Древневосточная литература - Тысяча и одна ночь. Том XII
А окончив свои стихи, он взял меч и обнажил его и, придя к своей матери, сказал ей: «Если ты не осведомишь меня об истине в этом деле, я отрублю тебе голову и убью себя!» И его мать воскликнула: «О дитя моё, не делай этого! Я расскажу тебе. Вложи меч в ножны и садись, и я расскажу тебе, что случилось», – сказала она потом.
И когда Хасан вложил меч в ножны и сел с нею рядом, она повторила ему эту историю с начала до конца и сказала: «О дитя моё, если бы я не увидела, что она плачет и требует бани, и не побоялась, что ты приедешь и она тебе пожалуется и ты на меня рассердишься, я бы не пошла с ней в баню, и если бы Ситт-Зубейда не рассердилась на меня и не взяла от меня ключ силой, я бы не вынула одежду, даже если бы умерла. Но ты знаешь, о дитя моё, что нет руки, длинней руки халифа. И когда принесли одежду, твоя жена взяла её и осмотрела, и она думала, что на ней чего-нибудь не хватает, но увидала, что с одеждой ничего не случилось. И тогда она обрадовалась и, взяв детей, привязала их к себе к поясу и надела одежду из перьев после того, как Ситт-Зубейда сняла для неё с себя все, что на ней было, в уваженье к ней и к её красоте. А твоя жена, надев одежду из перьев, встряхнулась и превратилась в птицу и стала ходить по дворцу, и все на неё смотрели и дивились на её красоту и прелесть, а потом она полетела и оказалась на верху дворца и посмотрела на меня и сказала: «Когда твой сын вернётся и покажутся ему долгими ночи разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и закачают его ветры любви и томления, пусть оставит родину и отправится на острова Вак». Вот что было с нею в твоё отсутствие…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот девяносто восьмая ночь
Когда же настала семьсот девяносто восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, услышав слова своей матери, которая рассказала ему обо всем, что сделала его жена, Хасан вскрикнул великим криком и упал без чувств. И он остался лежать так до конца дня, а очнувшись, стал бить себя по лицу и извиваться на земле, точно змея, и мать его просидела подле него, плача, до полуночи. А Хасан, очнувшись после обморока, заплакал великим плачем, и произнёс такие стихи:
«Постойте, взгляните на того, кого бросили:Быть может, и сжалитесь вы после суровости.Его не узнаете, увидев, вы, – так он хвор –Как будто, клянусь Аллахом, он не знаком был вам!Поистине, он мертвец от страсти великой к вам,Считался бы мёртвым он, когда б не стонал порой.Разлуку ничтожною считать вам не следует:Влюблённым она горька, и легче им будет смерть».
А окончив свои стихи, он поднялся и стал кружить по дому, стеная, плача и рыдая, и делал так пять дней, не вкушая в это время ни пищи, ни питья. И его мать подошла к нему и стала брать с него клятвы и заклинать его, чтобы он умолк и перестал плакать, но Хасан не принимал её слов и не переставая рыдал и плакал. И его мать утешала его, а он ничего не слушал, и потом он произнёс такие стихи:
«О, так ли воздают за страсть к любимым,Таков ли нрав газелей чернооких?Пчелиный мёд меж уст её найдёшь тыИль лавочку, где вина продаются?Расскажите мне вы историю тех, кто в любви убит, –Печального утешит подражанье.И главы своей не клони, стыдясь, пред упрёком ты, –Не первый ты средь умных очарован».
И Хасан все время плакал таким образом до утра, а потом его глаза заснули, и он увидел свою жену, печальную и плачущую. И он поднялся от сна, с криком, и произнёс такие два стиха:
«Твой призрак передо мной, на миг не уходит он,И в сердце ему назначил лучшее место я,Когда бы не надежда встречи, часа б не прожил я,Когда б не видение во сне, не заснул бы я».
А когда наступило утро, его рыдания и плач усилились, и он все время был с плачущим оком и печальным сердцем, и не спал ночей и мало ел. И он провёл таким образом целый месяц. И когда этот месяц миновал, ему пришло на ум поехать к своим сёстрам, чтобы они помогли ему в его намерении разыскать жену, и он призвал верблюдов и нагрузил пятьдесят верблюдиц иракскими редкостями, и сел на одного из них, поручив своей матери заботиться о доме, и все свои вещи он отдал на хранение, кроме немногих, которые он оставил в доме.
