Люй Бувэй - Вёсны и осени господина Люя (Люйши чуньцю)
Никто не заденет ведь тигра
И в реку без лодки не ступит,
Но в том, что не столь очевидно,
Невежа и хуже поступит.
Тут как раз о том и речь, что люди не способны различать подобное! По этой причине им одно и то же то кажется похожим на ложь, то кажется похожим на правду. И то, что они считают за ложь, похоже на правду, и то, что они считают правдой, похоже на ложь. А когда правда и ложь строго не разграничены, а пристрастия или гнев уже ввергли человека в борьбу и распри, то я не то чтобы был против борьбы или спора, но просто не могу признать того, из-за чего в данном случае они возникли. Ибо, прежде чем вступать в какую-либо борьбу или спор, нужно точно определить для себя, что есть истина и что есть ложь.
Ныне же по большей части спешат вступить в борьбу, не разобравшись еще, в чем истина, в чем ложь. Это — величайшее из заблуждений!
Луский Цзи Сунь был в трауре. Конфуций прибыл к нему, дабы выразить соболезнование. Вошел в ворота, стал с левой стороны, потом следом за гостями вошел в дом. Хозяин как раз убирал покойника нефритом. Конфуций прошел гостиную и заторопился по ступеням. Вышел в зал и вздохнул: "Убирает яшмой! Да ведь это все равно что бросить кости посреди равнины!" Пробежать через двор, поспешить по ступеням — это не совсем по ритуалу. Но Конфуций поступил так, чтобы указать на упущение.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сокровище / И бао
В старину не то чтобы не было сокровищ, но люди ценили иное.
Суньшу Ао заболел. Перед смертью он предостерег сына: "Царь много раз хотел пожаловать мне хороший удел, но я не брал. Когда я умру, царь наш станет жаловать тебя, но доброй земли не бери. Между Чу и Юэ есть холмик усопших, земля там тощая, слава о ней ходит недобрая. Чусцы опасаются ее из-за душ покойников, а юэсцы из-за веры в знамения: только эту и бери — ею можно владеть долго". Суньшу Ао умер, и царь действительно предлагал его сыну выгодные земли, но тот отказался и попросил холмик усопших. Потому и по сей день потомки его эту землю не утратили.
Знание Суньшу Ао состояло в том, что он видел выгоду в том, в чем ее не видели другие: он знал, что то, что ненавистно людям, можно обратить себе на пользу. Этим и отличаются владеющие дао от людей заурядных.
У Юнь бежал, чусцы послали погоню. Когда он поднялся на гору Тайхан, он взглянул в сторону царства Чжэн и сказал: "У этой страны местоположение неудобное, а народ там многознающий. Правитель там заурядный. Не стоит идти к нему с моими планами". И он, оставив Чжэн, направился в Сюй. Явился к сюйскому гуну и спросил, куда ему идти. Тот ничего не сказал, повернулся лицом на юго-восток и сплюнул. Как бы получив награду, У Юнь почтительно поклонился и сказал: "Я понял, куда мне идти". И он направился в царство У. Проходя через Чу, он достиг берега реки Цзян, где ему нужно было переправиться. Заметив старика в маленькой лодчонке, собирающегося ловить рыбу, подошел и попросил его перевезти. Старик перевез его через реку. У Юнь осведомился о его имени и роде, но ответа не получил. Тогда У Юнь снял свой меч и протянул старику со словами: "Этот меч стоит тысячу цзиней, хочу преподнести его почтенному". Но старик меча не взял, ответив: "По законам Чу тот, кто поймает У Юня, будет пожалован титулом чжигуя, жалованьем в десять тысяч даней и тысячью и (И - мера веса.) золотом. Вот тут проходил У Юнь, а я его не схватил. К чему же мне ваш меч ценой в тысячу цзиней?" У Юнь, добравшись до У, послал людей найти старика с реки Цзян, но его не нашли. С тех пор У Юнь всегда приносил за столом жертву тому старику, обращаясь к нему со словами: "О старик на реке! Небо и земля велики и обильны без меры, и всяк занят своим; тот же, кто занят тем, чтобы достичь недеяния не ради выгоды, — имени того нельзя узнать, а самого его нельзя найти. Именно таков ты, старик на реке!"
В царстве Сун один крестьянин при пахоте нашел яшму и хотел преподнести ее городскому начальнику Цзы Ханю, но тот ее не принял. Крестьянин стал его упрашивать: "Это для меня сокровище. Хотелось бы, чтобы вы, начальник, благосклонно приняли его в дар". Цзы Хань ответил: "Для тебя сокровище — яшма, а для меня сокровище — в отказе ее принять". Тогда старейшины Сун рассудили: "Не то чтобы для Цзы Ханя не существовало сокровищ, но сокровищем он считает иное".
