Повести о Куликовской битве - Михаил Николаевич Тихомиров
И кончив молитву, вышел из церкви и пошел в свои царские пресветлые хоромы, на свое место, в набережные сени, и сел на своем столе. И потом начал молиться господу богу и пречистой богоматери и начал умиляться о величии божием.
И в то время преподобный игумен Сергий с братьею вкусил хлеба и пищи в трапезе не по обычаю. И встав из-за стола, прочел «Достойно»[672] и сказал: «Братия моя, что это такое?» И никто из братии не мог ему ответить. И сказал преподобный Сергий: «Я вам, братия, говорю, что князь великий Дмитрий Иванович вернулся на свой престол невредимым».
Великий же князь возвеселился и устроил пиршество после победы для своего брата, князя Владимира Андреевича, и для литовских князей, названных братьев, и для русских своих князей и бояр, и воевод, и воинских людей. И дарил многими дарами литовских и всех воинских удальцов, каждому по возможности и по достоинству. А потом отпустил литовских князей Ольгердовичей, одарив их многими дарами, отпустил их восвояси, на свои княжения.
Эта повесть тут кончается.
ПРИЛОЖЕНИЯ
М. Н. Тихомиров
КУЛИКОВСКАЯ БИТВА 1380 ГОДА
1
В истории русского народа «Донское побоище», так его называли современники, было великим событием. Сражение на Дону сделалось символом непобедимого стремления русского народа к независимости, и ни одна русская победа над иноземными врагами, вплоть до Бородинского сражения 1812 г., не послужила темой для такого количества прозаических и поэтических произведений, как Куликовская битва. Первоначальные краткие рассказы о кровопролитном сражении с татарами позже обросли поэтическими вымыслами и литературными украшениями, и за их цветистой внешностью не всегда легко увидеть истину, даже представить себе с полной ясностью настоящий ход событий, связанных с битвой 1380 г.
Писатели XV–XVII вв. иногда боялись упустить даже мелкую подробность из рассказа о знаменитой битве, и в этом им следовали позднейшие историки, казалось бы уже вооруженные приемами исторической критики. Вслед за Н. М. Карамзиным, составившим ходульно-патриотическое описание русской победы на Дону, появилось менее талантливое, но столь же риторически приподнятое повествование Д. Иловайского, соединившего воедино различные редакции сказания о Мамаевом побоище без должной критики того, что в них написано. И как раз это ультрапатриотическое творение Иловайского сделалось образцом и главным источником вдохновения для авторов популярных статей и книжек о Куликовской битве.
Построения Иловайского твердо утвердились в нашей исторической литературе, несмотря на свою слабую историческую основу. Поэтому данная статья ставит своей задачей не только рассказать о битве 1380 г., но и заново, критически рассмотреть источники, говорящие об этом великом событии.
2
Куликовская битва 1380 г. была поворотным моментом в борьбе русского народа с ненавистным татарским игом, и нам необходимо оглянуться несколько назад, чтобы понять все ее значение. Ведь татарское нашествие отнюдь не окончилось вторжением полчищ Батыя, а превратилось в длительный и тягостный гнет. Периодические нападения на русскую землю стали средством татарского господства. После «Батыевой рати» последовала «Неврюева рать» (1253 г.), через 40 лет — «Дюденева рать» (1293 г.), а в 1322 г. — «Ахмылова рать». Так современники называли большие военные походы татар на Русь, по именам царей и царевичей, командовавших татарскими ордами. А сколько было более мелких и порой не менее опустошительных набегов! Нужен был только предлог для того, чтобы татарские отряды вторглись в русские земли. Здесь они грабили, жгли города и села, уводили в тяжелую неволю бесчисленное количество пленных. В одну только «Дюденеву рать» татары взяли 14 городов.
Прибавим к этому изощренную эксплуатацию русских земель путем собирания дани с населения, путем установления новых налогов и повинностей. «Проклятая туска», т. е. обязанность кормить ханских послов с их прожорливой челядью, вызвала возмущенный отпор новгородцев, которые все-таки вынуждены были подчиниться татарам. Обычными были вмешательства татар в княжеские междоусобицы, возможность посылать татарские отряды для разорения земель непокорных князей и т. д. Недаром эта система грабежа и террора получила название «татарского ига». По выражению современника, в годы татарских нашествий «…иные убежали в земли дальние, другие скрывались в пещерах, в пропастях и в лесах»[673]
Непосредственным следствием татарского нашествия было запустение русских земель, граничивших со степью. К югу от Оки, вплоть до Черного моря, лежала обширная полупустыня. Даже в конце XIV в., спустя 150 лет после первых татарских погромов, путешественник, плывший по Дону, не увидел здесь поселений: «Нельзя было там увидеть ни города, ни села; если прежде и были города прекрасные и богатые, то теперь только места пустые и ненаселенные, нигде не увидеть человека, только пустыня великая и зверей множество»[674].
Татарское иго было особенно тяжелым во второй половине XIII в., хотя и в это время шел подспудный, затаенный процесс возрождения Руси. С наибольшей силой этот процесс стал совершаться с начала XIV в. на северо-востоке Руси, в пределах пока еще разрозненных русских княжеств и земель. Несмотря на многочисленные татарские разорения, экономика России постепенно начала развиваться.
Историк не может пройти мимо тех успехов, которые русские земли сделали в XIV в. Их нельзя объяснить только политическими явлениями, они могут быть поняты только как результат больших сдвигов, происшедших в области хозяйства, политики и культуры. Прямого объяснения этих успехов мы до сих пор не имеем, но показатели их для нас ясны.
Какие же показатели положительных сдвигов в экономике Руси XIV в.? Прежде всего надо отметить появление новых сел и городов там, где население раньше было очень редким.
Житие Сергия Радонежского рисует нам картину заселения лесных пространств, лежавших тогда между Москвой и Переяславлем Залесским. Тут возникает новый городок — Радонеж, крутые валы которого до сих пор напоминают о том, что здесь когда-то была резиденция одного из удельных князей. Иван Калита посадил в Радонеже своего наместника и дал льготу новым поселенцам, «и ради этой льготы собрались многие». Возникший поблизости от Радонежа новый Троице-Сергиев монастырь был поставлен в дремучем лесу: «Было место сие лес, чаща, пустыня, идеже живяху зайцы, лисицы, волцы, медведи». Вероятно, это поэтическое изображение пустынного «безмолвия», которое выбрал для своего поселения Сергий, несколько приукрашено, но ему нельзя отказать не только в картинности, но и в достоверности. Тем более показательно, что монастырь вскоре оказался окруженным селами, деревнями и починками, которые усиленно скупает Никон —
