Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков
* * *
Ужель потому ты заплакал, что грустно воркует,Другой отвечая, голубка в долине зеленой?
Иль прежде не слышал ты жалоб и стонов голубки?Иль прежде разлуки не знал ты, на боль обреченный?
Иль ты не видал, как заветное люди теряют?Иль так же, как ты, ни один не терзался влюбленный?
Да брось ты о Лейле вздыхать: тот, кто любит, — несчастен,И страсть, без надежды, томится в душе потрясенной.
* * *
Только тот — человек, тот относится к людям, кто любит.Кто любви не изведал, тот нравом бесчестен и зол.
Я ее упрекал, но она мне сказала: «Клянусь я,Что верна я тебе и что день без тебя мне тяжел.
Ты ко мне приходи, если этого сильно ты хочешь,Ибо я еще больше хочу, чтоб ко мне ты пришел».
* * *
О Лейлы ласковый двойник, ты будь ко мне добрей:Недаром другом я тебя избрал среди зверей!
О Лейлы ласковый двойник, не убегай отсель,Быть может, долгий мой недуг ты исцелишь, газель.
О Лейлы ласковый двойник, мне сердце возврати:Оно, как бабочка, дрожит, зажатое в горсти.
О Лейлы ласковый двойник, ты мне волнуешь кровь,И ту, что не могу забыть, напоминаешь вновь.
О Лейлы ласковый двойник, со мной часок побудь,Чтоб от больной любви моя освободилась грудь.
О Лейлы ласковый двойник, не покидай лугов,Да вечно будешь ты вдыхать прохладу облаков.
Ты так похожа на нее, ты — счастье для меня,И я поэтому тебе — защита и броня.
Тебя на волю отпущу, ступай ты к ней в жилье.Спасибо ей за то, что ты похожа на нее!
Твои глаза — ее глаза, ты, как она, легка,Но только ножки у тебя — как стебли тростника.
Весь божий мир, о Лейла, вся безмерность естестваМою любовь, мою печаль в себе вместят едва!
Мне всё напоминает дни, когда с тобой вдвоемМы шли в степи, цвела весна — те дни мы не вернем!
Свой взгляд горящий от тебя пытаюсь отвести,Но он упорствует: к другой нет у пего пути.
Быть может, если по земле пойду как пилигрим,С тобою встречусь я в горах и мы поговорим?
Душа летит к тебе, но я ей воли не даю:Стыдливость в этом усмотри природную мою.
О, если б то, что у меня в душе сокрыто, вдругТебе открылось, — поняла б, что я — хороший друг.
Спроси: кому когда-нибудь утяжелял я путь?Спроси: я причинял ли зло друзьям когда-нибудь?
* * *
Мне говорят: «В Ираке она лежит больная,А ты-то здесь, здоровый, живешь, забот не зная».
Молюсь в молчанье строгом о всех больных в Ираке,Заступник я пред богом за всех больных в Ираке,
Но если на чужбине она — в тисках болезни,То я тону в пучине безумья, в смертной бездне.
Из края в край брожу я, мои разбиты ноги,Ни вечером, ни утром нет к Лейле мне дороги.
В груди моей как будто жестокое огниво,И высекает искры оно без перерыва.
Лишь вспомню я о Лейле, душа замрет от страсти,И кажется: от вздохов рассыплется на части…
Дай мне воды глоточек, о юное светило,Что и луну блистаньем и молнию затмило!
Ее чернеют косы, — скажи: крыла вороньи.В ней все — очарованье, томленье, благовонье.
Скитаюсь, как безумный, любовью околдован,Как будто я цепями мучительными скован.
С бессонницей сдружился, я стал как одержимый,А сердце бьется, стонет в тоске непостижимой.
Весь от любви я высох, лишился прежней силы —Одни остались кости, одни сухие жилы.
Я знаю, что погибну, — так надобны ль упреки?И гибель не погасит любви огонь высокий.
