Сомадева - Океан сказаний

Прошло сколько-то дней, и карпатика, ставший раджой, возжелал выразить свою покорность Викрамадитйе и направился в Удджайини, и земля задрожала под поступью его войска. Когда же предстал он перед Викрамадитйей и склонился к его стопам, великий государь сказал: «Теперь иди и останови вздохи супруги, приславшей тебе письмо». Удивился Кришнашакти этим словам и по воле государя вместе со всеми друзьями и слугами отправился на родину, смирил родичей, обрадовал истосковавшуюся по нему жену и, достигнув таким образом всего, чего желал, вкусил высочайшие радости власти. Вот сколь дивны деяния великого государя Викрамадитйи!

Однажды довелось ему увидеть брахмана, у которого все волосы стояли дыбом, и спросил он: «О брахман, что это с тобой?» И вот что рассказал ему дваждырожденный:

«Жил, божественный, в Паталипутраке брахман Агнисвамин, великий знаток жертвоприношений Богу огня, а я его сын — Девасвамин. Женился я на девушке из дальней деревни, дочери брахмана, но оставил ее по малолетству в доме тестя. Когда же достигла моя жена нужного возраста, то сел я на коня и в сопровождении слуги поехал за ней, чтобы перевезти в дом свекра. Угостил меня тесть, и пустился я обратно вместе с женой, тоже ехавшей верхом и взявшей с собой одну служанку. На полдороге слезает моя жена с коня и под предлогом, что хочет она воды напиться, спускается к реке. Вот не возвращается она долго, и посылаю я, чтобы ее отыскать, своего слугу. Но и он долго не идет, и тогда отправляюсь я сам, оставив служанку стеречь моего скакуна. Выхожу я к реке и вижу, что моя жена с измазанным в крови лицом этого слугу уже почти до костей сожрала. В страхе кидаюсь я обратно и вижу, служанка жены дожирает несчастного конягу. Бросился я тогда бежать, и вот от того страха у меня не только волосы дыбом встали, но и внутри все перевернулось. Теперь только у тебя, государь, мое спасение».

Успокоил Викрамадитйа рассказавшего все это брахмана и избавил его от страха своим царским словом: «Тьфу! Мерзость какая! Нет веры женщинам, родительницам интриг и преступлений!» А когда он это сказал, спросил один из царских министров: «Воистину, божественный, немало среди женщин таких злодеек. Не приходилось ли тебе слышать, что случилось с брахманом Агнишарманом?»

Живет здесь брахман Агнишарман, сын брахмана Сомашармана, и был он для родителей дороже жизни, хотя по глупости ни в каких науках не преуспел. Выдали за него брахманскую дочку из Вардхаманапура, но, пока была она еще ребенком, богатый отец не отпускал ее из своего дома. А когда достигла она должного возраста, спросили Агнишармана родители: «Что же ты, сынок, не берешь теперь жену домой?» И тогда он, это вместилище глупости, не спросясь у отца и матери, отправился один-одинешенек за женой, и когда только вышел из дома, как с правой стороны прокричала капинджала, а с левой провыла шакалиха, и глупец обрадовался этому, хотя то были дурные приметы, и вскричал: «Дивно! Дивно!», так что даже рассмеялась незримая ему Богиня, посылающая приметы. Добрался он наконец до дома тестя, и в тот миг, когда хотел войти, прокричала с левой стороны капинджала и с правой провыла шакалиха, а этот болван завопил восторженно: «Благо! Благо!», хотя никакого блага не предвещали ему эти приметы. Подумала тогда Богиня, направляющая приметы: «Вот уж истинно глупец — зло принимает за добро, и уж коли так, придется мне что-то сделать, чтобы оберечь его от дурного». А пока она так рассуждала, вошел Агнишарман в дом тестя, и все были рады его видеть. «Что же ты один пришел?» — спросил тесть, а он ответил: «А я никому не сказавшись ушел».

Затем совершил он и омовение и трапезу, и как настала ночь, то вошла его жена, одетая в приличествующие наряды, к нему в покой, а он, уставший после дороги, заснул, и тогда она покинула дом и поспешила к вору, своему любовнику, которого посадили на кол, и обняла его, а вселившийся в него бхут взял да и откусил ей нос. В страхе прибежала она оттуда к все еще спавшему мужу и положила около него вытащенный из ножен кинжал, а сама заорала благим матом, разбудив родителей и прочих: «Ах! Ах! Убита я! Погублена я беспричинно! За что отрезал он мне нос?»

