Ермолай-Еразм - Древнерусская литература. Библиотека русской классики. Том 1
На небесах — без матери, на земле же — без отца, <Христос> был вскормлен млеком и воспитан, как человек, и был истинный человек, не призрачно, но истинно <пребывая> в нашей плоти. Совершенный Бог <и> совершенный человек, Он — в двух естествах и с <двумя> хотениями и волями: не отложив то, чем был, он воспринял то, чем не был.
<Христос> пострадал за меня плотию, как человек, но Божеством, как Бог, пребыл бесстрастен. Бессмертный умер, чтобы мертвого меня оживить; сошел во ад, чтобы праотца моего Адама восставить и обожить, а диавола связать. Восстал, как Бог, воскреснув в третий день из мертвых, как победитель <смерти>, Христос, Царь мой, и, много раз явившись ученикам своим, восшел на небеса к Отцу, которого не отлучался, и воссел одесную его.
И в надежде пребываю, что он снова низойдет с небес, но не втайне, как прежде, но во славе Отчей <и> с небесными воинствами. По гласу архангелову, мертвые изыдут в сретение ему; и будет он судить живых и мертвых, и воздаст каждому по делам <его>.
Исповедую же и семь Соборов православных святых отцов; и тех, что извергнуты ими, и я отметаю, и тех, что прокляты ими, и я проклинаю; что же посредством писаний <своих> предали они нам, то приемлю.
Святую и преславную Деву Марию именую Богородицею и почитаю и с верою поклоняюсь ей. И на святой иконе ее лицезрю Господа моего младенцем на лоне ее — и исполняюсь веселием, распятым созерцаю его — исполняюсь радости, когда же воскресшим вижу его и восходящим на небеса — воздеваю руки и поклоняюсь ему. И, взирая также на иконы святых угодников его, славлю Спасшего их. Мощи их с верою и любовью лобызаю, чудеса их проповедую и исцеления от них приемлю.
К <храму> кафолической и апостольской Церкви притекаю, с верою вхожу, с верою молюсь, с верою исхожу.
Так верую и не постыжусь; и пред язычниками <веру эту> исповедую, и за исповедование <свое> и душу положу.
Слава же Богу, благодеющему мне выше моих сил, за всё! Молитесь обо мне, честные учители и владыки земли Русской! Аминь!
Ставленническая запись митрополита ИларионаЯ, милостью человеколюбивого Бога, монах и пресвитер Иларион, изволением его, посвящен и настолован богочестными епископами в великом и богохранимом граде Киеве, да быть мне в нем митрополитом, пастырем и учителем.
Было же сие в лето 6559 (1051), в княжение благоверного князя Ярослава, сына Владимирова. Аминь.
Сказание о Борисе и Глебе[17]
Перевод Л. Дмитриева
Сказание и страдание и похвала мученикам Святым Борису и ГлебуГосподи, благослови, Отче!
«Род праведных благословится, — говорил пророк, — и потомки их благословенны будут».
Так и свершилось незадолго до наших дней при самодержце всей Русской земли Владимире, сыне Святославовом, внуке Игоревом, просветившем святым крещением всю землю Русскую. О прочих его добродетелях в другом месте поведаем, ныне же не время. О том же, что начали, будем рассказывать по порядку. Владимир имел 12 сыновей, и не от одной жены: матери у них были разные. Старший сын — Вышеслав, после него — Изяслав, третий — Святополк, который и замыслил это злое убийство. Мать его гречанка, прежде была монахиней. Брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев. Поэтому и не любил его Владимир, ибо не от него был он. А от Рогнеды Владимир имел четырех сыновей: Изяслава, и Мстислава, и Ярослава, и Всеволода. От другой жены были Святослав и Мстислав, а от жены-болгарки — Борис и Глеб. И посадил их всех Владимир по разным землям на княжение, о чем в другом месте скажем, здесь же расскажем про тех, о ком сия повесть.
Посадил Владимир окаянного Святополка на княжение в Пинске, а Ярослава — в Новгороде, а Бориса — в Ростове, а Глеба — в Муроме. Не стану, однако, много толковать, чтобы во многословии не забыть о главном, но, о ком начал, поведаем вот что. Протекло много времени, и, когда минуло 28 лет после святого крещения, подошли к концу дни Владимира — впал он в тяжкий недуг. В это же время пришел из Ростова Борис, а печенеги вновь двинулись ратью на Русь, и великая скорбь охватила Владимира, так как не мог он выступить против них, и это сильно печалило его. Призвал тогда он к себе Бориса, нареченного в святом крещении Романом, блаженного и скоропослушливого, и, дав ему под начало много воинов, послал его против безбожных печенегов. Борис же с радостью пошел, говоря: «Готов я пред очами твоими свершить, что велит воля сердца твоего». О таких Приточник[18] говорил: «Был сын отцу послушный и любимый матерью своею».
