Сомадева - Океан сказаний
Тем временем Муктапхалакету, весь в помыслах о ее прекрасном и благовестном облике, предвещавшем победу, достиг поля, на котором кипела жестокая битва между Богами и их недругами. Когда заметили дайтйи, что прибыл к Богам отлично вооруженный герой, сопровождаемый войском, кинулись на него все великие асуры, но богатырь вихрем из стрел раздробил их головы и принес злодеев в жертву локапалам, хранителям стран света, начав этим битву. Тогда сам Видйудхваджа, видя, как бесславно гибнет его войско, кинулся на него, разъяренный, но отбросил его Муктапхалакету, и тут напали на героя со всех сторон новые полчища асуров. Узрев это, вступил в битву с асурами сам Индра, предводительствующий воинством сиддхов, гандхарвов, видйадхаров и Богов.
Разгорелось жестокое сражение, гремящее ударами стрел и копий, протазанов и палиц, дубин и топоров и стоившее жизни бесчисленным воинам, и потекли реки крови, в которых вместо крокодилов плавали туши слонов и коней, вместо песка — жемчуг, осыпавшийся со слоновьих налобий, а вместо камней — головы героев.
Торжество битвы доставляло великую радость алчущим плоти духам, которые, захмелев от крови, плясали в обнимку с еще не рухнувшими наземь трупами. Богиня Победы склонялась то на сторону Богов, то на сторону асуров, словно океан, колышимый приливами и отливами. Двадцать четыре дня уже шло сражение, и неотрывно следили за его ходом Шива, Вишну и Брахма. Когда же наступил вечер двадцать пятого дня, начались поединки главных воителей обеих армий, и самым важным из них был бой между Муктапхалакету, сражавшимся на колеснице, и Видйудхваджей, восседавшим на боевом слоне. Оружием солнца отразил царевич оружие тьмы, оружием жара — оружие холода, оружие из черного камня оружием-молнии, оружие-змею — оружием-гарудой и, наконец, одной стрелой сразил вражеского корнака, а другой — слона его. Тогда встал Видйудхваджа на колесницу, но царевич сразил колесничего и коней. Пришлось асуре прибегнуть к волшебству, и взвился он со своим войском в поднебесье и стал оттуда со всех сторон метать оружие и камни в войско Богов, а когда Муктапхалакету набросил на недругов непроницаемую сеть, сотканную из стрел, могущественный дайтйа уничтожил ее с помощью огненного дождя. Тогда, произнеся надлежащее заклятие, напустил Муктапхалакету на врага и его воинство страшнейшее в трех мирах оружие Брахмаастру, способное сокрушить всю вселенную, и оно сразило и самого великого асуру Видйудхваджу, и всех его воинов, и, мертвые, попадали они с небес, а уцелевшие сын Видйудхваджи со своей дружиной и Ваджрадамштра со своими богатырями бежали, спасаясь, в самую нижнюю часть Расаталы, одного из подземных миров.
«Слава! Слава!» — в восторге вскричали Боги и осыпали Муктапхалакету цветами, а Индра, вернувший себе власть, ибо недруг его был сражен, вступил в свой стольный град Амаравати, и было великое торжество по этой причине во всех трех мирах, и явился туда к Индре Праджапати, приведший Шачи, и привязал сверкающий алмаз к диадеме Муктапхалакету, и Бог Богов Индра снял со своей шеи ожерелье и надел его на шею победоносному царевичу, вернувшему ему державу, и усадил на трон, во всем равный своему, и Боги, исполненные радости, осыпали царевича благословениями и благодарностями. Послал Индра пратихару в столицу асуры Видйудхваджи и присоединил ее к своей державе, с тем чтобы при удобном случае подарить владения асуры царевичу Муктапхалакету.
Затем гандхарва Падмашекхара, жаждущий выдать Падмавати за царевича, многозначительно взглянул на Вершителя судеб, а тот, зная, что было у него на сердце, сказал ему: «Еще нужно кое-что сделать, а ты подожди». И начался тогда богатый праздник Индры, и пели великие гандхарвы Хаха и Хуху, и плясала сама Рамбха с другими апсарами, дружно им подпевавшими. Когда же Вершитель судеб насладился праздником, собрался он уходить, но до этого еще наградил стражей стран света и позволил им вернуться к делам, вознаградил царя гандхарвов Падмашекхару и разрешил ему уйти и, оказав величайшее уважение, отпустил благородного Муктапхалакету и Чандракету в стольный город царства видйадхаров. И царевич, истребивший угрозу миру, вернулся к себе во дворец в сопровождении отца и многих видйадхарских царей, а столица, словно обрадовавшись победоносному его возвращению, украсилась наидрагоценнейшими камнями и многоцветными гирляндами флагов. Отец его щедро одарил всех родичей и слуг и устроил в городе богатый праздник по случаю победы сына, рассыпая богатства, словно туча — дождь. Ничто, однако, не радовало Муктапхалакету, прославленного победой над Видйудхваджей, поскольку не было с ним Падмавати; но благодаря тому, что его друг Самгхатака напомнил ему о велении Шивы, он, хотя и не без труда, сумел скоротать эти дни.
