Египетские сказки - Автор Неизвестен
Этот крестьянин пришел жаловаться в третий раз, говоря: «Правитель дворца, владыка мой, ты — Ра, владыка Неба, с придворными твоими, и польза в том для всех. Ты как водная волна, ты Нил, что удобряет поля, что возделыванье дозволяет островов. Возбрани воровство, огради нищету, потоком-разрушителем не будь тому, кто жалуется тебе, но берегись, ибо вечность близится, и да сбудется с тобою, как речено: «Что чутьем чуять, что справедливость творить». Обремени обременившего, и это вовсе не зачтется тебе. Коромысло разве гнется? Разве весы наклоняются на один бок? Потворствует ли Тот? Ты становишься в уровень с этими тремя. Если потворствуем ты, твое потворство, как ответ того, кто принимает благо, как будто это есть зло, как тот, кто полагает это последнее на месте другого. Слово преуспевает более, чем травы живучие, оно прорастает постольку, поскольку силен тот, кто ему отвечает, а тот — он вода, что преуспеяние дарует одеждам его в течение тех дней, когда выполняется это. Натягиваешь когда ты бечеву на парус, и правишь по течению, суметь дабы действовать, как правильно, остерегись, и правь хорошенько рычагом, когда будешь лицом к лицу с землей. Твори правое; не лги, величие ты; не будь легким, ты вескость! Не лги; безмен ты, не теряй равновесия; ты точный счет, берегись, о, ты, ты в согласии с коромыслом, если накренится оно, и ты, накренишься ты. Не безумься, когда ты правишь, но верно снастями владей. Не бери ничего, когда пойдешь против того, кто берет, ибо не великий тот великий, что хищник. Язык твой чаша весов, сердце твое есть гиря, которую две губы твои заставляют колебаться. Если ты затенишь твой лик от того, чье лицо непоколебимо, кто же отстранит зло? Берегись, ты, как злой прачешник ты, который грабит друга, и вяжет посетителя, который беден, но братом почитает того, кто, приходя, приносит ему, что полагается. Берегись ты, паромщик ты, который переправляет только того, у кого наготове расчет за проездное право, и проездное право чье — гибель другим. Берегись, ты, хозяин ты житницы, который не допускает пройти того, кто с пустыми руками. Берегись, ты, человек-птица-хищник, что живет жалкими малыми пташками. Берегись, ты, повар ты, чья радость — убивать, и от которого ни одно не уцелеет животное. Берегись, ты, ты пастух, который не печется ни о чем, ты не сосчитал, сколько потерял ты животных через крокодила, этого насильника прибежищ, который нападает на область Земли-Всей. О, внемлющий, как же не слышал, что же не услышишь ты, ибо здесь ярость вод я отбросил. Чтобы проследовал крокодил — сколько времени продлится это? Да обретена будет ныне же сокрытая правда, и ложь да повержена будет наземь. Не учитывай завтрашний день, который не настал еще: неведомо, какие в нем беды!»
После того, как этот солевар произнес эту речь Хранителю дворца Маруитэнси на площади, что перед вратами, тот выслал на него двоих людей из дворовых своих с плетками, и они избичевали ему все тело его.
Этот солевар сказал: «Сын, которого люблю, и он совращен: лицо его слепо к тому, что он видит, он глух к тому, что он слышит, он проходит беспамятный к тому, что возвещают ему. Берегись, ты, ты как город, в котором нет правителя, как община, в которой вовсе нет главы, как судно без капитана, как караван без проводника Берегись ты, ты как старшина общины, уполномоченный подавлять разбой, и который становится во главе тех, что совершают его!»
Когда солевар этот пришел жаловаться в четвертый раз, он нашел правителя дворца, когда тот выходил из врат Храма Гаршафи, и он сказал: «О, благословенный, благословенный Гаршафи, ты, который выходишь из Храма его, когда добро гибнет без сопротивления, ложь распространяется на земле. И в самом деле, паром, на который тебя вводят и переправляют через реку, когда же наступает время убыли воды, переходить через реку в сандалиях, хороший, не правда ли, способ переправы? А с теми что, которые спят весь день напролет? Гибнут из-за этого, — и путь достоверный ночью, и странствие в безопасности днем, и возможность, что человек пользуется своим богатством правдиво? Берегись, ты, не должно колебаться говорить тебе об этом. Снисхождение удаляется от тебя, мольба несчастных есть разрушение твое. Ты как охотник с ясным сердцем, отважный делать, что ему вздумается, — бить острогою гиппопотама, пронзать стрелами диких быков, гвоздить двузубцем рыб, ловить силками птиц. О, ты, чьи уста нетекучи, у которого нет потока слов, ты, что не имеешь сердца легкого, но чья грудь тяжела от замыслов, приложи твое сердце к познанию истины, обуздай твои дурные склонности, пока не застиг тебя Безмолвный, не будь допросчиком неумелым, который подавляет совершенствование, ни сердцем опрометчивым, что скрывается, когда являют ему правду, но сотвори себя так, чтобы два глаза твои примечали, чтобы сердце твое удовольствовалось, и не тревожься о силе твоей, из страха чтобы не постигло тебя несчастье: кто пройдет мимо своей доли, не схватившись за нее, — всегда будет во втором ряду. Человек, который ест, отведывает, тот, кого спрашивают, отвечает, кто спит, тот грезит, но судья у ворот, ему не препятствуй; ибо он во главе злодеев; и вот, благодаря ему, глупец преуспевает, с невеждой полным советуются, если будешь как водный поток, что разливается, люди вступают в него. О, рулевой, не безумь свой челн, ты, который даешь жизнь, не соверши, чтоб умирали; ты, что уничтожить можешь,