Когда Борис, выступив в поход и не встретив врага, возвращался обратно, прибыл к нему вестник и поведал ему о смерти отца. Рассказал он, как преставился отец его Василий (этим именем назван был Владимир в святом крещении) и как Святополк, утаив смерть отца своего, ночью разобрал помост в Берестове[19] и, завернув тело в ковер, спустил его на веревках на землю, отвез на санях[20] и поставил в церкви святой Богородицы. И как услышал это святой Борис, стал телом слабеть и все лицо его намокло от слез, обливаясь слезами, не в силах был говорить. Лишь в сердце своем так размышлял: «Увы мне, свет очей моих, сияние и заря лица моего, узда юности моей, наставник неопытности моей! Увы мне, отец и господин мой! К кому прибегну, к кому обращу взор свой? Где еще найду такую мудрость и как обойдусь без наставлений разума твоего? Увы мне, увы мне! Как же ты зашло, солнце мое, а меня не было там! Был бы я там, то сам бы своими руками честное тело твое убрал и могиле предал. Но не нес я доблестное тело твое, не сподобился целовать прекрасные твои седины. О, блаженный, помяни меня в месте успокоения твоего! Сердце мое горит, душа мой разум смущает и не знаю, к кому обратиться, кому поведать эту горькую печаль? Брату, которого я почитал как отца? Но тот, чувствую я, о мирской суете печется и убийство мое замышляет. Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед Господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: „Бог гордым противится, а смиренным дает благодать“. И в послании апостола сказано: „Кто говорит: „Я люблю Бога“, а брата своего ненавидит, тот лжец“. И еще: „В любви нет страха, совершенная любовь изгоняет страх“. Поэтому, что я скажу, что сделаю? Вот пойду к брату моему и скажу: „Будь мне отцом — ведь ты брат мой старший. Что повелишь мне, господин мой?“»
И, помышляя так в уме своем, пошел к брату своему и говорил в сердце своем: «Увижу ли я хотя бы братца моего младшего Глеба, как Иосиф Вениамина?» И решил в сердце своем: «Да будет воля твоя, Господи!» Про себя же думал: «Если пойду в дом отца своего, то многие люди станут уговаривать меня прогнать брата, как поступал, ради славы и княжения в мире этом, отец мой до святого крещения. А ведь все это преходяще и непрочно, как паутина. Куда я приду по отшествии своем из мира этого? Где окажусь тогда? Какой получу ответ? Где скрою множество грехов своих? Что приобрели братья отца моего или отец мой? Где их жизнь и слава мира сего, и багряницы[21], и пиры, серебро и золото, вина и меды, яства обильные, и резвые кони, и хоромы изукрашенные и великие, и богатства многие, и дани и почести бесчисленные, и похвальба боярами своими? Всего этого будто и не было: все с ним исчезло, и ни от чего нет подспорья — ни от богатства, ни от множества рабов, ни от славы мира сего. Так и Соломон, все испытав, все видев, всем овладев и все собрав, говорил обо всем: „Суета сует — все суета!“ Спасение только в добрых делах, в истинной вере и в нелицемерной любви».
Идя же путем своим, думал Борис о красоте и молодости своей и весь обливался слезами. И хотел сдержаться, но не мог. И все видевшие его тоже оплакивали юность его и его красоту телесную и духовную. И каждый в душе своей стенал от горести сердечной, и все были охвачены печалью.
Кто же не восплачется, представив пред очами сердца своего эту пагубную смерть?
Весь облик его был уныл, и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смиренен, всех он жалел и всем помогал.
Так помышлял в сердце своем богоблаженный Борис и говорил: «Знал я, что брата злые люди подстрекают на убийство мое, и погубит он меня. И когда прольет кровь мою, то буду я мучеником пред Господом моим, и примет душу мою Владыка». Затем, забыв смертную скорбь, стал утешать он сердце свое Божьим словом: «Тот, кто пожертвует душой своей ради меня и моего учения, обретет и сохранит ее в жизни вечной». И пошел с радостным сердцем, говоря: «Господи премилостивый, не отринь меня, на тебя уповающего, но спаси душу мою!»
Святополк же, сев на княжение в Киеве после смерти отца, призвал к себе киевлян и, щедро одарив их, отпустил. К Борису же послал такую весть: «Брат, хочу жить с тобой в любви и к полученному от отца владению добавлю еще». Но не было правды в его словах. Святополк, придя ночью в Вышгород[22], тайно призвал к себе Путьшу и вышегородских мужей и сказал им: «Признайтесь мне без утайки — преданы ли вы мне?» Путьша ответил: «Все мы готовы головы свои положить за тебя».