Сомадева - Океан сказаний
Вот такими и прочими молениями ублажал Бхайраву игрок, пока тот не смилостивился и, представ ему воочию, изрек: «Доволен я тобой, Тхинтхакарала, и потому не отчаивайся. Доставлю я тебе наслаждения, а ты оставайся здесь». И по велению Бога остался игрок там и по его милости вкушал всяческие наслаждения.
Однажды вечером пришли на тиртху у храма Махакалы небесные девы, и Бог, увидев их, велел игроку: «Когда все эти апсары будут купаться, ты быстро собери все их одежды, оставленные на берегу, и унеси и не отдавай им, пока не отдадут они тебе самую юную из них — Калавати». Как повелел Бхайрава, так Тхинтхакарала и сделал — украл все одежды газелеоких. Стали они тогда кричать: «Отдай, отдай наши одежды! Нельзя нам оставаться нагими!? А игрок им в ответ: «Отдайте мне Калавати, тогда я верну ваши одежды, не иначе».
Услыхав его требование, и поняв, что он упрям, и вспомнив, что Индра некогда проклял Калавати, предрекши ей такую судьбину, они согласились на это, отдали ему Калавати, дочь Аламбуши, как следовало по закону, и таким образом сумели вернуть свои одежды. Ушли апсары, а Калавати осталась с Тхинтхакаралой в доме, построенном по желанию Бхайравы. Днем она ходила прислуживать царю Богов Индре, а ночью всегда возвращалась к мужу. Однажды рассказала эта божественная дева Тхинтхакарале, спросившему ее о причине проклятия.
«Воистину проклятие Индры послужило причиной, по которой ты, милый, достался мне в мужья. Как-то раз, видя Богов, веселящихся в садах, восхвалила я наслаждения смертных и посмеялась над удовольствиями Богов, которые состоят лишь в том, чтобы доставлять усладу взору. Узнав об этом, проклял меня царь Богов: «Ступай, станешь ты женой смертного и отведаешь тех человеческих наслаждений, которые так расхваливаешь». Вот почему так случилось, что возник наш союз, и мне, и тебе приятный. Завтра же после долгого отсутствия должна я вернуться на небо, но ты не расстраивайся. Рамбха будет танцевать перед Вишну новую прайогу, и должна я буду, милый, оставаться там, пока она не кончится». Тогда Тхинтхакарала, избалованный любовью, сказал ей: «Отведи меня туда тайком, хочу я посмотреть этот танец». Калавати возразила ему: «Да как же я смогу? Ведь царь Богов разгневается». Но хоть и повторила она это несколько раз, но он был упрям и настаивал на своем. В конце концов из любви к нему Калавати согласилась, и утром силой волшебства спрятала супруга в цветок лотоса, и принесла с собой во дворец Индры. Увидев прекрасный сад Нандана, у ворот которого стояли божественные слоны, Тхинтхакарала возрадовался и почувствовал себя равным Богам, а затем увидел он во дворце Врага Вритры, в котором присутствовали все тридцать Богов, чудесный танец Рамбхи, сопровождавшийся пением небесных дев, и услышал небывалую музыку, исполнявшуюся на разных музыкальных инструментах Нарадой и другими, и радовался — чего не достигнет тот, к кому благосклонен верховный Бог, сам Шива?!
В конце представления выскочил скоморох в личине божественного козла и начал выплясывать, забавно подпрыгивая и строя уморительные ужимки. А Тхинтхакарала, как только тот выскочил, сразу узнал его: «Эге, так я же видел эту скотину в Удджайини! А она, оказывается, тут, при дворе царя Богов, скоморошничает! Какой-то непостижимый божественный обман присутствует здесь!» Пока игрок предавался размышлениям, как это да что, кончился шутовской танец, и Индра вернулся в свой дворец, а обрадованная Калавати унесла скрытого в лотосе на ее серьге Тхинтхакаралу в их земной дом.
Пошел на другой день Тхинтхакарала погулять по Удджайини, увидал козла и, подумав, что перед ним тот самый скоморох, заносчиво приказал ему: «Ну-ка, спляши передо мной тот танец, что ты перед Индрой отплясывал! Иначе не будет тебе пощады! Давай, шут, показывай, как ты пляшешь!» Когда козел услышал такие слова, он удивился, но промолчал и подумал про себя: «Откуда этот человек может знать обо мне?» Не раз и не два повторял игрок свой приказ, но тот не плясал, и тогда Тхинтхакарала отлупил его палкой по башке. Побежал тогда козел с головой окровавленной к самому Индре и рассказал про случившееся. Индра же благодаря силе своего прозрения сразу сообразил, в чем тут дело, — и как Калавати сумела провести Тхинтхакаралу на небо, чтобы посмотрел он на танец Рамбхи, и как он, грешник, увидал еще и пляску козла. Тогда призвал царь Богов Калавати и проклял ее: «Раз ты посмела из любви провести сюда тайно человека, который посмел так избить моего козла, желая заставить его плясать, то ступай-ка теперь в храм, что выстроен царем Нарасимхой в городе Нагпуре, и стань там на колонне салабханджикой». Кинулась ему в ноги Аламбуша, мать Калавати, и стала молить, чтобы назначил он своему проклятию срок, и с большим трудом уговорила его, и он молвил: «Когда, многие годы строившийся, этот храм разрушится и сровняется с землей, тогда и будет моему слову конец».
