Утопленная книга. Размышления Бахауддина, отца Руми, о небесном и земном - Бахауддин Валад
Джон Мойн выбирает и переводит с персидского на английский язык выдержки записей Бахауддина, дополняя перевод пояснениями, интерпретациями и минимальными изменениями, чтобы сделать архаичный язык и богословские термины доступными для рядового англоязычного читателя. Затем начинается процесс вторичного перевода, результат которого вы и будете читать. Это похоже на мистическую игру. Ее вел Колман Барке. Заряжаясь образами и идеями, он пытался войти в состояние, близкое к присутствию. Когда это удавалось, перевод исходил не от ума, а из состояния души. Работа с мистическим текстом не сходна с методами науки. Это открытие в себе способности к внутренней сонастроенности с другими присутствиями, скорее, пылкая влюбленность, чем изучение. Вкушание яств, а не чтение меню. Тут нет места дословному, буквальному переводу.
Наш труд представляет собой развертку, толкование, спонтанное видение того, что написано Бахауддином Мистические упования на передачу. Заметим, что Руми использовал дневник отца, например рассказ о четырех птицах. Бахауддин в нескольких фразах описал четырех птиц, что обитают в сознании человека (« Маариф» 1:221—222). Он комментирует стихи Корана 2:260—262, где не сказано, что это за птицы. В Пятой книге « Маснави» Руми развивает мысль отца о необходимости убийства и возрождения птицы нафсас ее последующим преображением. Он вновь и вновь возвращается к этой теме, разрабатывая ее, вводя разные сюжеты и обсуждая множество возможностей. Утка настоятельной необходимости, павлин хвастовства, петух похоти и ворон маниакального накопительства. Можно сказать, что вся Пятая книга, ее четыре тысячи триста тридцать восемь строк — это разработка темы переплавки энергий желания в душевную крепость и сострадательность. Работу Колмана с дневниковыми записями можно уподобить развертке, но это не такое расширение материала, которое наблюдается в просветленных взлетах у Руми.
Ниже приведен перевод Мойна (« Маариф» 2:12) и повторный перевод той же главки Колманом Барксом. Материал выбранной главки разбит на девять частей. Мы выбрали именно эту главку для иллюстрации нашего рабочего процесса из-за нашего интереса к ее тематике и из-за того, что это наиболее показательный пример развертки, поскольку нам пришлось ввести некоторые детали, а также заключительный пассаж, который легко обнаружить, сравнив подстрочный перевод Джона Мойна и повторный перевод Колмана. В главке говорится о природе сэма, о ритуале слушания и воздействии музыки, речи и пения стихов и Писания — всего того, что обычно принято в кругу суфиев.
1. Сэма— слушание песен и произносимых слов под музыку — неприятно, если оно неритмично, и правильно, если оно ритмично.
Повторный перевод: В сосредоточенном слушании есть свой пульс. Без этого трепета оно мертво.
2. Точно так же не может быть приятна неблагозвучная речь.
Повторный перевод: Слова, музыка и движения во время сэмавозникают и сменяют друг друга нестесненно — как фразы в дружеской беседе.
3. Сэмакак кубок, что сыплет зерна речи в корзину уха. Если зерна гнилые — не стоит проклинать кубок. Повторный перевод: Как зерна сеются из черпака — так песня сеется в корзину слуха. Могут попадаться и гнилые зерна, неуместные слова — но не кляни черпак.
4. Песни как сосуды различной формы и цвета — такие как Багдади, Самарканди, желтый, красный либо прозрачный. Повторный перевод: Изделия стеклодува разнообразны: багдадские внутри налиты полупрозрачной желтизной, самаркандские — темно- красные, бухарские — округлые и прозрачные. То же и с сосудами музыки и поэзии: они должны отличаться элегантным разнообразием.
5. Акты пения и танца подобны удару грома. Длящиеся слишком долго, они умирают. Повторный перевод: Стихи, произносимые под музыку и в такт движениям, должны воздействовать как весенний гром: удар, раскат, пауза, еще удар — и конец. Сэманикогда не затягивают.
6. Когда в песне нет искрометности, ее славословия — фальшь.
Повторный перевод: Если смех не присутствует в основе и в самой атмосфере этих встреч, если нет искрометного остроумия, способного и самое себя выставить на смех, в хвалебном славословии не будет истины, в восторженности — величия. Без юмора сэмаложится на душу тяжким и суровым бременем.
