Сыма Цянь - Исторические записки. Том 1
В 3 гл. приведено известное число фактов, которые могут помочь сделать некоторые выводы о жизни иньского общества. Сообщения о том, что советник И-инь имел право сослать правителя Тай-цзя на три года в отдаленные места для исправления, что правители Инь часто обращались к байсинам (народу или старейшинам) с речами, клятвами, с просьбами [106] о помощи, позволяют усмотреть в этом предания о каких-то реликтах коллективных органов древней власти, принципах древней демократии. Глава рассказывает о непрекращающейся борьбе иньских племен с соседями за гегемонию, за господство над землями в центральной равнине, о случаях неповиновения чжухоу, о бунтах племен куньи и других, о походах против непокорных (нередко такая борьба завершалась не в пользу иньцев, и тогда Сыма Цянь констатирует очередное ослабление Инь). Но в целом глава как хронологическая запись не дает достаточно подробных сведений о жизни иньского общества.
В то же время в Инь бэнь цзи имеются многочисленные материалы, которые никак нельзя соотнести с эпохой Инь. Заимствуя целые абзацы из Шан шу, Сыма Цянь, как и в первых двух главах, приписал Инь многие чжоуские понятия и порядки. К таким материалам мы бы отнесли все истории, связанные с Чэн-таном и его мудрым помощником И-инем, с У-дином и его помощником Фу-юэ, принцип “заботы о народе” и преданности идеальным ванам, обращения Пань-гэна к чжухоу, сочиненную конфуцианцами версию о последнем иньском царе — Чжоу-сине и основателе династии Чжоу — Си-бо или Вэнь-ване. К сожалению, Сыма Цянь именно в этих явно придуманных чжоусцами событиях видел главное содержание главы. В 130 гл. он писал: “Се положил начало [дому] Шан, и так продолжалось до Чэн-тана; [когда] Тай-цзя поселили в Тун [гуне], добродетели стали процветать [благодаря] А-хэну; У-дин заполучил [Фу] Юэ и впоследствии был прозван Гао-цзуном (“Высоким предком”); император же [Чжоу] Синь всецело погряз в пьянстве, и чжухоу перестали представляться ему. [Об этом я и] составил третью главу ”Основные записи [о деяниях дома] Инь”” [64].
Понятно, что в этих записях отражены более поздние версии чжоусцев, сочиненные в соответствии с господствовавшими в период Чуньцю и Чжаньго взглядами (Шан шу — один из характернейших образцов канонического [107] конфуцианского мышления). Такого рода записи Сыма Цянь включил в 3 гл., по нашему мнению, вполне осознанно (об этом говорит его послесловие), отдавая дань, с одной стороны, господствующей традиции, а с другой, вероятно, не располагая, кроме краткой генеалогии правителей, существенными материалами по истории иньцев. Можно думать, что из-за неразвитости иньской письменности и культуры вообще, от иньского периода и не могло остаться большого числа письменных памятников. Историографическая оценка Инь бэнь-цзи, таким образом, двойственна, она должна учитывать плюсы и минусы главы, исходя из эпохи и уровня развития общества.
Четвертая глава — Чжоу бэнь цзи посвящена истории постепенного возвышения, длительного правления и, наконец, упадка власти дома Чжоу. Как и в описании предшествующих “династий”, историк ищет начало Чжоу в легендарном прошлом. Первооснователь дома Чжоу Ци, или Хоу-цзи, считался управителем земледелия (нунши) во времена Яо и Шуня. Его рождение, как и у других “культурных героев” мифологии, связано с непорочным зачатием и всякими необыкновенными явлениями. Предания говорят о первых чжоусцах, об их вождях Хоу-цзи, Гун-лю, Гу-гун Дань-фу как о старательных земледельцах, хотя племя чжоу формировалось в землях диких племен жунов и ди и было скорее скотоводческим. С именем Гу-гун Дань-фу легенды связывают начало прочной оседлости чжоусцев, создание населенных пунктов, начал государственности.
Сыма Цянь точно следует канонам в описании деяний Вэнь-вана и У-вана — тех правителей Чжоу, коим приписывается честь разгрома государства Инь и установления чжоуской власти над всем Китаем. Почти треть главы посвящена описанию событий, связанных с этой победой, хотя они занимают всего несколько лет из многовекового господства дома Чжоу. Разумеется, трудно предположить, что чжоусцы, стоявшие даже на более низкой ступени развития, чем иньцы, могли во II тысячелетии до н. э. столь подробно записать ход событий и те речи, которые при этом произносились. Сыма [108] Цянь старательно использовал для этого главы Шан шу, гимны Ши цзина, Го юй и другие более поздние сочинения, в которых дана овеянная легендами, главным образом конфуцианская интерпретация давних событий.
