Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
Да,
Будто Чанъэ на мгновеньепокинула Лунный чертог,Будто небесная феяВниз, по хрустальным ступенямступает соцветьями ног.
Симэнь был очарован ее красотой. Тетушка Сюэ поспешно отдернула занавеску, чтобы впустить прелестную хозяйку, и та, скромно поклонившись гостю, села напротив. Симэнь не сводил глаз с чаровницы, рассматривая ее с головы до пят. Она потупила взор.
— У меня умерла жена, — начал гость. — И я хотел бы, чтобы вы вошли ко мне в дом и вели мое хозяйство. Каково будет ваше мнение, сударыня?
— Позвольте узнать, сколько вам лет, сударь, и давно ли вы живете без хозяйки?
— Впустую прожито двадцать восемь. Родился я в полночь двадцать восьмого дня в седьмой луне. Увы, больше года как умерла жена. Осмелюсь спросить, сколько цветущих весен видели вы, сударыня?
— Мне тридцать.
— Значит, вы на два года старше меня…
Тут в разговор вмешалась сваха:
— Когда жена старше на два, богатству день ото дня расти, а на три — целые горы его обрести.
Не успела она договорить, как вошла служанка с тремя чашками и засахаренными апельсинами. Она заварила чай в отделанные серебром лаковые чашечки с серебряными ложечками в форме абрикосового листка. Хозяйка встала, протерла чашку своими изящными тонкими пальчиками и с поклоном поднесла Симэню, который не замедлил ее принять.
Тут тетушка Сюэ, быстро нагнувшись, приподняла хозяйкин подол, чтобы показать гостю пару прелестных золотых лотосов-ножек, величиною точь-в-точь в три цуня, с очаровательными острыми-преострыми носками, обутых в ярко-красные расшитые золотыми облаками туфельки на толстой подошве из белого шелка. Симэнь пришел в восторг. Вторую чашку хозяйка подала свахе Сюэ, и только потом села за чай сама.
После чая Симэнь велел Дайаню внести квадратную коробку с подарками. Два узорчатых платка, пару дорогих шпилек и полдюжины золотых колец выложили на поднос и преподнесли хозяйке. Сваха намекнула ей, чтобы она поблагодарила гостя.
— Когда же вы, сударь, намерены прибыть с подарками? — спросила хозяйка. — Мне хотелось бы сделать кое-какие приготовления.
— С вашего согласия, сударыня, — отвечал Симэнь, — двадцать четвертого в этом месяце я мог бы привезти вам свои скромные подарки, а второго в следующей луне устроим свадьбу.
— В таком случае я завтра же пошлю на окраину города своего слугу уведомить тетушку Ян, — заметила хозяйка.
— Его милость вчера навестили почтенную госпожу и обо всем переговорили, — вставила сваха.
— Что ж изволила сказать тетушка? — поинтересовалась Мэн.
— Как она обрадовалась, узнав, по какому поводу прибыл господин Симэнь! Велела мне пригласить его милость к вам, сударыня, и сказать: «Если за такого господина выходить не хочет, то за кого же еще?! Такова, говорит, моя воля, и я на своем настою».
— Если так сказала тетушка, значит все обойдется благополучно, — заключила Мэн.
— Дорогая вы моя! — воскликнула Сюэ. — Не подумайте, что если сватаю, значит, обманываю.
Симэнь распрощался с хозяйкой. С ним вышла и тетушка Сюэ. Когда они подошли к концу переулка, сваха спросила:
— Ну, как невеста?
— Доставил я тебе хлопот, мамаша.
— Ну, поезжайте, сударь, а мне еще надо ей кое-что сказать.
Симэнь сел верхом и отбыл в город.
— А не дурно выйти за такого господина, не правда ли? — начала сваха, вернувшись в покои Мэн.
— Ведь у него есть жены, чем же они занимаются? — спросила хозяйка.
— Верно, дорогая моя, дом не пустует. Только, спрашивается, найдется ли среди них хоть одна с головой. Не верите — скоро сами убедитесь. А хозяина кто не знает! Другого такого богача во всем Цинхэ не встретишь. Известный торговец лекарственными травами. Чиновникам взаймы дает. С областными и уездными правителями дружбу водит, а недавно с самим командующим придворной гвардией Яном породнился. С такой родней кто ему посмеет перечить!
Хозяйка накрыла стол, поставила вина и закусок. Только они сели, как явился Аньтун, слуга тетки Ян. Он принес в коробке деревенские сласти — четыре выпеченных из рисовой муки пирожных с финиками, леденцы и крендели с начинкой. У хозяйки он спросил, дала ли она согласие Симэнь Цину, и продолжал:
— Моя госпожа велела сказать: «Если не хочет выходить за этого господина, так за кого же еще?»
— Поблагодари свою госпожу за внимание, — отвечала Мэн, — и передай, что я согласна.
