Люй Бувэй - Вёсны и осени господина Люя (Люйши чуньцю)
Гаоян Ин собирался построить себе дом, но плотник ему сказал: "Надо подождать, а то не получится: дерево еще сырое, если положить на него штукатурку, его поведет. Если строить из сырого материала, то поначалу, может, и будет красиво, но потом все равно все развалится". Гаоян Ин сказал: "Если судить по твоим же словам, то дом не может развалиться. Чем дерево суше, тем оно крепче; а чем известь суше, тем она легче. Если на то, что постепенно становится прочнее, наложить то, что постепенно становится легче — конечно же, он не развалится!" Плотник не знал, что ответить, подчинился приказу и сделал, как тот сказал. Дом после окончания работ выглядел прекрасно, но впоследствии действительно развалился. Этот Гаоян Ин любил малую мудрость, но понимание больших закономерностей ему было недоступно.
Скакуны Цзиао и Люэр, если повернутся спиной к солнцу и помчатся на запад, к закату все равно обнаружат солнце перед собой. Есть нечто, что глаз не может увидеть, а ум не в состоянии познать, — то, что не поддается никаким расчетам! Поэтому, встречаясь с тем, что невозможно познать, мудрец проявляет сдержанность и не утруждает чрезмерно свой ум.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Имея меру / Ю ду
Достойный правитель имеет меру, которую прилагает к тому, что ему говорят, поэтому он не ошибается. Когда имеют меру, которую прилагают к тому, что говорится, становится невозможным ввести слушающего в заблуждение, сбить с толку, запугать или прельстить. Ум заурядного человека устроен так, что его влечет не то, что уже известно, а то, что еще неизвестно, поэтому другим легко его ввести в заблуждение, сбить с толку, запугать или прельстить. Это значит, что его рассудок не утвержден на прочном основании.
Некто из пришлых гостей спросил у Цзи-цзы: "Откуда могло быть известно заранее, что Шунь окажется способным правителем?" Цзи-цзы ответил: "Яо безусловно уже знал, как установить порядок в Поднебесной, и когда Шунь заговорил о наведении в мире порядка, это совпало с его собственным представлением, как совпадают две половинки верительной бирки. Поэтому-то он и узнал, что тот обладает способностями". "Пусть он узнал это, но как можно было быть уверенным, что он не употребит эти способности своекорыстно?" Цзи-цзы сказал: "Тот, кто способен управлять миром, конечно, должен обладать и полным пониманием того, как на самом деле устроены жизнь и судьба. Если летом не носят шуб, так это не потому, что не любят шубы, а потому, что в них слишком жарко; и если зимой не обмахиваются веером, то не от нелюбви к веерам вообще — просто и так достаточно прохладно. Так и мудрец не служит своим частным интересам не потому, что у него нет частных нужд, а потому, что он не желает тратить себя на пустяки. Тут сдержанность в отношении себя настолько разумна, что даже те, у кого алчный ум, знают, когда нужно остановиться; не тем более ли мудрец?"
Сюй Ю не был так уж силен физически, но было нечто, что было ему доступно. А для того, кому это нечто доступно, не существует стремления к выгоде, приобретаемой алчностью и похотью.
Ученики Куна и Мо и их последователи ныне заполнили весь мир. Все они учат человеколюбию, моральному сознанию и этим своим искусством наставляют весь мир, однако нигде не преуспели в этом. Неудивительно: если учителя не сумели применить свое искусство, то уж тем более ученики неспособны на такое. Отчего так? Потому что учение о человеколюбии и моральном сознании — искусство внешнее. А с помощью внешнего стремиться победить внутреннее — не получится даже с простыми мужиками, не говоря уж о властителях! Зато если есть понимание того, как на самом деле устроены жизнь и судьба, учение о человеколюбии и моральном долге усваивается как бы само собой.
