Люй Бувэй - Вёсны и осени господина Люя (Люйши чуньцю)
В этой луне сын неба повелевает юэчжэну[30] отправиться в училище и упражняться с обучающимися танцам. Одновременно сверяет жертвенные своды и повелевает приносить жертвы горам, лесам, потокам и водоемам, избегая при этом заклания самок. Запрещается и прекращается порубка деревьев. Нельзя разорять гнезда, бить молодняк, самок с телятами, неоперившихся птенцов. Не уничтожать малых, не собирать яйца. Не следует собирать большие толпы, возводить городские стены и валы. Следует закопать скелеты и зарыть трупы.
В этой луне нельзя поднимать войско. Поднять войско значит навлечь кару небес. Если чужое войско не поднимает оружия, мы не можем начинать первыми. Нельзя идти против законов неба, нарушать правила земли, преступать людские порядки.
Если в первую луну весны ввести летние указы — ветры и дожди придут не ко времени, деревья и травы рано засохнут, страна будет охвачена страхом. Если ввести осенние указы — в народе случится большой мор, налетят бешеные ветры, пойдут проливные дожди, пустятся в рост лебеда и полынь. Если ввести зимние указы — разольются потоки вод, выпадет иней, повалит снег, посевы пропадут втуне.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О жизни / Бэнь шэн
Небо порождает все живое, человек воспитывает и взращивает. Того, кто воспитает рожденное небом без ущерба для него, назову сыном неба. Ибо он движим стремлением сохранить небо в полноте. Для этого и учреждается государство. Оно учреждается с тем, чтобы сохранить все живое в полноте.
Суетные властители нашего века поглощены государственными делами, однако лишь вредят всему живому. Поскольку упускают то, ради чего учреждено государство. Это похоже на то, как если бы войско, которое готовили на страх лиходеям, вдруг повели походом на самих себя, поскольку упустили, зачем его готовили.
Воде присуща чистота. Но к ней примешивается земля, и потому она не сохраняет чистоту. Человеку присуще долголетие. Но вмешиваются вещи, и потому он не достигает долголетия. Вещи — это то, чем питают свое существо, а не то, что питают своим существом. Суетные же люди нашего века по большей части своим существом питают вещи. Поскольку не ведают, что существенно, что несущественно. Поскольку же не ведают этого, существенное мнят несущественным, несущественное — существенным. В этом случае каждый их шаг обречен на неудачу.
От этого правители тиранствуют, подданные бунтуют, сыновья бесчинствуют. Любое из этих трех зол, если не случится чудо, верная гибель царству.
Едва ли стоит слушать приятную уху мелодию, если это слушание оканчивается для человека глухотой. Или любоваться прекрасным на первый взгляд видом, если это оборачивается для человека слепотой. Или смаковать тающие во рту яства, если это лакомство завершается немотой. Мудрец отбирает такие мелодии, виды и лакомства, которые благотворны для его существа, и отбрасывает те, что для него вредоносны. Это и есть путь сохранения в полноте своего существа.
В наш век богатые и знатные по большей части невежественны в отношении музыки, красоты и застолья. Гоняются за этим днем и ночью, а дорвавшись, становятся безудержными. Можно ли быть безудержным без ущерба для своего существа? Когда тьма воинов разом посылают свои стрелы в одну-единственную цель, она будет поражена, и если тьма существ, ярких и привлекательных, ринутся на одну-единственную жизнь, ей не избежать ущерба. Если же они поддерживают одну-единственную жизнь, та, конечно, продлится.
Поэтому мудрец правит тьмою существ с тем, чтобы сохранить в полноте свое собственное существо. Когда существо в полноте, дух обретает гармонию. Зрение обостряется, слух становится чутким, обоняние — тонким, вкус отменным, все триста шестьдесят суставов — гибкими и послушными. Такой человек не говорит, но ему верят, не размышляет, но творит должное, не мудрствует, но постигает истину. Разумом проникает небо и землю, душой обнимает вселенную. Нет среди сущего, чему бы он не внял, чего бы не вместил. Он сродни небу и земле. Возносясь до сана сына неба, не гордится, опускаясь до состояния простого мужика, не омрачается. Это и есть человек полного дэ.
