Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
К вечеру, когда монахи отслужили панихиду по усопшем, Юэнян распорядилась, чтобы дщицу и портрет Ли Пинъэр вынесли и предали огню, а сундуки и корзины с ее добром перенесли в дальние покои. Туда же, в услужение Юэнян, перешли Жуи и Инчунь. Сючунь отдали Ли Цзяоэр. А покои Ли Пинъэр заперли.
Да,
Не успели просохнуть и балки,расписные, резные порталы,А уже не увидишь у залывосхищенных гостей карнавала.
Тому свидетельством стихи:
Рассеялась дымкою фея дождя,а ручьи затопили ложбину.Только месяц белёсый меня подождалу немого утёса на шпиле.Только чувств перетёртых искомкан наждак.Только самообманом мы жили.
Изо дня в день суетился Ли Мин и доме Симэня, делая вид, будто помогает домашним. В действительности же он украдкой подговаривал Ли Цэяоэр, пока она не передала ему похищенные ценности, которые (ж отнес в «Прекрасную весну». Потом Ли Мин опять по два, а то и но три дня не уходил из дома (Симэня. Только Юэнян оставалась в неведении, и никто не решался сказать о происходящем в доме, так как брат ее, У Второй, давно водил шашни с Ли Цзяоэр.
Девятого числа правили заупокойную службу по случаю третьей седмицы, на которой присутствовала и У Юэнян. В четвертую седмицу панихиды не было. Двенадцатого рыли могилу[1538] в присутствии Чэнь Цзинцзи, а рано утром двадцатого состоялся вынос. Несли много жертвенных предметов и денег, но провожающих было все же не так густо, как на похоронах Ли Пинъэр.
Вынос совершал настоятель монастыря Воздаяния. Он восседал в высоко поднятом паланкине, откуда провозгласил славословие, в котором обозрел жизнь Симэнь Пина от начала до конца. Славословие гласило:
«С глубоким уважением произносим мы имя усопшего. Его Величества гвардии начальника Симэня.
Жизнь человека, по нашему скромному мнению, длится, как вспышка молнии – всего лишь мгновение. Только камень вечен – не горит в огне. Опавший цветок не вернется обратно на ветку, как вспять не течет вода к роднику. Ты жил в хоромах расписных и узорных дворцах. но жизнь истекла, и угас, как свеча на ветру. Высокие чины и званья – все пройдет, как сон, когда час роковой наступит. Золото и дорогой нефрит – лишь прах, горестей и бед начало. Румяна и наряды – тщетные затеи мирской суеты. Не длиться весь век наслаждениям, а тьма так тяжка и горька. Будешь однажды обласкан на ложе, и у желтых истоков твой навеки сокроется след.[1539] К чему самомненье и чванство пустое, когда тленные кости засыплют сырою землею. Твои сады и необозримые поля расхватают дети, от тысяч сундуков парчи и шелков после смерти не найдешь и нитки. Развеется жизнь, точно огонь на ветру, и ни старых, ни малых – не сыщешь никого. Поток размывает горы громаду, много ль героев остается в живых! Да, горько ч тяжело это сознавать! Твое дыханье в ветер обратилось, а тело твое возвращается в землю. Кто дух испустит, тому обратно жизни не вдохнешь. И несть числа перерожденьям!»
Стихи гласят:
Смерть не сравнится ни какой кручиной,Всяк борется со смертью пред кончиной.Вода с огнем всегда в борьбе суровой.Преследуют везде один другого.Кружат над ними демоны и духи.Покуда живы – слепы мы и глухи,И ни за что нам не узнать, поверьте,Куда попасть должны мы после смерти.Нагие, новорожденным подобны.Предстанем пред Владыкою загробным.
Настоятель кончил чтение славословия. Чэнь Цзинцзи разбил жертвенный таз[1540] и двинулся за поставленным на катафалк гробом. Когда траурная процессия вышла за ворота, улица огласилась громкими рыданиями близких и домочадцев.
У Юэнян следовала за гробом в паланкине. В паланкинах же сопровождали покойного и остальные женщины.
За Южными воротами города, в пяти ли от него, где находилось семейное кладбище Симэней, Чэнь Цзинцзи вручил квартальному Юню кусок шелка и попросил торжественно освятить дщицу души усопшего. Геомант Слой ведал погребением. После того, как родные и близкие засыпали гроб землею, на могильном кургане расставили жертвы. В прощальной церемонии, увы, участвовало всего лишь несколько человек. Были тут шурин У (Старший, сват Цяо. тысяцкий Хэ, свояки Шэнь и Хань да человек пять-шесть приказчиков.
Настоятель У оставил двенадцать послушников для возвращения дщицы усопшего, которую торжественно, в присутствии всей родни, установили в зале. После того как геомант окропил помещение, родственники разошлись по домам. Юэнян же с остальными женами остались у дщицы покойного мужа.
После первой уборки могилы[1541] отпустили выделенных из управы солдат.
