Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ.
Привратник вышел и вскоре привел Бао Юна.
– Мой господин шлет вам привет, – сказал слуга. – И я, Бао Юн, тоже вам кланяюсь. – И он трижды стукнулся лбом об пол.
Цзя Чжэн справился о самочувствии Чжэнь Инцзя и внимательно посмотрел на Бао Юна.
Это был малый ростом более пяти чи, широкоплечий, с густыми бровями, большими глазами навыкате, широким лбом и длинными усами. Вид у него был суровый и мрачный.
– Ты давно служишь в семье Чжэней или только последние годы? – спросил Цзя Чжэн.
– Всю жизнь, – ответил Бао Юн.
– А сейчас почему ушел?
– Я не по своей воле ушел, господин меня упросил. Сказал, что у вас я буду все равно что у него в доме, – объяснил Бао Юн. – Потому я к вам и пришел.
– Твоему господину не следовало заниматься делами, которые до добра не доводят, – укоризненно произнес Цзя Чжэн.
– Не мне судить господина, – ответил Бао Юн. – Одно могу сказать, пострадал он из-за своей чрезмерной порядочности и доброты.
– Это хорошо, что он порядочный, – заметил Цзя Чжэн.
– Но из-за честности его и невзлюбили, – ответил Бао Юн, – и при первой же возможности ввергли в беду.
– В таком случае Небо не отвернется от него! – произнес Цзя Чжэн, – я уверен!
Бао Юн хотел еще что-то сказать, но Цзя Чжэн его снова спросил:
– Это правда, что молодого господина в вашей семье тоже зовут Баоюй?
– Правда!
– Как он? Усерден? Стремится служить? – поинтересовался Цзя Чжэн.
– С нашим молодым господином произошла странная история, – принялся рассказывать Бао Юн. – Характером он в отца. Скромный, честный, но с самого детства любил играть только с сестрами. Сколько его за это ни били, как ни наказывали – ничего не помогало. В тот год, когда наша госпожа ездила в столицу, он заболел и едва не умер. Отец чуть с ума не сошел от горя и, потеряв всякую надежду, стал все готовить к похоронам. Но, к счастью, молодой господин неожиданно выздоровел. Он рассказал, будто ему привиделось во сне, что он проходит под какой-то аркой, там его встречает девушка и ведет в зал, где стоят шкафы с книгами. Потом вдруг он очутился в комнате со множеством девушек; одни на его глазах превращались в бесов, другие становились скелетами. Он перепугался, стал плакать, кричать. Тогда-то отец и понял, что мальчик приходит в себя. Позвали докторов, стали его лечить, и он постепенно поправился. После этого отец разрешил ему играть с сестрами. Но мальчик совершенно изменился: отказался от всяких игр, стал усердно заниматься и не поддавался дурному влиянию. Мало-помалу он приобрел знания и сейчас помогает отцу в хозяйственных делах.
– Ладно, иди, – после некоторого раздумья произнес Цзя Чжэн. – Как только представится возможность, я дам тебе какое-нибудь дело.
Бао Юн почтительно поклонился и вышел. И больше мы о нем пока рассказывать не будем.
Однажды, встав рано утром, Цзя Чжэн собрался в ямынь, как вдруг услышал, что люди у ворот говорят так громко, словно хотят, чтобы он их услыхал. Решив, что произошло нечто такое, о чем им неловко докладывать, Цзя Чжэн подозвал привратника и спросил:
– О чем это вы там болтаете?
– Не смею вам рассказать, – промолвил привратник.
– Почему? Что случилось?
– Открываю я утром ворота, а на них листок с непристойными надписями, – ответил привратник.
– Глупости! – не вытерпел Цзя Чжэн. – Что же там написано?
– Всякие грязные выдумки о монастыре Шуйюэ, – ответил привратник.
– Ну-ка, дай взглянуть, – распорядился Цзя Чжэн.
– Я не смог сорвать листок, очень крепко приклеен, – развел руками привратник. – Велел соскоблить, но прежде переписать все, что там написано. А только что Ли Дэ сорвал такой же листок с других ворот и принес мне. Это чистая правда! Поверьте!
Он протянул Цзя Чжэну листок и тот прочитал:
«Ракушка» и «запад», «трава» и «топор»…[55]Весьма еще юн по годам,К монахиням в роли смотрителя онНедаром повадился в храм!Куда как неплохо бывать одномуСреди монастырских подруг:Там песни, азартные игры, разврат, —Поистине сладкий досуг!Скажите: когда непочтительный сынСвершает такие дела,Что скажет об имени добром Жунго,Раскрыв эту тайну, молва?
Цзя Чжэн задохнулся от возмущения, голова закружилась, в глазах потемнело. Он приказал никому не рассказывать о случившемся, велел тщательно осмотреть все стены дворцов Нинго и Жунго, после чего вызвал Цзя Ляня и спросил:
– Ты проверял, как присматривают за буддийскими и даосскими монахинями, которые живут в монастыре Шуйюэ?
