Древнекитайская философия. Эпоха Хань - Коллектив авторов
Глава четвертая. Недеяние
В Пути нет ничего выше недеяния, в поведении нет ничего выше почтительности и осторожности. Почему так говорится? В старину юйский Шунь, управляя Поднебесной, играл на пятиструнном цине[350], распевал песню «Южный ветер»[351], был так спокоен, как будто бы и не думал об управлении государством, был так равнодушен, как будто и не стремился беспокоиться о народе. Но Поднебесная была в порядке. Чжоу-гун[352] учредил ритуал и музыку, приносил жертвы Небу и Земле, возносил приношения горам и рекам, он не заводил армий, в [его] наказаниях были пробелы, и [его] законы не были завершенными, но со всей страны к нему доходили дары, а государь Юэшан[353] повторно сообщал о визите к его двору. Поэтому недеяние — это и есть деяние[354]. А Цинь Ши-хуанди ввел казнь путем разрывания колесницами, чтобы сократить озлобление и отступничество; построил стену на границе с варварами, чтобы защититься от хусцев и юэсцев[355]; он шел походами на больших и поглощал малых, держал Поднебесную в страхе подобно грому, вооруженные армии ходили взад и вперед, чтобы покорить чужие страны, Мэн Тянь[356] карал смутьянов вне страны, Ли Сы[357] вводил законы внутри страны, но дела становились все более запутанными, и Поднебесная все более погрязла в смуте; законы становились все более многочисленными, а озлобление все разгоралось. Непрерывно набирали все новых боевых коней, а врагов становилось все больше. А ведь династия Цинь была такой, что хотела порядка. Но она утеряла его оттого, что вела себя крайне жестоко и применение наказаний довела до крайних пределов. Поэтому благородный муж уважает великодушие и покой и этим оберегает себя, в своем поведении держится середины и гармонии и этим управляет далекими. Народ боится его власти и преображается, следуя его [примеру], привлечен его добродетелями и устремляется в пределы его границ, считает прекрасными его порядки и не смеет отвергать его правления. Народ не подвергают наказаниям, но он боится совершать преступления; его не награждают, но он пребывает в радости и довольстве. Это оттого, что он стремится быть преисполненным Пути и добродетели, не отступать от середины и гармонии. Ведь закон и указы нужны для того, чтобы карать за злобу, а не для того, чтобы побуждать к добру. Разве сыновняя почтительность Цзэна и Миня, бескорыстие [Бо]-и и [Шу]-ци могли бы проявиться под страхом смерти? [Они проявились] из-за стремления к воспитанию и преображению. Поэтому и говорится, что если у Яо и Шуня люди могли жить каждый в собственном доме и считать его своим владением, а у Цзе и Чжоу[358] люди могли жить каждый в собственном доме, но их приходилось карать, то такими они стали благодаря своему воспитанию и преображению. Точно так же земля близ реки влажная, а почва близ горы сухая, это — сходное явление. Поэтому реки[359] в горах происходят от облаков и дождей, а холмы рождаются от [...][360] жизненных сил. Четыре великие реки текут на восток, и из сотен рек нет таких, которые бы не следовали за ними. Малое следует за большим, немногое следует за множеством. Ведь с государевой столицы и с сидящего лицом к югу государя[361] берет пример весь народ. Вот почему поступки и деяния [государя] не могут отрицать законы и нормы. В старину чжоуский Сян-ван[362] не смог ужиться со своей мачехой и отправился жить в Чжэн, а внизу многие его родственники изменили ему. Цинь Ши-хуан был заносчивым и расточительным, увлекался строительством высоких, башен и павильонов, просторных дворцов и палат, и среди богачей Поднебесной, строивших себе дома для жилья, не было таких, кто не подражал бы ему, не возводил бы домов с воротцами, не заводил бы конюшен и амбаров, не устраивал бы резной и расписной красоты, не наводил бы черного, желтого и отменного нефритового цвета. Но этим нарушался должный порядок. Циский Хуань-гун[363] любил женскую красоту, он взял в жены [женщин, которые приходились друг другу] теткой, старшей и младшей сестрой, и в его государстве было много разврата между кровными родственниками. Чуский Пин-ван[364] предавался роскоши и творил произвол, но не смог управлять нижестоящими и воспитать народ в духе добродетели. [Он] увеличивал число экипажей и ездил на сотне лошадей. [Если он] желал, чтобы народ Поднебесной был богат имуществом и получал бы выгоду от своих богатств, то ясно, что это было недостижимо. Оттого-то государство Чу все более погрязло в мотовстве, [в нем] исчезло различие между государем и подданными. Так случается потому, что верхи влияют на низы, как ветер клонит траву. Если правитель превозносит военное дело при дворе, то и земледельцы у себя на полях приводят в порядок панцири. Поэтому если государь, управляя народом, предается мотовству, то это отражается на скромности [народа], [а если он] заносчив и развратен, то такое поведение становится всеобщим. Не бывает так, чтобы верхи были человеколюбивы, а низы разбойничали, верхи следовали бы чувству долга, а среди низов шла бы борьба. Конфуций говорил: «Как сделать так, чтобы перемены в нравах и изменения в обычаях охватили бы всю семью? Начни с самого себя».
Глава восьмая. Приближение к добродетели
Тот, кто хочет создать государство и усилить свою власть, распахать земли и привлечь к себе отдаленных, тот непременно получает все это от народа. Тот, кто хочет утвердить свои заслуги и возвысить свою славу, оставить после себя известность и повсюду распространить ее, пользоваться всеобщим почетом, тот непременно получает все это от самого себя. Поэтому [если некто] владеет государством с десятью тысячами колесниц, держит в своих руках судьбу народа, обладает богатствами гор и болот, возглавляет силы из множества воинов, но заслуги не коснулись его лично, а известность его не достигла всего мира, то это значит, что его правление никуда не годится. Природа Неба и Земли, многообразие всего сущего таковы, что если кто печется о Пути, то толпы притекают к нему, а если кто опирается на наказания, то народ боится его. Раз притекают, то становятся его подданными[365], а раз боятся, то уходят из пределов [его государства]. Поэтому учреждающему наказания