Прежние ваны не могли знать всего, поэтому придерживались одного, а все существующее приводилось в порядок как бы само собой. Если человеку не удается держаться единого, причиной тому — смущение вещами-событиями. Поэтому и говорится: "Нужно отказаться от сумятицы порывов-побуждений, избавиться от смущений-борений в сердце, сбросить путы, сковывающие силу характера, убрать преграды для дао-пути познания". Знатность, богатство, известность, почет, слава, выгода — эти шесть вызывают сумятицу в помыслах. Внешность, поведение, красота, принципы-законы, настроение, размышления — эти шесть возмущают сердце. Ненависть, желание-похоть, радость, гнев, скорбь, удовольствие-наслаждение — эти шесть налагают бремя на силу характера. Знания, способности, приобретение и отказ от приобретения, дача и отдача — эти шесть загромождают правильный путь. Когда эти четыре группы по шесть не клокочут в груди, человек устроен правильно. Правилен — значит, спокоен, спокоен — значит, чист и ясен умом, чист и ясен умом — значит, свободен от похотей, свободен от похотей — значит, не деятелен, но все совершает.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Распределение должностей / Фэнь чжи
Прежние ваны пользовались тем, что им не принадлежало, так как, если бы это было их имущество, это и было проникновение в суть пути-искусства властвовать. Чтобы властвовать, нужно быть скромным, сохранять простоту и не иметь ума — тогда можно использовать все умы земли. Ум должен заключаться в том, чтобы не быть способным к чему-то одному — тогда все способные в чем-то одном будут у него на службе. Нужно быть способным к недеянию, тогда все дела будут сделаны. Неимение ума, неспособность к чему-то конкретному, недеяние — вот чего должен держаться правитель! То же, что, напротив, вводит властителя в смущение, этому противоположно. Если предельно напрягать ум, совершенствовать частные умения и самому всем заниматься, окажешься в положении подданного. Тот же, кто, оказавшись в роли подданного, желает избежать препятствий и трудностей, не понимает, что тут бы и Шунь ничего не смог поделать.
У-ван имел пятерых помощников, и он ничего не умел делать из того, чем занимались эти пятеро. Между тем все говорят: "Мир завоеван У-ваном". Так что У-ван пользовался тем, что не имел, как если бы он этим обладал, — это и есть понимание искусства-дао правителя. Владея искусством правления, можно заставить умных думать, смелых — воевать, красноречивых — произносить прекрасные речи. Возьмем, к примеру, коней: Бо Лэ в них разбирается, Цзао Фу их объезжает, а мудрый властитель едет в запряженном экипаже, проделывая за день тысячу ли, не трудясь над отбором и дрессировкой, но пользуясь их результатами, поскольку знает, как получить славный выезд.
Или, к примеру, прием гостей: пьют вино, внимают музыке и любуются танцорами, слушают игру на цитрах и флейтах, но на другой день благодарят не тех, кто доставлял им удовольствие непосредственно, а хозяина, который все это устроил. То, как прежние ваны добивались эффекта и приобретали славу, подобно этому. Ведь они использовали способности и достоинства многих, слава об их делах гремела по всему миру, современники славили их, а не их помощников, потому что управляли всем они. Это можно сравнить с архитектурой: нанимают ведь умелых мастеров, а почему? Как говорится, "если плотник неумел, то и дворец некрасив".
Государство — важная вещь, и если оно плохо выглядит, то это хуже, чем с одним-единственным дворцом. Когда умелый плотник строит дом, ему не сделать окружности без циркуля, прямого угла без наугольника, точно вертикального и горизонтального без отвеса и уровня. Но когда работа готова, никто уже не думает о циркуле, наугольнике и отбивном шнуре — награждают мастера за умение. Когда же дворец готов, никто уже не помнит об умелом плотнике, все говорят: "Великолепно! Это дворец такого-то правителя или такого-то вана". Этого нельзя не понимать.
Властитель же, не постигший искусства властвовать, не таков. Себя он считает более способным, чем другие, поэтому, когда у него служит достойный, он его не любит и обсуждает его с недостойными. От этого его делам и имени один ущерб, а стране — опасности.
Жужубы, собственно, принадлежит этому растению, а мех, из которого делают шубы, — лисам. Однако же мы едим жужубы и одеваемся в лисий мех. Точно так же прежние ваны пользовались тем, что им не принадлежало, и тем самым это делали своим. Тан, У в один день присвоили народ Ся и Шан, присвоили земли Ся и Шан, присвоили достояние Ся и Шан, а народ при этом обрел покой, и никто в мире не смел им угрожать. Они раздали эти земли в наделы, и никто в мире не посмел не принять! Они раздали эти богатства в награду, и все в мире наперебой их брали. Когда же они не стали отказываться от Вэй и Цичжоу, весь мир счел это великим человеколюбием и верностью моральному долгу! Вот что значит уметь использовать не принадлежащее тебе самому!
Бо-гун Шэн встал во главе царства Чу, но не сумел разделить содержимое своих сокровищниц с другими. Уже на седьмой день Ши Ци ему сказал: "Быть беде! Если вы не можете разделить с другими то, что в кладовых, лучше сожгите, пока другие не использовали это против вас". Бо-гун все же не сумел справиться с собой. Через девять дней Е-гун вошел в столицу; он раздал то, что было в хранилищах, народу, а оружием, которое хранилось в Гаоку, вооружил людей, чтобы они могли выступить против Бо-гуна. Через девятнадцать дней Бо-гун был мертв. Страна ему даже не принадлежала, а он желал все присвоить сам — это можно назвать величайшей алчностью. Не будучи в состоянии присвоить богатства, он не желал и раздать их другим — это можно назвать величайшей глупостью. Поистине скупость Бо-гуна подобна любви совы к своим чадам!
