пичугой болтают, смеясь над огромной птицей: «Когда решаю лететь, поднимаюсь в воздух, чтобы с вяза перебраться на клен. Не всегда долетаю, иногда опускаюсь на землю и делаю передышку. А этой зачем-то нужно подняться на 90 тысяч верст, когда летит на юг».

Малому знанию не постичь большого познания.

Опытом малого срока не постигнешь больших времен.

Этим двум малявкам, откуда про то знать?

Разве могут они разобраться в великом знании?

Высшее постигаешь, когда понимаешь, что от Неба, а что от человека.

Действие Неба – это даваемая Небом жизнь. Действие человека – это познание в себе законов познания, чтобы растить в себе знание того, что познать нельзя.

Только так проживешь до конца отпущенные тебе Небом годы, а не пропадешь посредине пути. Такова полнота знания, но даже и в полном знании есть ущербность.

Великий разум раскрыт безгранично,

а малый разум – это лишь границы и разделения.

Великая речь – вспышки озарения,

а малая речь – суетливое пустословие.

Истинный человек мудрости выглядит справедливым, но не ищет единомышленников. Чувствует, что ему не хватает чего-то, но ничего не берет.

Всегда независим в общении, а твердости не ощущаешь.

Когда раскрыт, видишь лишь пустоты, и никаких украшений вовне.

Светлый и теплый – будто радость сама. Все движения его – будто вынужден делать.

Собранный – будто свет на тебя наступает.

Отдает – будто останавливает тебя своей силой духа.

Суров – как внешний мир.

Велик – будто нет никаких границ для него.

Однороден – будто хочет закрыться.

Безмятежен – будто не помнит, что говорил.

Наказания видит как плоть. Потому великодушен, если вынужден нести гибель.

Обряд – его крылья. Им он и движется в мире.

Знание – его время. Нет нужды стремиться оказаться в делах.

Сила духа – его послушность. Речами призывает всех, имеющих ноги, вместе двигаться вверх, чтобы достигнуть высот. А истинное намерение в людях проявляется как старание в действиях.

Что нравилось – было ему едино.

Что не нравилось – было ему едино.

Оба этих единых – были для него одним.

Да и не одно – тоже было ему едино.

В своих единствах был послушен Небу.

В своих не-единствах следовал за людьми.

И не было борьбы между Небом и человеком.

Так определяется истинный человек.

Охотников привлекают узоры на шкуре тигров. На цепь садят обезьяну за то, что она сообразительна и хитра, а собаку за ее способность учиться и зверьков ловить. Горные деревья сами притягивают разбойников. Огонь в масле сам сжигает себя. Коричное дерево съедобно, потому и рубят. Лаковое дерево полезно, потому и режут. Все люди умеют использовать пользу в вещах, никто не умеет использовать в них бесполезность.

Для постигшего все человека – нет личности.

Для осознавшего себя человека – не бывает подвигов.

Для высшей мудрости – нет известности и славы.

Наставник Добряк рассказывал Наставнику Силе: «Есть большое дерево, люди его называют вязом. Огромный ствол весь покрыт наростами, так что бревно из него не сделаешь. Мелкие ветки сильно скручены, ни с линейкой, ни с циркулем не подойти. Прямо на дороге стоит, а плотник на него и не взглянет. Ты все речи ведешь о великом, а пользы в них никакой. Вот люди и не верят таким речам».

Наставник Сила ему в ответ: «Похоже, ты никогда не видел дикого кота. Он ползет, распластавшись, прячется, подстерегая жертву. А то как прыгнет, метнется в сторону для забавы. Ему все равно, высоко или низко, вверх или вниз. Кажется себе неуязвимым, но часто попадает в капканы, себе на погибель.

А к примеру, як, он огромный, как облако в небе. Этого можно назвать великим. А мышей не ловит.

У тебя есть огромное дерево, и тебя огорчает, что нет ему применения. Так посади его там, где нет ничего, в безграничности шири безбрежной. Скитайся вокруг без дел и забот. В бесконечности странствуй, в безмятежности спи, отдыхая под деревом этим. Не закончит оно раньше времени век свой под топорами плотников. Ничто не разрушит его. Ибо нет от него пользы, потому и вреду случиться не с чего».

Человек тонет в море дел, с которыми неразрывно связал себя. Не может вернуться к начальному себе, когда в дела еще не окунулся со страстью. Он постепенно закрывается и нитями дел зашивает отверстия сообщения с миром, а потом в старости кается, что жизнь свою прожил впустую.

Просто, как утро и вечер,

входит жизнь в тебя,

потому и живешь.

Хоровод чувств: расположение и раздражение, печаль и радость, обольщения и огорчения, изменчивость и тревога, легкомыслие и несдержанность, распущенность и развратность – как звуки песен, что возникают из пустоты, как плесень, появляющаяся из сырости. Все это тянется в непрерывной смене дней и ночей, и разве поймешь, где начинается бесконечная цепь превращений.

Во мраке сна души цепляются друг за друга, а в пробуждении освобождаешься от телесных оков. Все время в общении, слепившись друг с другом, целыми днями воюешь в уме, а связи такие неразрывные, глубокие, крепкие.

Когда нет другого, нет и меня. А нет меня, так нечем и воспринять. Все это так близко и со мной нераздельно. А нет возможности понять, чем оно направляется.

Вот сто костей, девять дырок, шесть потрохов, во всем этом и существуешь. С чем же это Я так плотно срослось? К этому, что ли, все привязаны здесь?

В мире повсюду тебе мерещатся слуги и жены? А ты никак порядок не наведешь среди слуг и жен? Может, все вечно меняются в положении хозяина и слуги? Может, есть во всем этом настоящий хозяин?

Можно пытаться понять его истинную суть, а можно и не пытаться. Тебе – ни вреда, ни пользы.

Однажды выдали тебе все, что создает тело. Лучше его не губить в ожидании конца. Можно, конечно, во всем соревнуясь, биться и спорить с другими, подобными тебе. Но этим лишь ускоришь приближение конца. Кто же здесь способен остановить это движение?