Заслышав такие стоны, сбежались домочадцы, увидели, что у нее отрезан нос, и стали колотить Агнишармана дубинами, палками и всем, что только под руку попадет. Утром же поведали они о случившемся государю, и тот повелел казнить его и отдал палачам со словами: «Вот мучитель невинной жены!» Ведут палачи Агнишармана, а та Богиня, покровительница примет, видевшая все, что ночью учинила злодейка жена, подумала: «Вот и получил плод, которого не ждал, ты, назвавший добром злые приметы! Должна защитить я его и спасти от смерти». Порешив так, Богиня, незримая на небесах, возгласила: «Да не казнит палач брахманского сына, за которым нет вины! Ступайте и посмотрите в зубах у посаженного на кол — там откушенный нос!» И, сказав так, поведала она потом обо всем, что случилось ночью. А сообщили через пратихару палачи царю, что, мол, ходили они на место казни и истинно видели у вора, посаженного на кол, в зубах нос, и сам царь, в этом убедившись, избавил Агнишармана от смерти и отправил домой, а ту злодейку и ее родичей велел схватить и наказать. Уж таковы, государь, женщины!» — закончил свое повествование министр, а царь Викрамадитйа молвил: «Воистину так!», изъявив тем самым согласие с ним.

Тогда обратился к верховному повелителю присутствовавший тут же плут Муладева: «Да неужели нет, божественный, среди женщин тех, кто добродетелен, хотя многие из них дурны! Разве нет хороших лиан среди вредоносных? Да вот соблаговоли послушать, что со мной самим приключилось:

Некогда отправился я вместе с моим другом Шашином в Паталипутру, зная, что в ней немало искусных мошенников, и жаждая посмотреть на их умение. Недалеко от города увидал я озерцо, а около него — женщину, стирающую одежду, и спросил у нее: «Где здесь приезжие останавливаются?» И дала она мне ответ уклончивый, полный иносказаний: «Утки гнездятся по берегам, рыбы устраиваются под водой, пчелы прячутся в лотосах, а вот где путники останавливаются, про то я не знаю». И хотя был я удивлен таким ответом, вошел вместе с Шашином в город.

Перво-наперво увидели мы мальчишку, стоявшего в дверях перед большим пальмовым листом, на котором дымился отменный рис, и заливавшегося слезами, и проговорил тут Шашин: «Что за дуралей этот мальчишка! Столько перед ним хорошего риса — и чего он ревет понапрасну?» А мальчишка утирает себе слезы и со смехом говорит: «Вы, дураки, ничего не понимаете — рис-то, пока я реву, стынет и вкуснее становится, а вместе с потом из меня мокрота да хвори выходят. Вот из-за чего я плачу, а вовсе не по дурости. Сами вы, видно, деревенщины тупоумные, раз этого понять не смогли».

Так вот обыкновенным мальчиком за недомыслие пристыженные, пошли мы, дивясь, дальше и увидели, как хорошенькая девушка, забравшись на сук дерева манго, сбивает его плоды и бросает их тем, кто внизу собрался. «Подбрось-ка нам несколько плодов!» — попросили мы ее, а она нас спрашивает: «А вам каких — теплых или холодных?» Удивился я, услыхав такой вопрос, и, желая узнать, что за этим скрыто, ответил: «Сначала, красавица, дай нам тепленьких, а потом мы и холодненьких попробуем», и тут кинула она прямо в пыль несколько плодов. Сдули мы с них пыль и съели, а девушка и все, кто был с нею, засмеялись, и сквозь смех проговорила она: «Кинула-то я вам, почтенные, плоды тепленькими, а вы как на них подули, так и сделали холодненькими. Теперь держите холодненькие — на них дуть не надо». И с такими словами кинула она в подолы наших рубах еще несколько манго. Взяли мы их и пошли оттуда, еще больше раздосадованные. Сказал я тогда Шашину и другим, кто к нам пристал: «Должен я взять в жены эту плутовку и тем отплатить ей за насмешку, какой же я иначе сам мошенник?!»

И вот разыскали мои приятели дом ее отца, и на следующий день все мы, переодетые, пошли туда. Пришли, сели и стали читать Веды. Подходит тут к нам Йаджнасвамин, родитель той красотки, и спрашивает нас, откуда, мол, мы и что здесь делаем, а мы ему ответили, что родом мы из Майапури, а сюда пришли, чтобы утолить жажду знания. А этот мудрейший из брахманов пригласил нас: «Так оставайтесь на четыре месяца у меня в доме — окажите мне такую милость, о пришедшие из дальних стран!» Мы же ответили: «Уважим мы твою просьбу, почтенный, коли по истечении четырех месяцев дашь ты нам то, что мы попросим». А он сказал:

«Если будет в моих силах дать вам то, что попросите, отдам непременно».

Так согласился он, и осталась наша компания в доме, а когда условленные четыре месяца закончились, пошли мы к нему и потребовали: «Давай нам теперь то, о чем прежде условились!» — «Что же это?» — спрашивает он, и тогда Шашин, указывая на меня, и говорит: «Да вот, почтенный, должен ты выдать свою дочь за нашего старшего». Призадумался брахман, связанный обещанием: «Вот как надули они меня! Но что за беда? Он — человек добродетельный». И, рассудив так, отдал брахман за меня эту прелестницу, как полагалось по закону и обычаю.