17.4. ВОЛНА ЧЕТВЕРТАЯ
Тем временем царь гандхарвов Падмашекхара с большим торжеством и великой радостью возвратился в свой город, и, узнав от жены, что Падмавати совершала подвиги веры перед изваянием Богини Гаури, дабы та ниспослала ему победу, велел позвать дочь, и, когда она, вся исхудавшая от подвижничества и разлуки с возлюбленным, пала к ногам отца, благословил ее и молвил: «Раз ты, милая моя дочь, перенесла столь тяжкие испытания ради меня, то да вознаградит тебя свадьба с благородным Муктапхалакету, сыном повелителя видйадхаров, сокрушителем Видйудхваджи, победоносным защитником мира, — предназначен он тебе в супруги самим Шивой».
Услышав сказанное отцом, потупила очи Падмавати, а ее матушка Кувалайавали задала царю вопрос: «Скажи, супруг мой, как же смог царевич сразить в битве этого ужасного асуру, наполнявшего ужасом все три мира?», а Падмашекхара поведал ей и о доблести Муктапхалакету, и о битве между Богами и асурами. Тогда Манохарика, подружка Падмавати, рассказала, как легко он справился с двумя ракшаси. Таким образом, царь и царица узнали, что дочь их уже видела царевича и что оба они полюбили друг друга, обрадовались и сказали: «Да что могли несчастные эти ракшаси сделать с тем, кто одолел все полчища асуров единым духом, точно так же как Агастйа выпил океан?» Еще пуще разгорелось пламя любви в душе Падмавати, словно бы раздутое, как ветром, описанием непревзойденной доблести ее суженого.
Оставила царевна родителей и тотчас же пошла на крышу женского покоя, украшенную столбами из драгоценных камней, с укрепленными на колоннах ажурными решетками, усыпанными жемчугами, и велела поставить на пол, украшенный затейливой мозаикой, роскошные ложа и удобные стулья, и сама терраса была еще более уютной оттого, что стоило только подумать о чем-либо, как это тотчас же являлось, но и там не было царевне спасения от мучительного огня разлуки. Взор ее с крыши дворца упал на божественно прекрасный сад, засаженный деревьями и лианами — и те и другие из золота, — и полный множества прудов, украшенных драгоценными каменьями, и тогда она сказала сама себе: «Что за диво! Наш прекрасный город еще красивее, чем царство луны, где я родилась, а я все еще не знаю его, истинное украшение Гималаев, да и не видела прежде этого сада, превосходящего прелестью Нандану, сад Индры. Пойду-ка я туда, может быть, тенистые деревья хоть немножко умерят палящие мучения разлуки». Поразмыслив таким образом, девушка ловко ухитрилась сойти с крыши одна и собралась было отправиться туда, да ноги у нее не шли, и тогда с помощью своего волшебства она создала птиц, которые отнесли ее в этот сад, где она села в беседке, образованной сросшимися платанами, на ковер из цветов, и божественное пение и музыка услаждали ее слух, но и там не обрела она облегчения, и страсть ее не утихла, а полыхающий огонь страсти даже усилился — ведь она все еще была в разлуке с любимым.
С тоски захотелось ей увидеть возлюбленного хотя бы на портрете, и, силой волшебства раздобыв столик для рисования и цветные мелки, молвила она про себя: «Ах, уж если сам творец не может создать еще одно такое совершенство, как мой возлюбленный, то разве смею я, имея лишь калам в руке, помыслить, что смогу передать даже малое сходство с ним? И все же постараюсь нарисовать его в меру своих сил хотя бы в утешение себе». С такими мыслями стала она рисовать на дощечке, и, пока занималась этим делом, ее подруга Манохарика, встревоженная отсутствием царевны, побежала на розыски и наткнулась на нее в этом саду, держащую перед собой дощечку для рисования. «О, — сказала Манохарика про себя, — я должна посмотреть, что это царевна делает здесь в одиночестве», — и спряталась.
А Падмавати, глаза которой источали слезы, заговорила со своим нарисованным возлюбленным: «Как это так, что ты, сразивший свирепых асуров и избавивший Индру от несчастий, не смог избавить от беды меня, хотя бы поговорив со мной? Для тех, чьи заслуги в прошлых рождениях мизерны, даже пожелай-дерево не щедро, даже Будда не сострадателен, даже золото оказывается простым камнем. Не знаешь ты горького недуга любви и не можешь понять моих страданий — что может сделать бедный лучник Кама с тем, кто оказался непобедим даже для дайтйев? Да что я говорю? Воистину судьба враждебна мне — она наполнила очи мои слезами, и из-за этого не могу я тебя больше видеть даже на картинке». И, вымолвив это, царевна зарыдала, и слезы ее были такими, что, казалось, крупные жемчужины сыпались из порванного ею ожерелья.
