Сэй Сёнагон - Записки у изголовья
«Если он долго будет стучать, но не услышит ни звука в ответ, то, пожалуй, решит, что я заснула», — с беспокойством думает дама и делает легкое движение, слышится шорох шелков.
«А, она еще не спит!» — прислушивается мужчина.
Зимой позвякивание щипцов в жаровне — тайный знак гостю, что дама ожидает его. Он стучит все настойчивей и даже громко зовет ее, дама скользит к запертым ситоми и откликается ему.
Иногда хор голосов начинает скандировать китайские стихи или декламирует нараспев японские танки. Одна из дам отпирает свою дверь, хотя никто к ней не стучался. Тут уж останавливается тот, кто и в мыслях не держал посетить ее.
Иногда в покои войти нельзя, приходится всю ночь стоять за дверью, в этом есть своя приятность.
Из-под занавеса выбегают, тесня друг друга, многоцветные края женских одежд.
Молодые господа, у которых кафтаны вечно распороты на спине, или куродо шестого ранга в одежде светло-зеленого цвета не отважатся открыто подойти к дверям дамы, а прислонятся спиной к ограде и будут там стоять, сложа руки на груди.
Вот мужчина в темно-лиловых шароварах и ярком кафтане, надетом поверх многоцветных одежд, приподнимает штору и по пояс перегибается в комнату через нижнюю створку ситоми. Очень забавно поглядеть на него со двора. Он пишет письмо, придвинув к себе изящную тушечницу, или, попросив у дамы ручное зеркало, поправляет волосы. Право, он великолепен!
В покоях висит занавес, но между его верхним краем и нижним краем шторы остается узкая щель. Мужчина, стоя снаружи, ведет разговор с дамой, сидящей внутри комнаты. Обычно они прекрасно видят друг друга. Но что, если он великан, а она крошка?
77. Музыкальная репетиция перед праздником Камо…
Музыкальная репетиция перед праздником Камо — большое наслаждение. Слуги ведомства двора высоко поднимают длинные сосновые факелы. Втянув голову в плечи от холода, они тычут концы горящих факелов во что попало.
Но вот начинается концерт. Звуки флейт особенно волнуют сердце. Появляются юные сыновья знатнейших вельмож в церемониальной одежде, останавливаются возле наших покоев и заводят с нами разговор.
Телохранители потихоньку велят толпе посторониться, расчищая дорогу своему господину. Голоса их, сливаясь с музыкой, звучат непривычно красиво.
Не опуская створок ситоми, мы ждем, чтобы музыканты с танцорами вернулись из дворца. Слышно, как юноши исполняют песню:
На новом рисовом поле
«Трава богатства» цветет…
На этот раз они поют ее лучше, чем бывало раньше.
Если какой-нибудь не в меру серьезный человек идет прямо домой, не задерживаясь на пути, дамы говорят со смехом:
— Подождите немного. Зачем терять такой чудный вечер… Ну, хоть минутку!
Но, видно, он в дурном расположении духа. Чуть не падая, бежит прочь, словно за ним гонятся и хотят удержать силком.
78. В то время императрица пребывала в своей дворцовой канцелярии
В то время императрица пребывала в своей дворцовой канцелярии. Все там говорило о глубокой старине: роща деревьев и само здание, высокое и пустынное, но мы чувствовали какое-то безотчетное очарование.
Прошел слух, что в главных покоях внутри дома обитает нечистый дух. Отгородившись от него с южной стороны, устроили опочивальню для государыни в южных покоях, а придворные дамы несли службу в смежной галерее, выходящей на веранду.
Мы ясно слышали, как раскатисто кричат передовые скороходы, когда высокопоставленные сановники, следуя через восточные ворота Ёмэймон, направляются мимо нас к воротам возле караульни Левой гвардии. Скороходы придворных не слишком высокого ранга покрикивают потише и покороче, и дамы дают проезжающим смешные клички: «Большой эй-посторонись», «Малый эй-посторонись».
Мы так часто слышим голоса скороходов, что научаемся распознавать их. «Это едет такой-то», — утверждают они. «И совсем не он!» — спорят другие. Посылаем служаночку поглядеть.
— А что я говорила! — радуется дама, угадавшая правильно.
Однажды, когда в небе еще стояла предрассветная луна, мы спустились в сад, окутанный густым туманом.
Императрица услышала нас, и ей тоже захотелось подняться со своего ложа.