Прошу вас, напишите вы на моей могиле:«Любовь с разлукой вместе несчастного убили».
Кто мне поможет, боже, в моей любви великойИ кто потушит в сердце огонь многоязыкий?
* * *
Красавицы уничтожают поклонников своих.О, если бы они умели страдать от мук живых!
Их кудри словно скорпионы, что больно жалят нас,И нет от них противоядья, мы гибнем в тяжкий час.
Но, впрочем, есть противоядье: красавицу обнять,Поцеловать ее, желая поцеловать опять
Ту, у которой грудь и плечи прекрасней жемчугов,—Они белей слоновой кости и девственных снегов!
Красавицы в шелках блистают, одежда их легка,Но кожу нежную изранить способны и шелка.
Их стан — тростинка, но при этом их бедра широки.О, как стремлюсь я к тонкостанным всем бедам вопреки
О ты, что к юношам в жилища ночным приходишь сном,К тебе еще я не стучался в молчании ночном.
* * *
У газеленка я спросил: «Ты милой Лейлы брат?»«Да, — он ответил на бегу, — так люди говорят».
Ее подобье, ты здоров, а милая больна,—Несправедливо! Ибо нам понятно: не она
Похожа на газель в степи, — приманку для сердец,—А нежная газель взяла ее за образец.
* * *
Я понял, что моя любовь меня ведет туда,Где нет ни близких, ни родных, где мне грозит беда,
Где лишь седло да верный конь — товарищи мои,Где в одиночестве глухом пройдут мои года.
Привязанности все мои разрушила любовьС такою силой, что от них не видно и следа.
Любви я предан целиком — и телом и душой.Кто прежде так любил, как я? Никто и никогда!
* * *
«Ты найдешь ли, упрямое сердце, свой правильный путь?Образумься, опомнись, красавицу эту забудь.
Посмотри: кто любил, от любви отказался давно,Только ты, как и прежде, неверной надежды полно.
Кто любил, — о любви позабыл и спокоен весьма,Только ты еще бредишь любовью и сходишь с ума!»
Мне ответило сердце мое: «Ни к чему руготня.Не меня ты брани, не меня упрекай, не меня,
Упрекай свои очи, — опомниться их приневоль,Ибо сердце они обрекли на тягчайшую боль.
Кто подруги другой возжелал, тот от века презрен!»Я воскликнул: «Храни тебя бог от подобных измен!»
А подруге сказал я: «Путем не иду я кривым,Целомудренный, верен обетам и клятвам своим.
За собою не знаю вины. Если знаешь мой грех,То пойми, что прощенье — деяний достойнее всех.
Если хочешь — меня ненавидь, если хочешь — убей,Ибо ты справедливее самых высоких судей.
Долго дни мои трудные длятся, мне в тягость они,А бессонные ночи еще тяжелее, чем дни…
На голодного волка походишь ты, Лейла, теперь,Он увидел ягненка и крикнул, рассерженный зверь:
«Ты зачем поносил меня, подлый, у всех на виду?»Тот спросил: «Но когда?» Волк ответствовал: «В прошлом году».
А ягненок: «Обман! Я лишь этого года приплод!Ешь меня, но пусть пища на пользу тебе не пойдет!..»
Лейла, Лейла, иль ты — птицелов? Убивает он птиц,А в душе его жалость к бедняжкам не знает границ.
Не смотри на глаза и на слезы, что льются с ресниц,А на руки смотри, задушившие маленьких птиц».
* * *
Странно мне, что Лейла спит в мирном, тихом доме,А мои глаза пути не находят к дреме.
Лишь забудутся они, — боль их не забудет,Стоны сердца моего сразу их разбудят.
Лейла, был со мной всю ночь образ твой чудесный,Улетел он, как душа из тюрьмы телесной.
Долго не было его — прилетел он снова.Где там ласка: упрекать стал меня сурово!..
* * *