Санъютэй Энтё - Пионовый фонарь (пер. А. Стругацкого)

– Тогда попроси господина Аикаву… господина Сингобэя…

– Нечего мне просить, нет за мной никакой вины! Настоящий вор потом все равно отыщется, ведь говорят же, что небо открывает правду! И тогда господин вспомнит обо мне и скажет: «Да, жаль, что с Коскэ так получилось». Для моей души на том свете это будет самой большой наградой… Послушай, Гэнскэ, ты делал для меня много доброго, и я думал отблагодарить тебя хотя бы карманными деньгами, когда стану наследником Аикавы, но сам видишь, теперь все пошло прахом. И я теперь тебя об одном только прошу: когда меня не станет, служи нашему господину за двоих, береги его, будь ему верен до конца… И еще вот что, Гэнскэ… Я знаю, ты слаб здоровьем, так следи за собой, старайся не болеть… Ну до чего обидно, что обвинили меня в воровстве, о котором я даже и знать не знаю.

Коскэ разрыдался и бросился ничком на пол. Гэнскэ тоже зашмыгал носом и стал вытирать глаза.

– Прощения бы попросил, – пробормотал он. – Попросил бы, а?

– Ладно, – сказал Коскэ. – Не будем так убиваться.

Он решил, что перед казнью откроет господину все. И то, что Гэндзиро вступил с О-Куни в преступную связь, и то, что они задумали совершить четвертого числа будущего месяца на Накагаве. Он сразу успокоился и стал терпеливо ждать. Когда стемнело и зажглись огни, женские голоса вдруг закричали у дверей:

– Коскэ! Гэнскэ! Господин зовет!

А что произошло, вы узнаете позже.

Глава 12

Пока Томодзо разговаривал с привидениями, его жена О-Минэ, обливаясь потом и едва дыша, пряталась в шкафу, зарывшись в тряпье. Наконец О-Юнэ взяла О-Цую за руку, и они удалились, словно растворившись в тумане. Томодзо постучал по шкафу кулаком.

– Можешь выходить, О-Минэ! – крикнул он.

– А вдруг они еще здесь? – отозвалась жена.

– Ушли, ушли. Выходи.

– Ну как? – спросила О-Минэ, выбравшись из шкафа.

– В общем, я держался изо всех сил, – стал рассказывать Томодзо, – но все равно сразу протрезвел. Понимаешь, когда я пьяный, я даже самурая не испугаюсь, но тут, как подумал, что рядом со мной привидения, меня будто холодной водой окатили, весь хмель из головы вылетел, слова не могу выговорить…

– Я было в шкафу прислушалась, – сказала О-Минэ, – так голоса едва слышны были. А страшно до чего!

– Вот я и говорю привидениям, – продолжал Томодзо, – принесите, говорю, сто рё золотом. Если, говорю, с господином Хагиварой что случится, нам с женой жить не на что будет. А как только принесете деньги, мигом ярлык отдеру, говорю. Привидение говорит, деньги, говорит, мы завтра принесем, а ты отклей ярлык да еще, говорит, изловчись, выкради и выброси у господина Хагивары талисман «кайоннёрай», который он носит на шее, потому что, говорит, этот талисман тоже мешает нам войти к нему. А ты знаешь, что это за талисман? Он из чистого золота, больше четырех сунов в длину. Я его недавно видел, когда поднимали занавес перед статуей Будды. Один монах еще тогда что-то о нем рассказывал… Что же он рассказывал?.. Да говорил, что это, дескать, очень ценное изделие… Не украсть ли его, как думаешь?

– Это было бы неплохо! – согласилась О-Минэ. – Ну и везет нам, ничего не скажешь… Ведь его, наверное, продать где-нибудь можно…

– Только не здесь, не в Эдо. Продадим в провинции, где о нем не знают. Я думаю, на лом продать, и то можно взять сто или двести рё.

– Да что ты говоришь! Ну, если у нас будет двести рё, мы всю жизнь с тобой проживем припеваючи… Ты уж постарайся, сил не жалей!

– Само собой… Только вот в чем дело – он же висит у господина Хагивары на шее. Что бы тут придумать?

– Господин Хагивара давно уже не мылся, – сказала О-Минэ. – Он только и делает, что читает сутры под пологом от комаров. Скажи ему, что от него воняет потом и ему пора мыться… А пока я буду его мыть, ты потихоньку украдешь.

– Правильно! – воскликнул Томодзо. – Но ведь он ни за что не согласится выйти во двор…

– Я искупаю его прямо в покоях. Уберу циновки, и все будет в порядке.

На следующий день они нагрели воды, и Томодзо отправился к Хагиваре.

– Господин, – сказал он, – мы нагрели воды, можно искупаться. Мойтесь первым.

– Нет-нет, – испугался Хагивара, – мне нельзя мыться. По некоторым причинам купание мне сейчас противопоказано…

– В такую жару вредно не мыться. У вас ведь даже постель отсырела от пота. Ну хорошо, пока ясная погода, а как пойдут дожди, что тогда? Ведь все тело у вас сопреет…

– Купаются перед вечером, и надо выходить наружу, а я по некоторым причинам из дому выходить не могу. Нельзя мне, понимаешь?