Все дамы ее свиты либо вышли на веранду, либо спустились в сад. Так мы наслаждались утром, пока постепенно светало.
— Я пойду к караульне Левой гвардии, — сказала я. Другие дамы, одна обгоняя другую, поспешили вслед за мной.
Вдруг мы услышали, что к дворцу государыни идут придворные, дорогой скандируя «Голосом осени ветер поет» [152]и другие стихи. Мы бегом воротились к императрице доложить ей о нашей встрече.
Один из посетителей с похвалой заметил:
— Так вы изволили любоваться луной на рассвете! — и прочел по этому случаю танку.
Вообще, придворные постоянно навещали наш дворец, и ночью и днем. Самые высокопоставленные сановники, если им не надо было спешить по важному делу, не преминут, бывало, явиться к нам с визитом.
79. То, что неразумно
Женщина возгорелась желанием получить должность при дворе, и вот она томится скукой, служба тяготит ее.
Неразумно с ненавистью глядеть на зятя, принятого в дом.
Выдали дочь за человека, вовсе к ней не расположенного, против ее воли, и теперь жалуются, что он им не по душе.
80. То, что навевает светлое настроение
Монах, который подносит государю [153]в первый день Зайца жезлы удзуэ̀, сулящие долголетие.
Главный исполнитель священных плясок мика̀гура [154].
Танцор, который размахивает флажком во время священных плясок.
Предводитель отряда стражников, которые ведут коней [155], в Праздник умилостивления божеств.
Лотосы в пруде, обрызганные пролетным дождем.
Главный актер в труппе бродячих кукольников.
81. Когда кончились Дни поминовения святых имен Будды [156]…
Когда кончились Дни поминовения святых имен Будды, в покои императрицы перенесли ширмы, на которых изображен ад, чтобы государыня лицезрела их, предаваясь покаянию.
Они были невыразимо, беспредельно страшны.
— Ну же, гляди на них, — приказала мне императрица.
— Нет, я не в силах, — и, охваченная ужасом, я скрылась в одном из внутренних покоев.
Лил дождь, во дворце воцарилась скука.
Придворные были приглашены в покои государыни, и там начался концерт [157]. Сёнагон Митика̀та превосходно играл на лютне-бѝва [158]. Ему вторил Наримаса на цитре-со [159], Юкиё̀си — на флейте и господин Цунэфуса̀ [160] — на многоствольной флейте. Это было чудесно! Когда смолкли звуки лютни, его светлость дайнагон [161]продекламировал:
Голос лютни замолк [162],Но медлят еще с разговором.
Я прилегла в отдаленном покое, но тут не выдержала и вышла к ним со словами:
— О, я знаю, грех мой ужасен… Но как противиться очарованию прекрасного?
Все рассмеялись.
82. То-но тюдзё [163], услышав злонамеренную сплетню на мой счет…
То-но тюдзё, услышав злонамеренную сплетню на мой счет, стал очень дурно говорить обо мне:
— Да как я мог считать ее за человека? — восклицал он.
До моего слуха дошло, что он чернил меня даже во дворце. Представьте себе мое смущение!
Но я отвечала с улыбкой:
— Будь это правда, что ж, против нее не поспоришь, но это ложь, и он сам поймет, что не прав.
Когда мне случалось проходить мимо галереи «Черная дверь», он, услышав мой голос, закрывал лицо рукавом, отворачивался и всячески показывал мне свое отвращение.
Но я оставляла это без внимания, не заговаривала с ним и не глядела на него.
В конце второй луны пошли частые дожди, время тянулось томительно.
То-но тюдзё разделял вместе с государем Дни удаления от скверны.
Мне передали, что он сказал:
— Право, я соскучился без нее… Не послать ли ей весточку?
— О нет, незачем! — ответила я.
Целый день я пробыла у себя. Вечером пошла к императрице, но государыня уже удалилась в свою опочивальню.
В смежном покое дамы собрались вокруг светильника. Они развлекались игрой — по левой половине иероглифа угадывали правую.
Увидев меня, дамы обрадовались:
— Какое счастье, вот и вы! Идите сюда скорее!
Но мне стало тоскливо. И зачем только я пришла сюда? Я села возле жаровни, дамы окружили меня, и мы повели разговор о том о сем. Вдруг за дверями какой-то слуга отчетливым голосом доложил, что послан ко мне.
— Вот странность! Кому я понадобилась? Что могло случиться за столь короткое время?
И я велела служанке осведомиться, в чем дело. Посланный принадлежал к службе дворца.
