Скоморошины - Сборник Сборник
Большая часть заговоров начинаются словами: на море на океане – и во многих поминается бел-горюч камень алатырь. На Руси есть город Алатырь – не менее того, однако же, никто не объяснил доселе, какой это таинственный камень. Иные полагали, что это должен быть янтарь, но, кажется, это неосновательная догадка. Раз только удалось мне выпытать прямо из уст крестьянина объяснение, которое, впрочем, ровно ничего не объясняет: на Воздвиженье змеи собираются в кучу, в ямы, пещеры, яры, на городищах, и там-де является белый светлый камень, который змеи лижут, насыщаясь им, и излизывают весь; это и есть бел-горюч-камень алатырь. К сказке этой, вероятно, подало повод то, что змеи залегают и замирают на зиму, почему народ и искал объясне ния, чем они в это время питаются, и придумал камень алатырь; осенью же они точно собираются для приплода в кучи.
Есть много людей, правдивых и притом нелегкомысленных, кои утверждают самым положительным образом, что испытали тем или иным способом действительность того или другого заговора; а потому, откинув на сей раз всякое предубеждение, постараемся разыскать, сколько и в какой степени может быть тут правды? Утверждают, что заговор действует только на верующих: если пуститься на месмерические или магнетические объяснения, то, может быть, это покажется менее диким и невероятным, чем оно с первого взгляда представляется; но мы вовсе не намерены писать рассуждение о магнетизме и потому удовольствуемся одним только намеком и указанием на него.
Кто в деревнях не знает заговора от червей? У какого помещика нет на это известного старика, который спасает летом и крестьянскую и господскую скотину от этого бича? Заговорщик идет в поле, отыскивает траву или куст мордвинника, или будака (carbuus cnicus, С. Benebictus), заходит к нему так, чтобы тень на него не пала, говорит: «ты трава, Богом создана, имя тебе мордвинник; выведи червей из пегой (серой, бурой, черной) яловки или коровы такого-то. Коли выведешь, отпущу, а не выведешь, с корнем изжену». В некоторых местах говорят просто: «тогда тебе подняться, когда у гнедой кобылы такого-то черви из бока (уха, зада и проч.) вывалятся». Вместе с тем, привязывают верхушку будака ниткой к колышку и втыкают его в землю, так, чтобы нагнуть стебель, но не переломить его; другие же просто нагибают стебель мордвинника, подтыкая его под стебли соседних трав, так чтобы он не мог сам собою высвободиться. Дело это вообще известно под выражением: заламывать траву. На другой или третий день знахарь идет справляться, вывалились ли черви у скотины? а на утвердительный ответ, непременно отыскивает опять свой мордвинник и отпускает его, в некоторых местах еще с особой поговоркой: «ты мне отслужила, я тебе отслужу». Если этого не сделать, то трава в другой раз не послушается; а если по какому-либо случаю средство не поможет, то и не должно отпускать мордвина, «наказание за ослушание. Если червей мазали дегтем, скипидаром и проч., то их, по уверению знахарей, уже заговаривать нельзя. Довольно замечательно, что убогий мужик, как мне случилось видеть, занимавшийся этим ремеслом, взявшись с успехом вывести червей из двух скотин, отказался от третьей потому, что рану уже мазали дегтем, и ни за что не соглашался даже на попытку, хотя ему обещали значительное для него вознаграждение.