Пришла Калавати вся в слезах к Тхинтхакарале, рассказала о проклятии Индры и о том, как назначил он конец проклятию, и укорила супруга, а затем отдала ему свои украшения, и исчезла, и оказалась каменным изваянием в храме города Нагпура. Тхинтхакарала же, убитый ядом разлуки, ничего не видел и не слышал. Долго катался он по земле в беспамятстве, а когда очнулся и сообразил, что он сделал, стал себя бранить: «И как это я, глупец, узнав тайну, раскрыл ее?! Да и откуда у таких распущенных, вроде меня, появится сдержанность?! Вот и досталась мне в наказание горькая разлука!» Но вдруг остановился он и подумал: «Не время сейчас предаваться горестному унынию, а нужно обрести твердость и поискать, нельзя ли это проклятие пресечь». Решив так, хитрец пораскинул умом да и отправился под видом подвижника, накинув шкуру антилопы на плечи, в руку взяв четки, а волосы уложив в косу, в город Нагпур. Добравшись туда, закопал он в лесу, за городской стеной, в четырех местах, соответствующих четырем странам света, четыре кувшина, в которые спрятал украшения Калавати, а пятый, в котором были украшения из золота, бриллиантов, сапфиров, рубинов и жемчугов, этих великих пяти драгоценностей, закопал в самом городе на рынке прямо перед храмом. Сделав все это, выстроил Тхинтхакарала на берегу реки себе шалашик и стал изображать, будто он подвижник: сидел, перебирая четки, погруженный в размышления, да бормотал молитвы, совершал трижды в день омовение, ел только то, что в милостыню подавали, обмывая пищу на камне, и обрел он таким образом славу великого святого.
Со временем достигла его слава царских ушей, но сколько царь ни посылал ему приглашений, он не приходил. И наконец пришел сам царь к Тхинтхакарале, и долго у него оставался, и целый вечер говорил с ним, пока не донесся издалека вой шакалихи. Услышав это, ухмыльнулся мнимый подвижник, и спросил царь: «Что там?» — «Да ничего», — отвечал Тхинтхакарала, но царь настойчиво расспрашивал, и тогда обманщик сказал: «В лесу, к востоку от города, закопан под ратановым деревом кувшин, наполненный драгоценными украшениями, — возьми его!» — вот о чем, государь, поведала мне шакалиха. Умею я понимать звериные крики». И тогда отвел он царя, снедаемого любопытством, на то место, раскопал землю и отдал ему кувшин. Заполучив украшения, царь уверовал в истинность слов Тхинтхакаралы, и счел его подлинным и безупречным подвижником, и проводил в хижину, и несколько раз сам омыл ему ноги, а потом отправился вместе с министрами к себе во дворец, восхваляя мнимые добродетели этого искуснейшего из лицемеров.
И вслед за тем перешли к царю один за другим и прочие три кувшина с драгоценностями, закопанные соответственно по странам света, а плут каждый раз притворялся, будто о них поведали ему лесные звери, и тогда царь, и горожане, и министры, и все царские жены с их служанками уверовали в него и стали безмерно ему преданны.
Однажды повел его царь посмотреть храм, и там лжеподвижник, услыхав карканье вороны, доносившееся со стороны рынка, сказал царю: «Слышал ты сейчас вороний крик? Она сказала: «На базаре перед храмом лежит зарытый в земле кувшин, полный драгоценностей. Почему бы тебе не взять и его?» Что ж, иди и возьми его!» И с такими словами отвел он Нарасимху на то место и отдал царю и этот кувшин. И тогда от великой радости царь, сам держа Тхинтхакаралу за руку, ввел его внутрь храма, и тогда подвижник постучал по колонне с салабханджикой, в которую воплотилась Калавати, и она хоть и окаменела в этом облике, но при виде мужа расплакалась.
Узрел раджа вместе со всей своей свитой это неожиданное горе, и огорчился, и удивился, и стал выспрашивать мнимого мудреца, что, мол, такое означает, а этот проныра, словно бы огорченный и смущенный, сказал: «Ступай, государь, к себе во дворец, там я все тебе объясню», — и когда вернулись они во дворец, то стал вот что ему говорить: «В дурном месте и в недобрый час построил ты этот храм, и на третий день после сегодняшнего постигнет тебя великая беда, и потому, увидав тебя, и расплакалась каменная статуя. Если желаешь ты себе блага, государь, то сегодня же, без промедления, сровняй этот храм с землей, и на добром месте и в добрый час построй новый храм, и пусть не будет никаких дурных примет, а лишь благо и тебе, государь, и твоей державе». Перепугался Нарасимха от таких слов и со страху повелел всем своим подданным сровнять храм с землей, и сделали они это за один только день, и тогда повелел царь строить храм на другом месте. Так-то вот хитрецы, войдя в доверие, обманывают государей!