Говоря о целях написания главы, Сыма Цянь намечает как бы основную канву истории эпохи Чжоу через крупнейшие ее события:
“Это Ци стал производить просо [и злаки], и добродетели [Чжоу] расцвели тогда при Си-бо; [после этого] У-ван [в битве] под Муе действительно овладел Поднебесной; [но;] Ю[-ван] и Ли[-ван] сбились с пути и потеряли [столицы] Фэн и Хао; затем, постепенно приходя в упадок, [власть] пришла к Нань [-вану], и в Лои [в конце концов] перестали приносить жертвы [предкам Чжоу]. [Об этом я и] составил четвертую главу — Чжоу бэнь цзи” [65].
Но если отвлечься от нарочитой идеализации фигур древних правителей, пронизывающей всю главу, от рассуждений о добродетелях царей, их мягкости и любви к народу — моментов, характерных для любых летописей и хроник тех тысячелетий, и попытаться вникнуть в глубь текста, то мы найдем в 4 гл. некоторые важные указания; фактические свидетельства, проливающие свет на историю развития китайского общества I тысячелетия до н. э., а также на идеологию той эпохи.
Так, из описания ранней истории чжоусцев мы узнаем о судьбе иньцев, поставленных под надзор — в рабское положение, об их восстании, о неоднократных походах чжоуской армии против соседних племен, что говорит о недовольстве покоряемых народов, о длительном сопротивлении многих племен чжоускому завоеванию. Об острой борьбе в самом чжоуском обществе — выступлениях горожан и селян, соперничестве в среде знати свидетельствуют приводимые в главе сообщения о свержении ванов; о восстании против Ли-вана, убийстве Ю-вана, возведении на престол жителями столицы княжича Мэна в 525 г. до н. э., а затем другого княжича, [109] Гая, и др. Упоминание о том, что Сюань-ван в 815 г. перестал работать на ритуальном поле в тысячу му, указывает на ослабление системы общественных земель и, по-видимому, на рост частного землевладения. Учет населения, произведенный Сюань-ваном в 789 г., указывает на рост значения государственного аппарата в этот период и т. д.
В главе встречается несколько интересных отрывков, проливающих свет на методы управления, на идеологию правящих классов Чжоу. В этом смысле, например, примечательна мысль о необходимости при управлении народом “не перегибать палку” и время от времени открывать какой-то клапан для смягчения социального протеста (заимствованная Сыма Цянем из Го юй): “Если реку преградить, а она прорвет запруду, то от этого непременно пострадает множество людей. Народ тоже подобен реке. Вот почему тот, кто следит за рекой, делает брешь в преграде, чтобы направить в нее [лишнюю] воду, а тот, кто управляет народом, дает ему волю высказываться…” [66].
Великолепен по своей логической завершенности монолог, приписываемый Му-вану, в котором излагаются основы системы наказаний и законов вообще. Здесь мы находим определение роли следствия, свидетельских показаний, проверки обстоятельств дела, ответственности судей, шкалу тяжелых и легких наказаний и откупов от них. Историк, используя данные Шан шу, говорит о наличии 3000 статей в древнем уголовном кодексе Фу-син (или Люй-син). Конечно, столь законченная система едва ли существовала даже в середине эпохи Чжоу (известен треножник с выгравированными на нем законами, составленными Фань Сюань-цзы для княжества Цзинь, относящийся к 513 г.), но сам факт упоминания такого законодательства контрастирует с разговорами о добродетелях чжоуских ванов.
Немалое число страниц в заключительной части главы историк отвел показу всех перипетий хитроумной дипломатии чжоуских правителей, стремившихся даже ценой [110] угодничества и унижений лавировать между сильными противниками, чтобы продлить свою власть и существование.
Несмотря на все сказанное, в целом 4 гл. охватывает слишком большой отрезок времени, что неизбежно приводит к схематизму, она заполнена в значительной доле перечислением правлений ванов дома Чжоу.
Разумеется, в связи с общей идеей “Основных записей” в данной главе как раз и взята основная канва событий, происходивших вокруг царского дома, и предъявлять обвинение древнему автору в искажении исторической перспективы было бы наивно, да и размер главы не позволил Сыма Цяню дать более детальное описание семи-восьмивекового господства Чжоу. Но всё же при отборе материалов из других сочинений об этом периоде (прежде всего из Цзо чжуань) историк, как представляется, отдал непомерно большую дань легитимистским идеям, конфуцианской традиции в ущерб фактам реальной жизни. Все это позволяет считать, что “Основные записи о [деяниях дома] Чжоу” не принадлежат к лучшим главам “Исторических записок”, более полнокровный материал об этой эпохе представлен в Цзо чжуань, Го юй, Чжаньго цэ и других книгах, а также в разделах ши цзя и лечжуань у самого Сыма Цяня.