7. Человеческое тело подразделяется на части, и каждая часть довольствуется своим родом песни. Например, восприятие музыки внешним слухом отличается от внутренних (ментальных) ощущений, и эти два рода восприятия могут быть в разладе друг с другом. Повторный перевод: У каждой части тела — свои музыкальные предпочтения. Каждая радуется сэмапо- своему. Уши вбирают звук иначе, чем сердце. Слова и струнный аккомпанемент могут быть неприятны слуху — но радовать центр сердца. Или наоборот: нечто сладкозвучное может быть противным разуму души. Почки ненавидят, когда пальцы отбивают ритм. Постукивание раздражает их. А легким по душе все, что вытворяют пальцы. Девять метафор да будут твоими проводниками в этих сессиях: это — пульсация заразительного ритма, оживленная беседа друзей, равномерное высыпание зерен из черпака, тонкое разнообразие изделий стеклодува, ощущение пиршества, весенний гром и смех за дверьми — простор ночи. Все элементы сэмадолжны быть сбалансированы и работать слаженно, как органы человеческого тела, — у каждого свое назначение и удовольствие, и все это несется вперед, увлекая за собой целостное человеческое присутствие, включая тело, сердце, душу и светозарный ум. Мы воспринимаем эту главку как эмпирический комментарий наставника-практика.
Нам интересно не столько буквальное воспроизведение наитий Бахауддина, сколько их развертка. Он говорит, на что должна походить атмосфера сэма. Во многих странах сосредоточенное совместное слушание сотни лет было излюбленной и изысканной практикой. Таким способом озвучивался поток божественного бытия, омывающий раскрытые сердца тех, кто желал вместить пустоту тростниковой флейты, и барабан, и звучащие струны слов и образов осознания. Сэма— это игра творца, движущегося внутри творения. Общепринятое, традиционное сэма, практикуемое суфийскими братствами, стало одним из наиболее волнующих обрядов на планете. Проникновенным поминанием приоткрывшейся завесы [между мирами] в мистическом моменте встречи и разлуки Руми и Шамса. В четырнадцатом веке был создан труд «Свершения, познавшие Бога», обширная история Руми и его окружения, основанная на устных свидетельствах, она охватывает два поколения после смерти поэта. Афлаки описывает начало одной из встреч сэма, которую проводил Руми, так: Бог — предельный, исступленный восторг. Кому не довелось пережить восторг, тот не знает. Я и есть тот самый исступленный восторг, я полностью захлестнут им. Вера — предельная восх ищенность и страстность. Здесь он [Руми] вскрикнул и начал сессию сэма (Aflaki(ум. в 1356 г.). The Feats of the Knowers of God, Translated by John O'Kane, London: Brill, 2002, p)
Шамсудин Ахмад аль-Афлаки был современником внука Руми. Его книга — один из трех наиболее ранних источников, подробно описывающих жизнь Руми и его окружения. — Прим. англ. перев
Мы чтим традицию, исходящую от этого духовного прозрения. В течение пятисот лет Запад оставался в неведении относительно персидских мистиков. Наконец Гете, Эмерсон, Уитмен и др. их открыли. В пятидесятые годы двадцатого столетия поэт Гари Снайдер (Gary Snyder) читал стихи Руми на океанском танкере. Так, через приоткрывшиеся двери начали доходить определенные сведения. Однако то всеобщее увлечение персидскими мистиками, что началось совсем недавно, — совершенно беспрецедентно. Руми даже был провозглашен самым читаемым поэтом в Соединенных Штатах, разумеется, после Шекспира и его поэтической вселенной. Но даже если Руми — третий, четвертый или двадцатый, то и такие факты просто поражают. .
Эту всеобщую увлеченность, при всем разнообразии форм, с определенной долей условности можно назвать разновидностью сэма. В Соединенных Штатах встречи сэмапроисходят без спонсорской инициативы каких-либо религиозных организаций. Сегодня никого даже и не удивит, что в театрах и церквях больших городов США — Хьюстоне, Бостоне, Вашингтоне, Каламазе, Болдере, Миннеаполисе, Санта-Фе, Луисвилле, Сиэтле, Миссуле, Чарльстоуне или Афинах (штат Джорджия) — вечером в четверг или в воскресенье тысяча человек сидят и два часа слушают мистическую поэзию (в основном Руми, Хафиза, Кабира) и музыку. Эти встречи не вызывают ощущения театрализованных представлений — скорее чувство интимного общения в состоянии созерцания. Часто здесь не аплодируют. В Сан-Франциско области Бэй — столице этого эксперимента — Джо Миллер, когда был жив, приходил и садился в первом ряду зрителей. В конце он вставал и возвещал: « Йа Фаттах!» («Открывающий») — одно из имен Бога у суфиев. И все подхватывали: « Йа Фаттах! Йа Фаттах!» Похоже, растущая потребность в таких вечерах объясняется их особым духовным содержанием, сравнимым с принятием пищи. Мы не хотим раздувать значимость этого феномена, но не стоит и недооценивать его. В минувшее десятилетие неожиданно возник огромный спрос на Руми в Америке и Англии, в меньшей степени — Польше, Германии, Франции, Финляндии, Тайване, Израиле и других странах.
