Клавдий Элиан - Пестрые рассказы
22
При захвате Илиона[116] ахейцы пожалели его жителей и с истинно эллинским благородством велели объявить через глашатаев о том, что свободнорожденным разрешается по своему выбору взять что-нибудь одно из принадлежащего им добра. Эней пожелал сохранить кумиры отчих богов, презрев все прочее. Тогда эллины, восхищенные его благочестием, позволили юноше взять еще что-нибудь. Эней вынес на плечах своего дряхлого отца. Снова победители были поражены и теперь подарили ему все его имущество, подтверждая этим, что к благочестивым людям, чтущим богов и почитающим родителей, сострадательны даже враги.
23
Славны были победы Александра при Гранике, Иссе и Арбеле, славно и то, что он одолел Дария, подчинил персов македонянам, поработил всю прочую Азию и даже Индию, славны его подвиги под Тиром, в пределах оксидраков[117] и многие другие. (Стоит ли теперь здесь перечислять все его воинские деяния?). Допустим в угоду тем, кто с этим не согласен, что он совершил все это лишь благодаря тому, что был баловнем судьбы. Все же, однако, царь не стал полностью ее рабом, хотя и питал веру в особую благосклонность к себе этой богини. Справедливость требует сказать, что Александру были свойственны и недостойные поступки. Рассказывают, что в пятый день месяца Зевса[118] он пировал у Мидия, в шестой отлеживался после попойки и мог только, едва поднявшись с ложа, обсудить с военачальниками завтрашнее выступление в поход и назначить его на раннее утро, в седьмой угощался у Пердикки и снова пил, в восьмой спал. В пятнадцатый день этого же месяца Александр вновь пил, а наследующий с ним происходило то, что обычно бывает после возлияния, в двадцать шестой день сидел за столом у Багоя (покои Багоя находились в десяти стадиях от царского дворца), а потом опять непробудно спал. Одно из двух: либо Александр из-за своей невоздержанности столько раз в этот месяц сам себя наказывал, либо пишущие об этом неточны. Мне думается, на основании их сообщений можно заключить, что и в других случаях они не достойны большого доверия. К писателям такого рода относится Евмен Кардианец.[119]
24
Ксенофонт стремился обладать красивым воинским снаряжением. Мужу, побеждающему врагов, говорил он, подобает прекраснейшая стола,[120] а умирающему на поле боя приличествует лежать в прекрасном вооружении, ибо для отважного это лучший погребальный убор. (Говорят, что Грилл имел щит арголидской работы, панцирь — аттической, шлем — беотийской, а копья были из Эпидавра). В этом, мне кажется, виден истинный ценитель прекрасного, верящий, что он достоин этого прекрасного.
25
Спартанец Леонид и его триста воинов решили встретить смерть в Фермопилах.[121] Они сражались за свободу Эллады со стойкостью и мужеством, доблестно пали и оставили по себе бессмертную славу и молву на вечные времена.
26
Пиндар, сын Мелана, внук лидийского царя Алиатта, наследовав власть над Эфесом, был крут на расправу и неумолим, но выказывал любовь к отечеству, рассудительность и попечение о том, чтобы родной город не подпал под власть варваров. Видно это из следующего: Крез, его дядя с материнской стороны, стремясь подчинить себе Ионию, послал к Пиндару посольство, требуя, чтобы Эфес ему подчинился…[122] в ответ на отказ Пиндара, Крез начал осаду. Когда одна из башен Эфеса, названная впоследствии «Предательница», рухнула и городу грозила серьезная опасность, Пиндар, чтобы спасти его от разграбления, подал гражданам совет протянуть канаты от ворот и стен Эфеса к колоннам храма Артемиды, будто посвящают город богине, а затем умолять Креза о пощаде. Выслушав просьбу эфесян, царь, говорят, со снисходительным смехом принял их хитрость и даровал городу свободу и неприкосновенность, но Пиндару приказал уйти в изгнание. Тот не стал противиться, захватил с собой друзей, изъявивших желание за ним следовать; сына и большую часть богатств оставил в Эфесе, назначив одного из своих приближенных, Пасикла, опекуном сына, и отплыл в Пелопоннес. Жизнь правителя он сменил на добровольное изгнание только ради того, чтобы не сделать своих соотечественников слугами Креза.
27
Я знаю рассказ о жизни Платона, достоверность которого внушает мне сомнение. Он таков: Платон, сын Аристона, удрученный бедностью, решил отправиться в поход, но отказался от своего намерения уже в лавке оружейника после встречи с Сократом, ибо тот повел беседу о том, чем Платону подобает заниматься, и уговорил его посвятить себя философии.