Если положить перед ребенком сто цзиней и клейкое просо, ребенок, конечно, возьмет клейкое просо. Если положить перед деревенщиной нефрит рода Хэ и сто цзиней, деревенщина, конечно, возьмет сто цзиней. Если же положить перед мудрецом слова о дао и дэ и нефрит рода Хэ, мудрец, конечно, предпочтет слова. Так что чем тоньше знание, тем тоньше ценимое; и чем грубее знание, тем грубее ценимое.
ГЛАВА ПЯТАЯ
О разном употреблении / И юн
Вещи различаются между собой, и человек употребляет их различными способами. В этом причина порядка и смуты, существования и гибели, жизни и смерти.
Посему обширность пределов государства и мощь и сила войска не означают сами по себе для него покоя. Почет и знатное происхождение, высокое положение еще не означают сами по себе известности. Все зависит от того, каким образом эти вещи будут употреблены.
Цзе и Чжоу[80] использовали свои способности таким образом, что это привело их к гибели. Тан и У[81] использовали свои способности таким образом, что это привело их на царство.
Некогда Тан увидел, как ставят сеть. Ее устанавливали со всех четырех сторон и притом приговаривали: "С небес спускающиеся, по земле рыскающие, отовсюду стекающиеся — все в мою сеть!" Тан сказал на это: "Ох-хо! Всех изведут! Кто же так поступает, кроме Цзе!" И он убрал сеть с трех сторон, оставив только с одной, сказав в поучение: "Некогда Чжу Мо придумал ловчую сеть и вершу. Люди нынче научились их плести, пусть же кто хочет идти влево, идет влево, кто хочет идти вправо, идет вправо, кто желает стремиться ввысь, стремится ввысь, и кто желает спускаться вниз, спускается без препятствий. Брать можно лишь того, кто нарушит этот порядок".
Услышав об этом, в царствах к югу от реки Хань сказали: "Доброта Тана простирается уже на птиц и зверей". И сорок городов отошло к нему.
Люди, ставившие сеть со всех четырех сторон, неизвестно, поймали бы птичку или же нет, а Тан, убрав сеть с трех сторон и оставив только с одной, тем самым уловил сорок городов, а не то что птичку.
Некогда чжоуский Вэнь-ван послал людей копать пруд, и они откопали скелет какого-то человека. Чины доложили об этом Вэнь-вану, и он велел: "Погребите снова". Доложили, что у могилы нет хозяев. Вэнь-ван сказал: "Владеющий Поднебесной — хозяин Поднебесной. Владеющий царством — хозяин царства. Разве я ему — не хозяин?" И он приказал чинам облачить останки, положить в гроб и предать погребению. В Поднебесной, прослышав об этом, заговорили: "Как разумен Вэнь-ван! Милость его простирается даже на кости и прах, не тем более ли — на живых людей?"
Так что бывает, что и сокровище, обретенное неразумным, обращается во вред стране. Вэнь-ван же и сгнившие кости сумел использовать для прославления своей воли. Ибо для древних мудрецов не было вещи, которую нельзя было бы употребить должным образом.
К Конфуцию приехал ученик из дальних мест. Тот спросил, держа посох на плече: "Здоров ли ваш дед?" Потом перехватил посох двумя руками и, отвесив поклон, спросил: "Здоровы ли ваши родители?" Потом поставил посох на землю и спросил: "Здоровы ли ваши старшие и младшие братья?" Оперся на посох и спросил: "Здоровы ли жена и дети?"
Так Конфуций и посохом в шесть чи мог показать различия в благородстве и подлости по рангам, провести грань между дальними и ближними. Тем более легко это было бы сделать ему с помощью раздачи постов и жалований.
В старину ценили меткую стрельбу из лука за то, что это давало возможность вырастить малых и накормить старых. Люди нашего века ценят меткую стрельбу из лука за то, что это дает возможность нападать и грабить. Самые искусные в этом грабят малых и притесняют слабых, сделав грабеж своим занятием.
Когда патока попадает в руки доброжелательному человеку, тот употребляет ее на то, чтобы подкормить больных и старых. Когда патока попадает в руки разбойникам Чжи и Ци Цзу[82], они употребляют ее на то, чтобы открывать запоры и снимать засовы.
КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Вторая луна зимы / Чжундун-цзи
Во вторую луну зимы солнце в Доу. На закате восходит Дунби, на рассвете — Чжэнь. Дни этой луны — жэнь и гуй, ее ди — Чжуансюй, ее шэнь — Сюаньмин, твари — в панцирях, нота — юй, тональность — хуанчжун, число — шесть, вкус — соленый, запах — гнили, жертвы — входу, и первейшая — почки.
Лед становится твердым; земля начинает трескаться. Умолкают ночные птицы. Тигры начинают ходить парами.
Сын неба поселяется в Сюаньтане храма Таймяо, выезжает на темной колеснице, правит железными скакунами. Водружает темное знамя, облачается в черное одеяние, убирается темной яшмой. Вкушает клейкое просо и кабанье мясо. Его утварь — <просторная и глубокая> (хун и янь).