Богатство и знатность, если им сопутствует невежество, способны счастье обратить в горе, и тогда они хуже бедности и ничтожества. Бедным и ничтожным вещи даются с трудом, и даже при большом желании им едва ли доступны излишества. А тут — экипаж для выезда, паланкин для дома. Думают, что это для удобства, а это называется — орудие для паралича. Жирное мясо, густое вино. Думают, это для здоровья, а это называется — еда для колики. Нежные щечки, белые зубки, песни из Чжэн и Вэй. Думают, это для забавы, а это называется — топор для естества. Таковы горести, навлекаемые богатством и знатностью, и потому в древности те, кто существенным для себя полагал жизнь, отказывались от богатства и знатности. Поступали они так не ради славы, а следуя своему убеждению. Поэтому к их мнениям следует отнестись со всем вниманием.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О человеке / Чжун цзи
Шуй был великим мастером, но люди любят не пальцы Шуя, а собственные свои пальцы, поскольку свои им нужнее. Люди любят не яшму в горах Кунь, не жемчуг в реках Цзян и Хань, а собственный свой тусклый камушек, крохотную жемчужинку, поскольку свои им нужнее. Не тем более ли нужна мне собственная моя жизнь! Что бы ни говорили о знатности, даже сан сына неба ничто в сравнении с ней. Что бы ни говорили о богатстве, я не променял бы ее даже на Поднебесную. Что бы ни говорили о риске, я знаю, что утратив жизнь однажды, я не верну ее вновь никогда.
Владеющие дао относятся к этим трем вещам не без опаски. Бывает, правда, что опасаются этого, но все же приносят вред. Это — от неведения условий существования. При неведении условий существования опасение бесполезно: слепой уложит любимого сына на мякину, глухой вынесет лелеемое чадо из дому во время грозы. Бывают и такие, что понятия не имеют об опасении. Не имеющий понятия об опасении не видит разницы между жизнью и смертью, существованием и гибелью, возможным и невозможным. Не видя разницы, такой называет истиной то, что никоим образом не истина, и ложью то, что никоим образом не ложь. Меж тем то, что он называет ложью, — истина, а то, что он называет истиной, — ложь. Такого я называю глубоким невеждой. Небо карает таких.
Если так распоряжаться жизнью, неизбежны болезнь и смерть. Если так распоряжаться царством, неизбежны поражения и гибель. Эти болезнь, смерть, поражения и гибель приходят не сами по себе. Они вызваны невежеством. То же можно сказать и о долгой жизни, неизменных победах. Поэтому владеющие дао внимательны не к тому, что вызвано, а к тому, что вызвало. Ибо тому, что вызвано, помешать уже невозможно. Это следует уяснить.
Положим, У Хо со всей силы тащит буйвола за хвост. Либо оторвется хвост, либо выбьется из сил У Хо, буйвол же не сдвинется с места, потому что его тянут назад. Но если мальчонка ростом в пять чи потянет буйвола за кольцо в носу, тот пойдет куда угодно, потому что его ведут вперед.
И мудрые, и глупые среди нынешних властителей и правителей все до одного желают себе долголетия. Но поскольку они ежедневно тянут свою жизнь назад, в их желаниях мало проку. Жизнь бывает долгой, когда ее ведут вперед. Мешают вести жизнь вперед страсти. Поэтому мудрец всегда умеряет свои желания.
В просторных палатах слишком много тени, в высоких теремах слишком много солнца. От тени в ногах паралич, от солнца — сухотка. Эти недуги — от неумеренности тени и солнца. Поэтому в старину цари не ставили больших палат, не возводили высоких теремов. Не держали редких яств, не носили жарких шуб. От жарких шуб — закупорка сосудов, при закупорке нет хода ци. От редких яств — закупорка желудка, при закупорке — несварение, при несварении нет хода ци. Можно ли этак жить долго?
В старину мудрые цари устраивали парки, сады, заповедники и пруды исключительно для созерцания и прогулок, строили дворцы, палаты, терема и беседки исключительно, чтобы укрыться от жары и дождя. Коней и экипажи, платье и шубы держали лишь для того, чтобы прикрыть тело, согреть кости, еду и питье, меды и вина — для потрафления аппетиту, утоления голода. Музыка и цвет, мелодия и песня существовали исключительно для ублажения существа и развлечения. Этими пятью вещами мудрые цари питали свое существо. Они не были привержены скупости и не боялись тратить. Просто стремились к миру со своим существом.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О справедливости / Гун гун
В старину мудрые цари, управляя Поднебесной, всегда ставили на первое место справедливость. Справедливость приводит Поднебесную к миру, мир достигается справедливостью. Послушаем, что говорит предание. Достигавших власти над Поднебесной — легион. И все они достигали ее справедливостью, а утрачивали из-за несправедливости. Крепость престола любого властителя зиждется на справедливости. Ибо сказано в "Хун фань":