– А зачем выходить? Поднять три циновки, и мойтесь на здоровье в покоях.

– Все равно нельзя. Придется раздеться догола, а раздеваться догола мне никак невозможно…

– Наш сосед физиогномист Хакуодо, – значительно произнес Томодзо, – часто говаривал, что грязь вызывает болезни и привлекает оборотней и привидения. Ежели содержать себя в чистоте, никакие привидения не приходят. А ежели быть неопрятным, изнутри вылезают всякие болезни, и еще к грязному человеку являются привидения.

– К грязному человеку являются привидения?

– И не одно, а сразу по двое, взявшись за руки.

– Вот беда, – озабоченно сказал Хагивара. – Придется и впрямь искупаться. Подними, пожалуйста, циновки…

«Дело сделано», – подумали супруги.

Томодзо крикнул жене,

– Тащи сюда кадку, неси горячую воду!

Они быстро приготовили все для купания. Хагивара разделся, снял с шеи талисман и протянул Томодзо.

– Этому талисману цены нет, – сказал он. – Положи его пока на божницу.

– Слушаюсь, – сказал Томодзо. – О-Минэ, помой господина. И смотри хорошенько мой, осторожно.

О-Минэ принялась за дело.

– Не поворачивайтесь, господин, стойте смирно, – приговаривала она, – голову склоните и шею вытяните… Еще больше склонитесь…

Она притворилась, будто моет ему шею, стараясь только, чтобы он не видел Томодзо, а тот тем временем развязал матерчатый кошелек и извлек из него ларец, покрытый черным матовым лаком. В ларце лежал «кайоннёрай» литого золота, завернутый плотно в черный шелк. Томодзо сунул талисман за пазуху, а на его место положил припасенную заранее глиняную фигурку бога Фудо [32] того же примерно веса. Затем он положил кошелек на божницу и сказал:

– Ну что ты так копаешься, О-Минэ? Если долго мыться, у господина может голова заболеть… Может быть, довольно?

– Да, пожалуй, хватит, – сказал Хагивара.

Он вылез из кадки, обтерся и надел купальный халат.

– Хорошо-то как стало, – пробормотал он. Не будучи богом, не знал он, что купальный халат этот станет вскоре его саваном, а это купание было омовением мертвого тела. Чувствовал он себя прекрасно, позакрывал все двери и, забравшись за полог от комаров, снова принялся прилежно, читать сутры «Убодарани».

Томодзо же с супругой, заполучив вещь, подобной которой они никогда не имели, возликовали и вернулись домой.

– Какая красивая штука! – сказала О-Минэ. – И дорогая, верно…

– Нам-то, конечно, не понять, – сказал Томодзо. – Но талисман этот могучий, если из-за него привидения в дом попасть не могут.

– Везет нам…

– Постой, однако, – встревожился Томодзо. – Ведь и к нам привидения, значит, войти не смогут из-за – этого талисмана, когда принесут деньги! Как же быть?

– Выйдешь к ним и поговоришь с ними на улице…

– Дура, да я же помру со страха!

– Тогда отдай кому-нибудь на сохранение.

– Нельзя, у Томодзо таких вещей быть не может, это всякий знает. Начнут спрашивать, откуда это у меня, откроется, что я украл, вот мы и пропали… В заклад снести нельзя, дома оставить тоже нельзя. Привидения заберутся к господину Хагиваре через окошечко, с которого я сдеру ярлык, а затем заедят или как-либо по-иному расправятся с ним. Когда власти узнают об этом, начнется следствие. Сразу увидят, что талисмана на теле нет. Кто украл? Заподозрят скорее всего Хакуодо и меня. Хакуодо знают как честного старика, поэтому подозрение падет на меня. Обыщут наш дом, найдут талисман, что тогда? Вот что я сделаю. Положу талисман в коробку из-под пастилы и зарою на огороде, место замечу бамбуковой палкой, тогда все будет в порядке, пусть обыскивают. Потом мы на время скроемся, а через полгода или год когда все успокоится, вернемся и откопаем. И все будет шито-крыто…

– Правильно, – сказала О-Минэ. – Только гляди, закапывай поглубже…

Не теряя времени, Томодзо уложил талисман в старую коробку из-под пастилы, вынес в огород и глубоко закопал. Сверху он воткнул для приметы бамбуковую палку и возвратился домой. Супруги заранее отпраздновали это событие, проведя остаток дня за водкой и болтовней. Когда стало смеркаться, О-Минэ опять забралась в шкаф, а Томодзо все сидел и ждал, подкрепляясь водкой. Но вот колокол у Синобуоки пробил четвертую стражу, и мир погрузился в тишину, словно и воды застыли, и травы заснули. Еле слышно и уныло запели сверчки на стенах, и тогда снова со стороны источника явственно донесся зловещий стук гэта. «Они», – подумал Томодзо, и волосы на его теле завились в колечки от страха. Он взглянул. Привидения приближались к живой изгороди. Он зажмурился, а когда открыл глаза, привидения были уже у веранды.