– Нет, – ничего не подозревая ответил Цзя Лянь, – этим занимается Цзя Цинь.
– А под силу ему такое дело? – крикнул Цзя Чжэн.
– Не знаю, – робея, произнес Цзя Лянь, – но, видимо, он что-то натворил!
– Вот, полюбуйся! – вскричал Цзя Чжэн, протягивая Цзя Ляню листок.
– Ну и дела! – воскликнул тот, пробежав глазами написанное.
Вошел Цзя Жун и протянул Цзя Чжэну конверт, на котором значилось: «Второму господину из старших, совершенно секретно».
В конверте оказался листок, точно такой, какой был на воротах.
– Пусть Лай Да возьмет несколько колясок и немедленно привезет сюда всех монашек из монастыря Шуйюэ! – гневно произнес Цзя Чжэн. – Только монашкам ни слова! Скажите, что их вызывают ко двору.
Лай Да ушел выполнять приказание.
Надо сказать, что одно время молодые монашки находились под неусыпным надзором старой настоятельницы и с утра до вечера читали молитвы и сутры. Но после того как Юаньчунь навестила своих родных, за монашками перестали следить, и они разленились. К тому же повзрослели и уже не были такими наивными. Что же до Цзя Циня, то он прослыл легкомысленным и большим любителем женщин. Он попытался было соблазнить Фангуань, но это ему не удалось, и он устремил свои помыслы к другим монашкам: буддийской Циньсян и даосской Хаосянь. Они были необыкновенно хороши, Цзя Цинь все время вертелся возле них, а в свободное время даже учил музыке и пению.
И вот в середине десятого месяца, получив деньги на содержание монашек, Цзя Цинь решил повеселиться и, приехав в монастырь, нарочно тянул с раздачей денег, а затем сказал:
– Из-за ваших денег я задержался и в город уже не успею. Придется заночевать здесь. Сейчас холодно, и хорошо бы немного согреться. Я привез фруктов и вина, не повеселиться ли нам?
Послушницы обрадовались, накрыли столы, даже пригласили настоятельницу. Одна Фангуань не пришла.
Осушив несколько кубков, Цзя Цинь выразил желание поиграть в застольный приказ.
– Мы не умеем! – закричала Циньсян. – Давайте лучше в угадывание пальцев! Кто проиграет, тому пить штрафной кубок! Это куда интересней!
– Сейчас еще рано, едва миновал полдень, поэтому пить и шуметь непристойно, – заметила настоятельница. – Давайте выпьем еще немного и разойдемся. А вечером будем пить сколько вздумается. Кто хочет составить нам компанию, пусть приходит!
Неожиданно прибежала запыхавшаяся монашка:
– Скорее расходитесь! Приехал господин Лай Да!
Монашки быстро убрали столы и велели Цзя Циню спрятаться.
– Чего испугались, я же вам деньги привез! – крикнул Цзя Цинь, уже успев хватить лишнего. И тут на пороге появился Лай Да. Он сразу смекнул, в чем дело, но волю гневу не дал, памятуя наказ Цзя Чжэна все сохранить в тайне.
– Как, и господин Цзя Цинь здесь? – спросил он, как ни в чем не бывало.
– Что вам угодно, господин Лай Да? – спросил тот, выйдя навстречу управляющему.
– Очень хорошо, что вы здесь, – невозмутимо ответил Лай Да. – Велите монашкам побыстрее собраться и ехать в город – таков указ государыни.
Цзя Цинь приступил было к Лай Да с расспросами, но тот лишь сказал:
– Некогда! Время позднее, надо спешить!
Монахини сели в коляски. Лай Да поехал верхом впереди. Но об этом рассказывать мы не будем.
Узнав о случившемся, Цзя Чжэн был вне себя от гнева. Он даже не поехал в ямынь, а сидел у себя в кабинете и беспрестанно вздыхал. Цзя Лянь стоял у дверей, не осмеливаясь ни войти, ни удалиться.
Неожиданно вошел привратник и доложил:
– Нынешней ночью в ямыне должен был дежурить господин Чжан, но он заболел, и прислали за нашим господином.
Цзя Чжэн еще больше расстроился. Он с нетерпением ждал Цзя Циня, за которым послал Лай Да, а теперь ему придется дежурить в ямыне.
– Лай Да уехал сразу же после завтрака, – сказал Цзя Лянь. – Монастырь Шуйюэ в двадцати ли от города, в оба конца, как бы он ни спешил, потребуется не меньше четырех часов. Поезжайте спокойно в ямынь, господин. Я велю взять монашек под стражу, а завтра вы на сей счет сделаете необходимые распоряжения. Цзя Циню пока ничего объяснять не надо.
Цзя Чжэн поехал в ямынь, а Цзя Лянь пошел к себе. Он досадовал на Фэнцзе, которая в свое время порекомендовала Цзя Циня на должность смотрителя монастыря, но Фэнцзе болела, и Цзя Лянь не мог выместить на ней скопившийся гнев.