Об этом средстве я не смею сказать ничего положительного; нужно повторить сто раз опыт, с наблюдением всех возможных предосторожностей, прежде чем можно себе позволить сказать гласное слово в пользу такого дела, от которого здравый смысл наш отказывается; скажу только, что я не мог доселе открыть ни разу в подобных случаях, чтоб знахарь употреблял какое-либо зелье или снадобье; а скотина нередко ночевала у нас под замком. Объяснение, будто знахари берутся за дело тогда только, когда так называемые черви – правильнее гусеницы – созрели, в поре, и потому сами выползают, вываливаются и ищут нужного им убежища, для принятия образа личинки, – объяснение это никак не может меня удовлетворить; знахари не разбирают поры, не спрашивают, давно ли черви завелись – чего, впрочем, и сам хозяин обыкновенно в точности не знает; осматривают скотину издали, одним только взглядом, или даже, спросив какой она масти, делают дело за глаза. Какая возможность тут рассчитать день в день, когда черви должны сами собой вываливаться? Кроме того, всякий хозяин знает по опыту, что если раз черви завелись в скотине, то им уже нет превода почти во все лето, потому что насекомые, от яиц которых они разводятся, вероятно их беспрестанно подновляют. Первые врачи Петербурга, не говоря о множестве других свидетелей, не сомневаются в том, что одна известная дама, бывшая здесь несколько лет тому, одним взглядом своим повергала детей в сильно-судорожное состояние и творила над ними другие подобные чудеса. Если это так, то, отложив всякое предубеждение, всякий ложный стыд, я думаю, можно бы спросить: вправе ли мы отвергать положительно подобное влияние незримых сил природы человека на животное царство вообще? Осмеять суверие несравненно легче, нежели объяснить, или хотя несколько обследовать его; также легко присоединиться безотчетно к общепринятому мнению просвещенных, несуеверных людей и объяснить все то, о чем мы говорили, вздором. Но будет ли это услуга истине? Повторяю, не могу и не смею отвергать его с такою самоуверенностью и положительностью, как обыкновенно водится между разумниками. Не верю, но не решусь сказать: это ложь.
Любовные заговоры бывают двоякие: приворот милых или желаемых людей и извод постылых. В последнем случае действует мщение или ревность. Те и другие заговоры бывают заглазные, голословные или же соединены с нашептыванием на воду, которую дают пить, или с заговором и другими действиями над волосами, отстриженными ногтями, частями одежды или над следом прикосновенной особы, т. е. над землею, взятою из-под ступни ее. Любжа вообще, т. е. изводное или приворотное зелье, бесспорно принадлежит к числу тех народных врачебных средств, кои наделали много зла; под этим предлогом нередко отравляли людей, как мне самому случалось видеть. Большею частию дают в этом случае сильно возбуждающие яды, коих последствиями иногда удавалось воспользоваться, что и служило мнимым подтверждением таинственной силы заговора. Довольно известное бестолковое средство привораживать к себе женщину заключается в следующем: нашедши пару совокупившихся лягушек, должно посадить их в коробку или корзинку с крышкой или бурак, навертев в него много дыр; бросив или закопав это в лесу, в муравейник, бежать без оглядки – иначе попадешься чертям на расправу; – через трои сутки найдешь в коробке одни кости и между ними какую-то вилочку и крючочек. Зацепив мимоходом женщину где-нибудь крючочком этим за платье и отпустив опять, заставишь ее страдать и вздыхать по себе; а если она уже надоест, то стоит только прикоснуться к ней вилочкой, и она тебя забудет. Этот вымысел праздного воображения известен у нас почти повсеместно. Другой подобный состоит в чарах над змеей; третий – над сердцами двух белых голубей, и пр. Это подробнее описано в книге Сахарова. Вообще слово любжа означает зелье для извода постылых людей, нелюбых сердцу, и для приворота любых, по коим сохнешь. Для составления любжи копают лютые коренья, так же как и для клада, в Иванов день, 23 июня.
В средние века творили в Европе чары над поличием того, кому желали зла, или над куклой, одетой по наружности так, как тот обыкновенно одевался. Замечательно, что у нас на Руси сохранилось местами что-то подобное, изредка проявляющееся, кажется, исключительно между раскольниками. Люди эти не раз уже – и даже в новейшее время – распускали в народе слухи, что по деревням ездит какой-то фармасон, в белой круглой шляпе, – а белая шляпа, как известно, в народе искон служит приметою фармасонства: – этот-де человек обращает народ в свою веру, наделяя всех деньгами; он списывает со всякого, принявшего веру его, поличие и увозит картину с собою, пропадая без вести. Если же впоследствии новый последователь фармасонщины откинется и изменит, то белая шляпа стреляет в поличие отступника и этот немедленно умирает.