28
Сократ, заметив, что Алкивиад кичится своим богатством, а особенно принадлежащими ему землями, повел его туда, где в Афинах хранилась картина с изображением всего круга земного, и предложил найти Аттику. Когда юноша нашел, Сократ попросил его отыскать свои владения, а на слова Алкивиада: «Их тут вовсе нет» — сказал: «Смотри, ты гордишься тем, что не составляет и самой малой части земли».
29
Диоген из Синопы любил говорить, что обычные в трагедиях несчастья обрушиваются на него, потому что он
Страны родной лишен, скиталец, нищ и сир,Без крова и в лохмотьях, днем живет одним.[123]
Однако всеми этими бедствиями Диоген был горд не меньше, чем Александр своей властью над миром, когда после покорения Индии возвратился в Вавилон.
30
Кифарист Амеб был, говорят, необычайно целомудрен и, имея красавицу жену, не жил с нею. Трагический актер Диоген тоже испытывал отвращение к любви. Атлет Клитомах, упражнявшийся в панкратии,[124] отворачивался, если натыкался на собачьи свадьбы, и уходил с пира, когда разговор касался любовных дел.
31
Художник Никий работал с таким жаром, что нередко, поглощенный трудом, забывал поесть.
32
Александр, сын Филиппа, в ранней юности обучался игре на кифаре. Однажды учитель велел ему ударить по одной струне, как того требовала мелодия пясни, а Александр, показав на другую, сказал: «Что изменится, если я ударю вот по этой?» «Ничего, — ответил учитель, — для того, кто готовится управлять царством, но много для желающего играть искусно». Он, видно, убоялся участи Лина. Ведь Лин учил мальчика Геракла играть на кифаре и, когда тот взялся за дело неловко, рассердился, в ответ на что раздраженный Геракл ударил учителя плектром[125] и убил.
33
Флейтист Сатир часто слушал философа Аристона и, зачарованный его речами, говорил:
Если кривой этот лук я в сияющий пламень не брошу,[126]
имея в виду флейты и принижая свое искусство перед философией.
34
У спартанцев и римлян был одинаковый закон, ограничивавший покупку съестного и касавшийся как количества, так и качества снеди. Ведь спартанцы и римляне требовали, чтобы граждане во всем, а в еде в особенности, придерживались границ благоразумия.
35
Существует аттическое предание, согласно которому в прежние времена в Академии нельзя было даже смеяться, ибо сюда старались закрыть доступ какой бы то ни было несерьезности и легкомыслию.
36
Аристотель, в страхе перед судом бежав из Афин,[127] на вопрос какого-то человека: «Каковы Афины?» — ответил, намекая на сикофантов: «Великолепны», но
Груша за грушей там зреет, за яблоком яблоко,Смоква следом за смоквой…[128]
Спросившему же, почему он покинул Афины, Аристотель ответил, что не желает, чтобы сограждане вторично совершили преступление перед философией. Он имел в виду смерть Сократа[129] и грозящую ему самому опасность.
37
На острове Косе господствует обычай, согласно которому дряхлые старцы, как только замечают, что не могут более приносить пользу отечеству, так как ум их от груза лет потерял остроту, приглашают друг друга как бы в гости или на праздничное жертвоприношение и, увенчав венками голову, выпивают яд.
38
Говорят, что люди впервые познакомились с масличным деревом и смоковницей в Афинах; там земля впервые породила эти плоды. Первыми афиняне научились также судопроизводству и первые ввели гимнастические состязания обнаженных и натертых маслом противников, а Эрихтоний первым стал управлять упряжкой из двух лошадей.
39
Аркадяне употребляли в пищу желуди, аргивяне — груши, афиняне — смоквы, жители Тиринфа — груши-дички, жители Индии — тростник, карманы — финики, просо ели меоты и савроматы, теребинт и кресс — персы.
40
Спутниками Диониса были сатиры или, как их некоторые называют, титиры. Титирами их зовут из-за песен, которые эти существа любят напевать, а сатирами из-за того, что они хохочут во весь рот. Силены получили имя из-за своей привычки издеваться: слово «силлос» (σιλλος) обозначает порицание, облеченное в форму едкой шутки.[130] Одежда силенов — косматый с правой и левой стороны хитон. Он напоминает лозы Диониса с лесом виноградных завитков.
