Повести о Куликовской битве - М. Н. Тихомиров
Си же пакы оставим, на пръвое възвратимся.
Великому же князю бывшу на месте, нарицаемом Березуе, яко за двадесять и три поприща до Дону, приспе же в 5 день месяца септевриа, на память святого пророка Захарии, в той же день убиение сродника его князя Глеба Владимеровича, приехаша два от стражъ его, Петр Горьскый да Карп Олексин, и приведоша язык нарочит от сановитых царева двора. Тъй язык поведаеть: «Уже царь на Кузмине гати стоить, нъ не спешить, ожыдаеть Вольгорда литовскаго и Ольга резаньскаго, а твоего царь събраниа не весть, ни стретениа твоего не чаеть, по предписанным ему книгам Ольговым, и по трех днех имать быти на Дону». Князь же великий спроси его о силе цареве. Он же рече: «Неисчетно многое множество въинства его силы, никому же мощно исчести». Князь же великий нача думати з братом своим и с новонареченною братиею с литовьскыми князи: «Зде ли пакы пребудем или Дон перевеземся?» Рекоша же ему Вольгордовичи: «Аще хощеши крепкаго въйска, то повели за Дон возитися, да не будеть ни единому же помышлении въспять; а о велицей силе не помышляй, яко не в силе бог, нъ в правде: Ярослав, перевезеся реку, Святоплъка победи, прадед твой князь великий Александр, Неву реку перешед, короля победи, а тебе, нарекши бога, подобаеть то же творити. И аще побием, тъ вей спасемся, аще ли умрем, тъ вси общую смерть приймем от князей и до простых людей. Тебе же ныне, государю, великому князю, оставити смерътнаа, буйными глаголы глаголати и теми словесы крепится въйско твое. Мы убо видм, яко много множество избранных витязей в въйску твоем».
Княз же великий повеле въиньству всему Дон возитися. А в то время вестници ускоряють, яко поганий приближаются татарове. Мнози же сынове русскые възрадовашяся радостию великою, зряще своего желаемаго подвига, его же еще на Руси въжделеша.
За многы же дни мнози влъци притекоша на место то, выюще грозно, непрестанно по вся нощи, слышати гроза велика. Храбрым людем в плъкех сердце укрепляется, а иныя же людие в плъкох, ту слышав грозу, паче укротеша: зане же мнози рати необычно събрашася, не умлъкающи глаголють, галици же своею речию говорять, орли же мнози от усть Дону слетошася, по аеру летаючи клекчють, и мнози зверне грозно выють, ждуще того дни грознаго, богом изволенаго, в нь же имать пасти трупа человечя, таково кровопролитие, акы вода морскаа. От таковаго бо страха и грозы великыа древа прекланяются и трава посьстилается.
Мнози людие от обоих унываютъ, видяще убо пред очима смерть. Начата же поганий половци с многым студом омрачатися о погибели жывота своего, понеже убо умре нечестивый, и погыбе память их с шумом. А правовернии же человеци паче процьветоша радующеся, чающе съвръшенаго оного обетованиа, прекрасных венцов, о них же поведа великому князю преподобный игумен Сергий.
Вестници же ускоряютъ, яко уже близько поганий приближаются. В шестый же час дни прибеже Семен Мелик з дружыною своею, а по них гонишяся мнози от татар. Толико безстудно гнашася нълни и плъкы русскыа узреша и възратишяся скоро к царю и поведаша ему, яко князи русскые оплъчишася при Дону. Божиим бо промыслом узреша множество велико людей уряжено, и поведаша царю, яко князей русскых въинство четверицею болыпи нашего събраниа. Он же нечестивый царь, разжен диаволом на свою пагубу, крикнув напрасно, испусти глас: «Тако силы моа, аще не одолею русскых князей, тъ како имам възвратитися въсвоаси? Сраму своего не могу тръпети». И повеле поганым своим половцем въоружатися.
Семен же Мелик поведаа великому князю, яко: «Уже Мамаи царь на Гусин брод прииде, и едину нощ имеем межу собою, на утрие бо имать приити на Непрядву. Тебе же, государю великому князю, подобает днесь исплъчитися, да не предварять поганий». Начат князь великий Дмитрей Ивановичь з братом своим князем Владимером Андреевичем и с литовъскыми князи Андреем и Дмитреем Вольгордовичи до шестаго чяса плъци учрежати. Некто въевода прииде с литовьскыми князи, имянем Дмитрей Боброков, родом Волынскые земли, иже нарочитый бысть плъководец, вельми уставиша плъци по достоанию, елико где кому подобаетъ стояти.
Князь же великий, поим с собою брата своего князя Владимера и литовьские князи и вси князи русскые и воеводы и взьехав на высока место и увидев образы святых, иже суть въображени в христианьскых знаменних, акы некий светилници солнечнии светящеся в время ведра, и стязи их золоченыа ревуть, просьтирающеся, аки облаци, тихо трепещущи, хотять промолвити. Богатыри же русскые и их хоругови, аки жыви пашутся. Доспехы же русскых сынов, аки вода в вся ветры колыбашеся. Шоломы злаченыя на главах их, аки. заря утренняа в время ведра светящися. Яловци же шоломов их, аки пламя огньное пашется.
Умилено бо видети и жалостно зрети таковых русскых събраниа. и учрежениа их. Вси бо равнодушьни, един за единого, друг за друга хощеть умрети, и вси единогласно глаголюще: «Боже, с высоты призри на ны и даруй православному князю нашему, яко Констяньтину победу. Покори под нозе его врагы Амалика, яко же иногда кроткому Давиду». Сему же удивишася литовьскии князи, рекуще в себе: «Несть было преже нас, ни при нас, ни по нас будетъ таково въиньство уряжено. Подобно есть Александра царя макидоньскага въиньству, мужеством бысть Гедеоновы снузници, господь бо своею силою въоружил их!»
Князь же великий, видев плъци свои достойно уряжены, и сшед с коня своего и паде на колени свои прямо великому плъку чернаго знаменна, на нем же въображен образ владыкы господа нашего Исуса Христа, из глубины душа нача звати велегласно: «О владыко вседръжителю! Виждь смотреливым оком на люди сия, иже твоею десницею сътворени суть и твоею кровию искуплени работы вражиа. Внуши, господи, глас молитв наших, обрати лице свое на нечестивых, иже творять злаа рабом твоим. И ныне, господи Исусе Христе, молю и покланяюся образу твоему святому и пречистей твоей матери и всем святым угодившим тебе и твръдому и необоримому заступьнику нашему и молебнику, иже о нас, к тебе, русскому святителю, новому чюдотворцу Петру, на его же милость надеемся [273], дръзаем призывати и славити [274] святое и великолепие имя твое, отца и сына и святого духа, ныне и присно и в векы веком! Аминь». Скончав молитву и всед на конь свой и нача по плъком ездити с князи и въеводами. Коемуждо полку рече: «Братиа моа милаа, сынове русскыа, от мала и до велика. Уже, братие, нощь приспе,