— Вот видите! — подхватила Сюэ. — Небо свидетель! Мы, свахи, зря не скажем. Сама госпожа прислала к вам этого господина.
Хозяйка выложила подарки и, до отказу наполнив коробку сладостями и солониной, передала Аньтуну.
— Низко кланяйся госпоже, — наказала она слуге, наградив его полсотней медяков. — Скажи, что на двадцать четвертое договорились о приезде жениха с подарками, а второго в будущей луне будет свадьба.
— Что это вам прислала почтенная госпожа? — не удержалась сваха, когда слуга удалился. — Вы уж со мной бы поделились, матушка. Надо ж дома ребятишек побаловать.
Хозяйка дала свахе леденцов и с десяток кренделей, и та, рассыпаясь в благодарностях, отправилась восвояси, но об этом говорить не будем.
* * *А теперь расскажем о дяде Чжане Четвертом. Ссылаясь на младшего племянника Ян Цзунбао, дядя Чжан задумал прибрать к рукам состояние невестки, поэтому настойчиво рекомендовал ее в качестве второй жены ученому Шану, сыну помощника областного правителя, который имел ученую степень цзюйжэня[163] и жил на Большой улице. Если бы к ней сватался какой-нибудь простой смертный, тогда другой разговор, а тут Чжану пришлось столкнуться с Симэнь Цином, у которого лавка против управы и сама управа в руках. С ним тягаться — горя не оберешься. Долго он размышлял, прикидывал и так и сяк и, решив наконец, что самое верное — расстроить женитьбу, направился к невестке.
— Откажи Симэню! — настаивал он. — Иди-ка ты лучше по моему совету за ученого Шана. Сын помощника областного правителя, человек образованный, знает поэзию, обряды и этикет. У него поместье, земля. Будешь жить припеваючи. А что Симэнь Цин?! Мошенник бесстыжий! Уж который год всю управу в руках держит. И старшая жена у него, знаю, есть — дочь тысяцкого У. Каково тебе покажется, а? Была старшей, да станешь младшей. У него одних жен не то три, не то четыре, не говоря уж о служанках. Семья большая. К нему попадешь — хлебнешь горя.
— Говорят, как ни много лодок, а всякая себе путь находит, — возражала ему Мэн. — Есть старшая жена, так я готова называть ее старшей сестрой, а сама стану младшей. Женщин много, говорите? Но кто бы мужу ни полюбился, ему все равно не закажешь, а разлюбит, так не удержишь. Будь у него сотня человек — не побоюсь. Да что говорить о богатых! У них по четыре да по пять жен у каждого. Возьми уличных нищих — одного ведет, другого на руках несет, у каждого хвост — сам четвертый. Вам, дядя, не стоит особенно волноваться. Перейду к нему, буду себя вести как подобает, и все пойдет по-хорошему.
— А еще слыхал, — продолжал свое дядя, — что он живыми душами торгует. Жен своих избивает и мучает. Чуть какая не угодит, зовет сваху и велит продать.[164] Неужели и тебе хочется такое терпеть?!
— Не то вы говорите, дядя. Какой бы строгий муж ни был, жену он бить не будет, если она расторопна и услужлива. А я так себя поведу, что сама лишнего не скажу и разговоры слушать не стану. Что он мне сделает! Конечно, если жена поесть любит послаще, ленива да с длинным языком, такая сама на свою голову неприятности накликает. Такую и стоит бить как собаку.
— Погоди! — не унимался Чжан. — У него, говорят, дочь лет четырнадцати, незамужняя. Вот на нее нарвешься, а языков хоть отбавляй — изо всех углов начнут на тебя шипеть, что тогда?
— Ну что вы, дядя, все говорите! Взрослые — взрослыми, а дети — детьми. К каждому свой подход. С ребенком надо быть ласковой, тогда не придется опасаться, что муж разлюбит или дочь ослушается. Не боюсь я, будь у него куча детей.
— Посмотри, до чего он беспутный! Домой не заявляется — спит среди цветов, ночует под ивами.[165] Ничтожество — одна лишь внешность и есть. Скольких он обобрал! Не погубил бы он и тебя.
— И опять вы не правы, дядя, — стояла на своем Мэн. — Ну и что ж из того, что муж гуляет. Наше женское дело — в заднем флигеле распоряжаться, а что там, за дверьми нашими делается, — нас не должно касаться. Ведь не бегать же за мужем по пятам! А счастье человека — оно как деньги — приходит и уходит. Один бедствует, другой роскошью наслаждается. Случается, и у государя казана пустеет, тогда и ему приходится к придворному конюшему за займами обращаться. Кто, — про купцов я и не говорю, — будет деньги как сокровище хранить! Достаток на подоле приходит. И к чему вы, дядюшка, так расстраиваетесь?