И затем он поехал и направился к своим сёстрам, надеясь, что, может быть, найдёт у них помощь, чтобы соединиться со своей женой, и ехал до тех пор, пока не достиг дворца девушек на Горе Облаков. И он вошёл к ним и предложил им подарки, и девушки обрадовались им и поздравили Хасана с благополучием и спросили его: «О брат наш, почему ты поспешил приехать? Ведь ты отсутствовал не больше двух месяцев». И Хасан заплакав и произнёс такие стихи:
«Я вижу, душа скорбит, утратив любимого,И жизнь с её благами ей больше не радостна.Недуги мои – болезнь, лекарства которой нет.А может ли исцелить больного не врач егоО сладость, отнявшая дремоту, оставив нас, –Расспрашивал ветер я о вас, когда веял он.Недавно ведь с милою он был, а краса еёТак дивна, что из очей не слезы бегут, а кровь.О путник, в земле её на время прервавший путь –Быть может, нам оживит сердца ветерок её».
А окончив свои стихи, он вскрикнул великим криком и упал без памяти, и девушки сидели вокруг него, плача, пока он не очнулся от обморока, а очнувшись, он произнёс такие два стиха:
«Надеюсь, что, может быть, судьба повернётсяИ милого приведёт, – изменчиво время.Примет мне на помощь рок, желанья свершит мои,И после минувших дел случатся другие».
А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнёс такие два стиха:
«Аллахом клянусь, предел недугов и горестей,Довольна ли ты? В любви, клянусь, я доволен!Покинешь ли без вины меня и проступка ты?Приди же и пожалей былой ты разлуки».
А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнёс такие стихи:
«Покинул нас сон, и сблизилось с нами бденье,И щедро глаз хранимые льёт слезы.И от страсти плачет слезами, точно кораллы, он,Чем дальше, тем все больше и обильней.Привела тоска, о влюблённые, огонь ко мне:Меж рёбрами моими он пылает.Как тебя я вспомню, так с каждою слезинкоюИз глаз струятся молнии и громы».
А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись от обморока, произнёс такие стихи:
«В любви и страданиях вы верны, как верны мы?И разве так любите вы нас, как мы любим вас?О, если б убил Аллах любовь – как горька она!Узнать бы мне, что любовь желает от нас теперь.Прекрасный ваш лик, хоть вы далеко от нас теперь,Стоит перед взорами, где б ни были вы, всегда,Душа моя занята лишь мыслью о страсти к вам,И радует голубя нас крик, когда стонет он.О голубь, что милую все время к себе зовёт,Тоски ты прибавил мне и вместе со мной грустишь.Заставил глаза мои ты плакать без усталиО тех, кто ушёл от нас, кого уже не видим мы.Влечёт меня всякий миг и час к удалившимся.А ночью тоскую и по ним, как придёт она».
И когда сестра Хасана услышала его слова, она вышла к нему и увидела, что он лежит, покрытый беспамятством, и стала кричать и бить себя по лицу, и услышали это её сестры и вышли и увидели, что Хасан лежит покрытый беспамятством, и окружили его и заплакали о нем. И не скрылось от них, когда они его увидели, какая его охватила любовь, влюблённость, тоска и страсть. И они спросили Хасана, что с ним. И Хасан заплакал и рассказал им, что случилось в его отсутствие, когда его жена улетела и взяла с собой своих детей. И девушки опечалились и спросили, что она говорила, улетая, и Хасан ответил: «О сестрицы, она сказала моей матушке: «Скажи твоему сыну, когда он придёт и покажутся ему долгими ночи разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и закачают его ветры любви и томления, пусть придёт ко мне на острова Вак».
И, услышав слова Хасана, девушки стали перемигиваться и задумались, и каждая из них взглядывала на своих сестёр, а Хасан глядел на них, затем они склонили на некоторое время головы к земле и, подняв их, воскликнули: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! – и сказали Хасану: – Протяни руку к небу: если достанешь до неба, то достанешь свою жену…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот девяносто девятая ночь
Когда же настала семьсот девяносто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда девушки сказали Хасану: «Протяни руку к небу: если достанешь до него, то достанешь и свою жену и детей», слезы потекли по его щекам, как дождь, так что замочили ему одежду, а он произнёс такие стихи:
«Волнуют меня ланиты алые и глаза,И стойкость уходит, как приходит бессонница.О нежные, белые! Суровостью губитеВы тело, и духа в нем уж больше не увидать.Газелям подобные по гибкости, гурии,Красу их коль видели б святые – влюбились бы,Гуляют, как ветерок, они в саду утренний,В любви к ним я поражён тревогой и горестью.С одной из красавиц тех мечты я свои связал, –И сердце моё огнём пылает из-за неё.О юная, нежная и гибкая членами!Лицо её утро нам несёт, её кудри – мрак.Волнует она меня, и сколько богатырейЩеками взволновано красавиц и взорами».
А окончив свои стихи, он заплакал, и девушки заплакали из-за его плача, и охватила их жалость к нему и ревность, и начали они его уговаривать и внушать ему терпение, обещая ему близость к любимым. И сестра его подошла к нему и сказала: «О брат мой, успокой свою душу и прохлади глаза! Потерпи и достигнешь желаемого, ибо кто терпит и не спешит, получает то, что хочет, и терпение – ключ к облегчению. Поэт сказал:
