Одинокая луна в Сарасина. Японские лирические дневники - Дочь Сугавара-но Такасуэ
«Я надеялся неторопливо провести с тобой хотя бы один день, но есть тому препятствия. Что скажешь? Может быть, ты бежала от меня в горы?»
Я ответила:
Не по воле своей
Я скрылась в дикой глуши.
Цветок гвоздики
Сорвала я возле плетня,
И пролились росинки…
В конце месяца он не появлялся две ночи подряд и только послал мне письмо. Я ответила:
Падали слёзы росой,
Ещё не просохли утром
Концы моих рукавов.
Зачем же хмурое небо
Безжалостно сыплет дождь?
Его «ответная песня»:
Это моя тоска
Застлала ночью всё небо
Туманною пеленой,
И поутру показалось,
Будто сыплется дождь.
Он появился прежде, чем я успела написать ответ.
Сколько-то времени потом он не навещал меня, но однажды в дождливый день от него пришла весть: «Буду нынче вечером».
Я ответила:
Укрылась трава
В тени ветвей касиваги.
Увы! Неверная сень.
Не отогнать опасений,
Осенний точится дождь.
Вместо «ответной песни» он поспешил прибыть сам.
Настал 10-й месяц. Пока я соблюдала «моноими», он много раз сетовал на это.
Ночную одежду
Я надел наизнанку…
Роса моих слёз.
А поутру даже небо,
Мнится, роняет морось.
Я ответила, но, боюсь, в старомодном стиле:
Любовью горишь?
Тогда б, наверно, просохли
Одежды твои.
Но рукава наизнанку,
Скажи, у кого влажней?
А меж тем мой отец, служивший мне опорой в жизни, должен был отбыть на север, в край Митиноку. То было горестное время. Я еще не привыкла к моему супругу и, когда он навещал меня, только молча лила слёзы и не поверяла ему свои тревоги и печали. Все кругом были полны сочувствия и говорили мне в утешение, что он меня не покинет. Но меня непрестанно томили печальные мысли. «Можно ли, – думала я, – слишком доверять изменчивому человеческому сердцу?»
Настал день отъезда. Пора было трогаться в путь. Расставаясь со мной, отец тоже не мог удержать слёзы, а моё горе не высказать словами.
Отца стали торопить: «Проходит назначенный срок», – а он всё медлил в нерешимости. Но вот он свернул в трубку письмо, бросил его в мой ящик с тушечницей и вышел, роняя слёзы.
Не сразу я нашла в себе силы взять письмо в руки, но, проводив взглядом отца, я наконец собралась с духом и прочла:
На вас одного
Я возложил все надежды.
Да будет ваш путь
С нею вдвоём так долог,
Как мой путь одинокий.
С тяжёлым сердцем я положила письмо обратно в надежде, что мой супруг заметит его. Скоро он появился, но я не показалась ему на глаза в моём душевном смятении.
– Что с тобой? – попенял он мне. – Дело ведь обычное, житейское, а ты впала в такое уныние! Значит, мне не доверяешь.
Но тут он увидел письмо возле тушечницы, прочёл его с возгласом сочувствия и, покидая мой дом, послал вдогонку моему отцу ответное письмо:
Верь мне, я буду стоек,
Как сосны на берегу
Суэ-но Мацуяма.
Все надежды не всуе
Ты возложил на меня.
Настал 12-й месяц. Супруг мой отправился на поклонение к горному храму возле Ёгавы. Гонец сообщил мне на словах: «Дорогу занесло снегом, к моему великому огорчению».
Я ответила с тем же посланным:
Окованы льдом
Воды реки Ёгавы.
Опору найдёт
Даже летящий снег,
Лишь я в печали растаю…
Быстро пролетели последние дни года.
9-й год эры Тэнряку
В начале года я не видела его два-три дня и, собираясь ненадолго в отъезд, оставила письмо с наказом передать ему, если он наведается в мой дом. Вот что я написала:
Покинул меня!
Как с песней, полною слёз,
Летит соловей,
Я, плача, тебя ищу
В рощах и на лугах…
Скоро я получила ответную песню:
Летит соловей,
Куда его прихоть влечёт.
В лесах, на лугах
Призывно звучат голоса…
Он ищет там, но кого?
Вскоре затем я почувствовала себя необычно и очень страдала всю весну и всё лето, а в конце восьмой луны разрешилась от бремени. Всё это время супруг мой проявлял ко мне сердечное участие.
Наступила девятая луна. Однажды в его отсутствие я, чтобы рассеять скуку, стала разбирать письма в ящике с тушечницей и вдруг нашла письмо от него к другой женщине.
Я была потрясена. Пусть же он узнает, что мне всё известно, и я написала ему:
Сомненье в душе.
К другому берегу ты
Идёшь через мост.
Куда он тебя уведёт?
Быть может, всему конец.
На исходе 3-го месяца он три ночи подряд не посещал меня, а потом отговорился как ни в чём не бывало: хотел, мол, проверить мои чувства…
Только завечерело, как он уже поторопился уйти:
– Из твоего дома ко дворцу путь закрыт.
Мне это показалось подозрительным, и я поручила слуге следить за ним. Посланный доложил:
– Господин провёл ночь в доме, что стоит в тесном переулке, на задворках улицы.
«Так и есть!» – подумала я в сердечной тоске, но у меня не хватило духу сообщить ему, что мне всё известно.
Через два-три дня перед рассветом вдруг послышался громкий стук в ворота.
«Это, верно, он», – догадалась я, но в сердечной досаде не велела отпирать. Пришлось ему отправиться в тот жалкий домишко.
Дольше я молчать не могла, сложила стихотворение с большим тщанием, чем обычно, и привязала его к увядшей хризантеме:
Ворочаюсь без сна
Всю ночь на ложе одиноком.
Воротится ли вновь?
Теперь у запертых ворот
Ты понял муку ожиданья?
«Я ждал бы до самого рассвета, – ответил он, – пока не отопрут ворота, но меня отозвали по важному делу. Укоры твои справедливы, и всё же…
Поверь мне, поверь,
