Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв. - Антология
«А я все-таки сохраню верность моему супругу!» — про себя решила она. Своими руками приготовила приданое, состряпала вкусное угощение для гостей. Все, конечно, поверили, что она пойдет за другого. А когда настал вечер и нужно было отправляться к новому мужу, женщина незаметно вышла в другую комнату и повесилась.
Ан ничего не знал. Утром он был у себя дома, когда прибежала девочка-служанка и доложила:
— Пожаловала молодая госпожа!
Радостно выбежал Ан к воротам встречать свою супругу, но служанка неожиданно объявила:
— Молодая госпожа вчера вечером умерла!
Ан не поверил ей, засмеялся. Бегом побежал он в домик, где они всегда встречались с женой. Посреди комнаты был установлен стол, а на столе под покрывалом лежала женщина. Ан бил себя в грудь, он рыдал так горестно, что не могли удержаться от слез и все соседи.
В ту пору шли сильные дожди, вода разлилась, и ее родственники не могли пройти в их домик. Ан все, что положено было для похорон, приготовил своими руками, установил на специальном месте гроб, утром и вечером ставил перед ним еду и питье. По ночам он совсем не мог спать, а когда чуть-чуть задремал однажды, к нему вошла женщина — точь-в-точь его жена. Ан вышел ей навстречу и заговорил было, но вдруг проснулся. Безмолвны двери и окна, только бумажный полог, за которым стоит гроб, слегка колышется от ветра, угас одинокий светильник. И опять плачет он, теряет сознание и снова приходит в себя.
Дня через три тучи рассеялись, дождь перестал. При свете луны Ан отправился, наконец, домой. В одиночестве дошел он до восточных ворот дворца Сугангун. Была глубокая ночь.
И вдруг он заметил какую-то женщину. Она неотступно следовала за ним, то чуть обгоняя его, то отставая на несколько шагов. Лицо ее было красиво подкрашено и припудрено, волосы собраны в высокий изящный узел. Вот он приблизился к ней. Это покашливание, эти вздохи он ведь слышал уже прежде! Она… Ан пронзительно закричал и бросился прочь. Добежав до какой-то канавы, он обернулся — женщина была рядом! Не оглядываясь, быстро пошел он дальше и, когда подходил к своему дому, заметил, что она сидит у ворот. Ан громко позвал слуг, но женщина вдруг бесшумно исчезла между камнями, на которых отбивают белье, не оставив никаких следов.
Душа Ана пришла в смятение, он стал похож на безумца. Прошло немногим более одной луны, над женой его совершили погребальный обряд и похоронили. А некоторое время спустя умер и сам Ан.
УГНАЛИ ЛОШАДЕЙ
В юности я очень дружил с Панъоном. Мы вместе учились и жили вдвоем в скромном домишке. По соседству, в нескольких ли, жил наш приятель Чо Хве, у которого были яблони.
— Все время клонит ко сну, — сказал мне однажды Панъон. — Давай-ка сходим к Чо да хоть яблок поедим!
Мы подошли к дому Чо Хве и увидели, что деревья ломятся под тяжестью совсем уже спелых ярко-красных плодов. Однако ворота оказались наглухо запертыми, и войти в сад не было никакой возможности. Мы окликнули хозяина, никто нам не ответил, и лишь слышно было, как шумят за воротами подвыпившие слуги. А тут еще хлынул проливной дождь. У ясеня, что рос перед самыми воротами, мы заметили привязанных лошадей — одну большую и три-четыре поменьше. Вокруг не было ни души.
— Хозяин не желает встречать гостей, — воскликнул Панъон, — так мы угоним его лошадей!
Я кивнул головой. Мы быстро выбрали себе по лошадке, вскочили на них верхом, сначала поскакали на берег реки, а затем вернулись к себе домой и привязали лошадей в сарае.
— Сейчас я пристукну эту лошадку, — сказал Панъон, — и мы полакомимся ее мясом!
— Да что ты! Ведь тогда мы окажемся настоящими грабителями! — возразил я.
— Всякий знает, что Чо Хве не пойдет жаловаться в управу! — Панъон тут же схватил тяжелый пест и хотел было уже ударить лошадь по голове, но я удержал его.
На другой день явился Чо Хве. Глаза ввалились, лицо осунулось.
— Ты чего это так в лице переменился? — спросил у него Панъон.
— Вчера пошли мы все к жениной тетке в деревню Кимпхо, — рассказал Чо Хве, — лошадей привязали за воротами, а ворье проклятое их угнало! Домашние прямо-таки наизнанку выворачиваются от злости, поделили между собой всю округу и ищут лошадей. А сам я сейчас иду из дальних мест — аж из Кёха, что в уезде Коян. И все без толку. Ну как тут не горевать?!
Он побыл у нас самую малость. Неожиданно в сарае заржала лошадь. Панъон улыбнулся, а Чо Хве кинулся к сараю и видит: да это же его собственные лошади! Уж он и сердился, и радовался, осыпая нас упреками, от которых не мог удержаться. А все, кто видел это, покатывались со смеху.
ПОРОЧНАЯ ОУДОН
Оудон была дочерью члена Государевой коллегии литераторов господина Пака. Дом их был богатым, девушка изящной и прелестной, однако по натуре своей — необыкновенно развратной. И даже когда она стала женой Тхэ Кансу, родственника государя по мужской линии, тот не смог ее образумить.
Как-то в дом пригласили мастера изготовить серебряную посуду. Мастер был молод и хорош собой. Женщина этому обрадовалась. Всякий раз, когда уходил муж, переодевалась она в платье служанки, садилась подле мастера, расхваливала красоту и изящество сработанной посуды. В конце концов она сумела тайком завлечь его к себе в спальню и средь бела дня предалась разнузданным любовным забавам. Увидя однажды, что возвращается муж, она успела спрятаться. Однако тот обо всем узнал и прогнал ее.
Служанка Оудон тоже была красивой. Каждый раз в сумерки она наряжалась, завлекала на улице какого-нибудь красивого юношу и приводила его в комнату госпожи. Затем приводила другого юношу для себя, и они все вместе проводили ночь. Это стало для них обычным. Утром ли, когда благоухают цветы, ночью ли, когда сияет луна, обе женщины, испытывая неодолимую похоть, блуждали по городу в поисках развлечений. Им был бы только мужчина, а кто он родом, они и знать не хотели. Возвращались они домой на рассвете.
Однажды они зашли в какую-то придорожную харчевню. Указывая пальцами на входящих и выходящих мужчин, они обменивались впечатлениями.
— Этот молод, — говорила служанка, — и у него большой нос. Он бы вам подошел, госпожа!
— Да, от него бы я не отказалась, — вторила ей хозяйка, — а того вон, пожалуй, уступила бы тебе!
Не проходило дня, чтобы они не развлекались подобным образом. Потом Оудон вступила в
