Повести о Куликовской битве - М. Н. Тихомиров
Князь же великий обвеселися сердцем и поиде к Москве, радуяся, яко многоценно сокровище обрете, не помышляя ни на злато, ни на сребро, ни на богатество, но велми радовашеся о благословении старца. И прииде на Москву и поим брата своего князя Володимера (Андреевича, иде ко пресвященному Кипреяну митрополиту и поведа ему все, еже сотвори ему преподобный Сергей и како даст ему благословение и всему его войску. Митрополит же повеле ему си словеса сохранити, не поведати никому же. Князь же великий иде в ложницу свою, уже к вечеру приспевшу четвергу, августа 19 день, на память святаго отца Пимина отходника, восхоте уже утре изыти противу безбожных татар. И поим брата своего князя Володимера иде ко пречистой владычице нашей богородице, согнув руце к переем и молитву глаголах во умилении сердца и от очию его яко источник слез течаше: «И молю ти ся, чюдный владыко, страшный и крепкий воистинну царь славы, помилуй нас грешных, егда унываем и к тебе единому прибегаем, ко своему спасу и благодетелю, под твоею рукою вси есмя, яко моя согрешения сотроша ми главу мою, но тебе бо веси оставляющим нас, но нам тебе не взыскающим». И приим псалом 34: «Суди обидящим нас и возбрани борющимся со мною, приими оружие и щит, стани в помощь мне. Дай же ми, господи, помощь на противных, да познают силу твою». И паки идет пред врата чюдотворныя иконы царици, иже Лукина писма еуангелиста, еще жив написал. И нача умилно ко пречистому образу ея вещати: «О, чюдотворная госпоже, царица всего живота человеческаго кормителница, тобою познахом истиннаго бога воплощьшагося и рожшагося ис тебе. Не дай, госпоже, в разорение града нашего поганым и безбожному сему Момаю, ни осквернити святую твою церковь. И моли сына своего и бога нашего, владыку творца и создателя нашего, да смирит сердце врагом нашим и да не будет рука их высока. И свою помощь поели с нами, нетленную ризу свою, да внутрь одежемся и не страшливы к ранам. На тя, владычице, надеемся и в молитве помолися за ны сыну своему и богу нашему, яко твои есмя раби. Вем, госпоже, яко можешь нам помощи на противныя враги. Они бо не исповедают тебе, владычици, но аз на твою помощь надеюся и подвизаюся противу безбожных сих, да будет умолен сын твой и бог наш». И паки иде ко гробу Петра чюдотворца митрополита всеа Русин и припаде любезно ко гробу святаго и рече: «Отче святый и чюдотворный, по смерти бо жив еси, чюдодееши бо блажене. Ныне бо ти приспе время молитися [277] за ны ко общему владыце. День бо злы належат вещи, идут бо на ны поганий, напрасно ополчишася. Тя бо господь прояви последнему роду нашему, яко светило светлое на свещнице за ны молитися, да неприидет рука грешнича и не погубит нас, ты бо страж земли Русския». И скончав молитву и поклонися митрополиту. Митрополит же благослови его и отпусти и дасть ему христово освящение церкви зборныя и с клиросы во градныя врата Фроловския и во врата Николския и Костянтинооленския, со живоносными кресты и с чюдотворными иконами, да всяк иже воин благословен будет. Князь же великий Дмитрей Иванович з братом своим со князем Володимером Ондреевичем иде во церьковь небеснаго воеводы архистратига Михаила, и биша челом святому его образу и приступи ко гробом православных князей и прародитель своих, и ркуще: «Хранители православныя, поборницы наши, аще имаете дерзновение ко господу, помолитеся о нашем согрешении, яко великое приключение нам и чадом нашим, ныне убо подвизайтеся с нами». И се рек изыде из церкви. Княгини же великая Овдотья и княгини княж Володимерова Ондреевича и иных православных князей княгини с воеводскими женами стоят туто и проводы деют, а во слезах и во кричанин ни единаго не может слова рещи от жалости сердца. Княгини же великая Овдотья отдасть конечное целование великому князю, а во слезах не может слова прорещи. Князь же великий мало удержася от слез, но не прослези бо ся народа ради, а сердцем жалостно плакате, тешаше свою великую княгиню и рече: «Жено, аще бог по нас, никто же на ны». И прочая княгини и вреводския жены тако же с своими князи и бояры отдаста конечное целованье, и возратишася с великою княгинею.
Князь же великий въступив в златое свое стремя и седе на любезный свой конь, и вси князи и бояре вседоша на свои кони и воеводы поехаша. А солнце им со востока сьяет, а по их кроткий ветрец веет. Уже бо тогда, аки соколи, рвахуся от златых колодиц, а то рвахуся князи белозерския ис камена града Москвы, выехали своим полком. Урядно бо бяше полцы их видети, яко достоит им избивати полки татарския, бе бо храбро их видети войско. Князь же великий отпусти брата своего Брашевскою дорогою, а белозерския князи отпустил Болвановскою дорогою, а сам князь великий поиде на Котел дорогою. А спереди ему солнце сьяет и добре греет, а по нем кроткий ветрец веет. Но того ради не пошли одною дорогою, яко не мощно им вместитися.
Великая же княгини Овдотья с снохою своею и с ыными княгинями и с воеводскими женами вниде во свой златоверхий терем набережный и седе под южным окном и рече: «Уже бо на тя конечное зрю на своего государя великого князя». А в слезах не может слова прорещи и слезы льются, аки речныя струя. И воздохнув с печалию и съшибе руце к переем и рече: «Господи боже, призри на мя смиренную и сподоби мя еще видети государя своего, славнаго в человецех, великого князя Дмитрея Ивановича. Дай же ему помощь крепкия руки его победити враги его. И не сотвори, господи, яко же за мало лет брань была крестьяном со еллины, от Батыя до Кальския рати и до Мамаева побоища, лет 158. От таковаго же спаси, господи, и не дай же, господи, погибнути оставльшемуся христьянству, да славится имя твое святое. От тоя бо брани Русская земля уныла, уже ни на кого же надежи не имам, но токмо на тебя всевидящего бога. Аз же имею
