Чингисхан. История завоевателя Мира - Джувейни Ата-Мелик

Проведя полтора года в Ираке, Арране и Азербайджане, Джалал ад-Дин вернулся в Аламут. Во время его путешествий и пребывания в тех странах многие признали его обращение и стали лучше к нему относиться. Он попросил эмиров Гилана выдать за него их женщин. Они воздержались от ответа, сказав, что не могут дать своего согласия без разрешения из Багдада. Тогда Джалал ад-Дин послал туда гонца, и Предводитель Правоверных ан-Насир ли-Дин-Аллах удовлетворил его просьбу и дал разрешение эмирам Гилана породниться с ним в соответствии с законами ислама. И на основании этого решения Джалал ад-Дин выбрал себе из дочерей эмиров четырех жен, первая из которых была сестрой Кай-Кауса, который до сих по жив и является правителем (mutamallik) области Кутум[2088]. От этой жены родился сын Джалал ад-Дина /248/, Ала ад-Дин Мухаммед.

Они[2089] рассказывают, что когда Император Мира Чингисхан выступил из Туркестана, еще до того как он пришел в страны ислама, Джалал ад-Дин тайно послал к нему своих придворных и написал письмо, в котором заявлял о своей покорности и повиновении. Так говорили еретики, и правда ли это, неизвестно, однако известно, что, когда армии Завоевывающего Мир Императора Чингисхана вступили в страны ислама, первым из правителей по эту сторону реки Окс, который отправил к нему послов, и оказал ему почтение, и выразил покорность, был Джалал ад-Дин.

Он избрал путь добродетели, и заложил основание нравственности, но после его смерти его невежественный сын и его жалкие слуги, известные своей глупостью и нечестивостью, не только не усилили это основание, но своими дурными советами, — нет, своей несчастливой судьбой — способствовали его разрушению, пока не увидели то, что увидели. «Но злое ухищрение окружает только обладателей его»[2090].

Предводитель Правоверных Ал, сын Абу-Талиба (мир ему!), однажды во время проповеди рассказал о неких мятежниках, которые сами пострадали от своих козней. И слова, которые он тогда произнес, можно отнести к вышеназванным людям и к тому, что было о них рассказано: «Они посеяли зло, и поливали его гордыней, и пожали гибель».

/249/ Ала ад-Дину было девять лет, когда он взошел на трон вместо Джалал ад-Дина, который умер в середине месяца рамадан 618 года [начало ноября 1221]. У него был лишь один сын, вышеназванный Ала ад-Дин.

Болезнью, от которой умер Джалал ад-Дин, была дизентерия, и подозревали, что он был отравлен своими женами, которые были в сговоре с его сестрой и некоторыми из его родственников. Везир, который по условиям завещания был правителем государства и наставником его сына Ала ад-Дина, по подозрению в этом казнил великое множество его родственников, его сестру, жен, их приближенных и доверенных людей.

А Ала ад-Дин был ребенком и не получил никакого образования, ибо, согласно их ложной вере и фальшивому учению, их имам всегда одинаков, будь он ребенок, юноша или старик, и все, что он говорит или делает, в каком бы состоянии он ни находился, не должно подвергаться сомнению, и в повиновении его приказаниям и состоит вера этих людей, не имеющих веры. Поэтому, что бы ни задумал Ада ад-Дин, ни один смертный не мог выразить ему неодобрения, и их нечистая вера не позволяла наказывать его, давать ему советы и наставлять на истинный путь. И вследствие этого они пренебрегали своими духовными и мирскими обязанностями, соблюдением законов, которые они обязались исполнять, приняв ислам, и государственными обязанностями; а невежественный ребенок, которому они поручили ведать духовными и мирскими делами и которого сделали защитником своих интересов, —