В пятую седмицу Юэнян пригласила двенадцать монахинь во главе с настоятельницей Сюэ, матерью Ван и старшей наставницей отслужить панихиду и сопроводить душу новопреставленного на небо. Рядом с Юэнян были жена У Старшего и жена У Шуньчэня.
Надобно сказать, что еще во время похорон Симэня, у его могилы, Ли Гуйцзе и Ли Гуйцин долго шептались с Ли Цзяоэр.
– Мамаша вот что велела тебе передать, – говорили ей певицы. – Весу у тебя тут нет, драгоценностями ты не владеешь. Значит и незачем в этом доме оставаться. Тем более, у тебя нет ребенка, а потому нечего траур блюсти. Мамаша советует тебе устроить скандал и уйти. Вчера у нас был Ин Боцзюэ. Говорит, богач Чжан Второй с Большой улицы готов пятьсот лянов серебра выложить и взять тебя второй женой. Собирается хозяйкой дома сделать. Перед тобой открываются новые возможности. А тут так и будешь прозябать до самой смерти. Мы, певицы, должны без сожаления расставаться со старым и стремиться к новому, искать местечко потеплее да повыгоднее. Так что смотри, не упусти случай!
Ли Цзяоэр крепко запомнила, что ей сказали, а когда тлеет, то достаточно небольшого ветерка, чтобы вспыхнул пожар. И вот после пятой седмицы Цзиньлянь обратилась к Сюээ. – После похорон, – говорила Цзиньлянь, – Ли Цзяоэр па кладбище в беседке с шурином У Вторым любезничала. А Чуньмэй своими собственными глазами видала, как она за ширмой узелок припасла, потом Ли Мину передала, а тот его отнес к себе в вертеп.
Слухи дошли до Юэнян. Отчитав брата, она отправила его в лавку и запретила наведываться на женскую половину дома, а привратнику Пинъаню было запрещено пускать Ли Мина. Стыд Ли Цзяоэр сменился на гнев. Она только никак не находила повода. Но вот однажды, когда Юэнян угощала невестку У Старшую, она пригласила Мэн Юйлоу, но обошла Ли Цзяоэр. Тут-то разгневанная Цзяоэр и обрушилась с руганью на хозяйку. Она ударяла по столу, на котором стояла дщица Симэня, громко рыдала и кричала, а среди ночи, в третью стражу, собиралась было повеситься. Когда служанка доложила Юэнян, та испугалась и решила посоветоваться с невесткой. После совета пригласили хозяйку «Покрасней весны», чтобы вернуть Ли Цзяоэр на ее прежнее место.
Мамаша из опасения, что Ли Цзяоэр не отдадут ее наряды и украшения, начала торговаться.
– Натерпелась тут у вас моя дочка! – воскликнула старуха. – А где возмещение! Как легко вы хотите от нее отделаться! Несколько десятков лянов серебра вы дать обязаны, хотя бы от стыда.
Шурин У Старший, будучи лицом чиновным, не решился настаивать на своем и после долгих переговоров велел Юэнян отдать Ли Цзяоэр все, что у нее было: одежды и украшения, утварь, сундуки и кровать. На том и перешили. Правда, как того ни хотелось Ли Цзяоэр, горничных Юаньсяо и Сючунь с ней не отпустили. Тут решительно уперлась У Юэнян.
– Что, хочешь честных девушек обратить в продажных девок, да? – воскликнула Юэнян, чем сразу заставила хозяйку «Прекрасной весны» прикусить язык.
Старуха, расплывшись в улыбке, откланялась. Ли Цзяоэр отбыла в паланкине.
Да, дорогой читатель! Певички из домов веселья тем только и живут, что торгуют чарами и прелестями. Утром у них щеголь Чжан, под вечер гуляка Ли. В ворота к ним входит почтенный отец семейства, с заднего крыльца они впускают его сына. Бросают старого поклонника и заводят нового, от денег разгораются глаза, – такова уж их натура. Пока певица живет в доме веселья, она заманивает и хватает всякого, всякому курит фимиам и льстит, желая во что бы то ни стало выйти замуж. Тут она готова переродиться и следовать стезею добра. Однако, как бы ни почитал и ни любил ее муж, ему все равно нс завоевать навсегда ее привязанности, ибо непостоянство в самой ее природе. Она либо и при живом муже будет искать запретных услад, либо с его смертью учинит скандал и покинет дом. Так что рано или поздно она вернется в прежний котел.
Да,
Змея вползет в нору и тамвсе извиваться норовит;Из клетки вырвется своейи тотчас птица улетит.Тому свидетельством стихи:Увы. недолгий век цвеститебе красавица-цветок.Ночь настает и новый гостьвойти желает в твой черток.Прелестница. твой гибкий станвлечет любителей услад,Уж многим довелось познатьгуб увлажненных аромат.Такой пленительною тыи миловидной рождена,Но лицемерием, увы,душа твоя поражена.Тебя хоть замуж позови,хоть добродетелью мани, —Все будешь с грустью вспоминатьв пороке прожитые дни.
Отпустив Ли Цзяоэр, Юзнян громко разрыдалась. Окружающие успокаивали хозяйку.