играл и забавлялся с другими детьми, и ухаживал за верблюдами, и кормил овец, в то время как дела государства приходилось решать женщинам, и основы, заложенные его отцом, были разрушены, /250/ и его планы, которые начали было уже исполняться, расстроились. И прежде всего те, кто из страха перед его отцом принял ислам и шариат, но в своих подлых сердцах и грязных умах все еще следовал мерзкой вере своих отцов, — «Они напоены по своему неверию в сердцах»[2092], — видя, что никто не мешает им грешить, и не удерживает от низких поступков, и не призывает следовать законам и обычаям [Истинной Веры], и соблюдать традиции добродетели, вновь вернулись к своей ереси и безбожию, и через короткое время вновь обрели силу и могущество. А остальные, принявшие ислам по убеждению и желавшие сохранить эту веру, испугались нападок еретиков и разорения от них и из страха за свою жизнь опять стали скрывать, что они мусульмане; и ересь (да не допустит Аллах ее возвращения!) вновь возобладала среди этого проклятого народа и этого сборища нечестивцев. И по этой причине дела веры и государства и заботы этого мира и мира следующего были преданы забвению и понесли великий ущерб.

Когда прошло пять или шесть лет с того времени, как это дитя стало править государством, пользующий его лекарь, действуя вопреки данным ему указаниям и без какой-либо причины, ибо ребенок этот не был болен, вскрыл ему вену и выпустил большое количество крови. Это повлияло на его мозг, его стали посещать видения, и в короткое время им овладела меланхолия. Никто не отважился посоветовать ему следовать строгому распорядку или подвергнуться лечению, и лекари, какие там были, и те, кто имел разум и понимание, не осмеливались сказать, что он был болен меланхолией или другой подобной болезнью, иначе чернь возжаждала бы их крови, ибо этот недуг, проявлением которого является помрачение рассудка и слабоумие, /251/ не может быть приписан имаму, в противном случае окажется, что некоторые его приказы и поступки объяснялись расстройством ума и упадком его телесных и душевных сил. Поэтому болезнь его день ото дня все усиливалась и вскоре полностью овладела им. В последние годы правления этот недуг, прибавившийся к природной нехватке ума и недостатку образования, которого он не получил в юности, превратил глупого Ала ад-Дина в безумца, годного только на то, чтобы держать его в цепях и оковах. (Поскольку все это происходило в наши дни и всем известны его пагубные пристрастия, его порочные фантазии, его безразличие и помешательство, его совершенное безумие и его отвратительные привычки, нет необходимости рассказывать о них в этой книге: подробный рассказ о них займет слишком много времени, да и для того, чтобы записать сотую их часть, не хватит [множества] томов.) [Ко всему этому] прибавились королевская спесь и надменность человека, чьими последователями и сторонниками с самого его детства и до конца его жизни были жалкие невежды, которые из-за своих пустых иллюзий и глупых фантазий вбили ему в голову и прочно утвердили в его грязном сердце и слабом уме, что все свои мысли он читал в «Хранимой Скрижали»[2093], а все его слова произносились по высшему вдохновению, и не могло быть ни одной ошибки ни в его мыслях, ни в словах. И в конце концов он и сам в это поверил, и стал рассказывать о прошлых событиях /252/ всякие лживые измышления, которая [им] казались чудесами, а также говорить загадочные вещи о будущем, и все они были лишь выдумками, и откровенной ложью, и полным бесстыдством; и, произнося все эти бредни, он не задумывался о том, что скажут о нем те, кто имеет разум.

Из-за недостатка опыта и воспитания он был так груб и вспыльчив, что никто не смел возразить ему или упомянуть в его присутствии о государственных делах, которые его раздражали, поскольку не было сомнения, что того человека тут же ожидала бы мучительная и позорная казнь — расчленение и отсечение конечностей. И поэтому все, что творилось внутри его государства и за его пределами, и все дела его друзей и врагов держались от него в тайне, так что даже послы, которых он направлял к дворам других государей, возвращаясь, никогда не произносили при нем ответы на его просьбы и обращения, потому что они не пришлись бы ему по вкусу. Хоть он и видел это, но держал при себе; и ни один советник не помышлял о том, чтобы сказать ему об этом хоть слово. А все его послания другим королям были сплошным обманом и паутиной лжи; однако он полагал, что выдумки, которым по причине страха или невежества верили его собственные глупые слуги, будут приняты всерьез при дворах других королей и он сможет обмануть ими людей, имеющих разум.