Амвросий Феодосий Макробий - Сатурналии
(9) Кормимся мы кустарником всем: и сосны, и падуба с арбутом, -
Нежные побеги отгрызая; кроме них же, молочай,
И ракитник, также еще шалфей душистый и тис многолистиый,
И маслину, ясень, фисташник, елку и дуб, и вереск, и плющ,
Иву, кист и бук, палинур, коровяк, тимьян,чабрец, асфодель.
Неужели это вам представляется простой пищей, когда перечисляется столько либо деревьев, либо кустарников, не менее различных соком, чем именем?
(10) [В том] же, что болезни охватывают людей не легче, чем домашних животных, меня поддерживает свидетель Гомер, который сообщает, что чума началась с домашних животных, когда болезнь, прежде чем она смогла проникнуть в людей, обрушилась на более легко охватываемый [ею] скот. (11) Да и краткость жизни служит знаком [того], какая [большая] слабость [здоровья] у бессловесных животных. Притом как можно сравнивать годы [жизни] человека [с годами жизни] тех, знакомство с которыми бывает у нас [лишь] при [их] использовании? Если бы только ты не обратился к тому сказочному, что говорят о воронах и воронах. Но мы видим, что они зарятся па всякую падаль и высматривают всяческие семена, отыскивают плоды деревьев. Так что прожорливость их [ничуть] не меньше [того], что слухи разносят о[их] долголетии.
(12) Второй [его] пример, если я хорошо помню, [тот], что врачи обыкновенно подают больным простую пищу, [а] не разнородную. Хотя вы даете ее, как я думаю, не как более легкую для разделения, но как менее желаемую, чтобы ослабить желание есть из-за неприязни к однообразному питанию, потому что вроде как из-за слабости [больному] не хватает природной силы для переваривания многого. Поэтому если бы кто-нибудь из больных очень сильно просил даже [этой] самой простой [пищи], вы отбираете [се] у [него], все еще желающего [есть]. Потому вам для [осуществления] такого замысла требуется [уже] не качество [пищи], а [ее] мера.
(13) [В том], что ты, [Дисарий], советуешь отвергнуть разнообразие в еде, как [и] в питье, заключается [какая-то] скрытая уловка, потому что [то и другое] прикрывается взаимным сходством. Но [ведь] одна сущность у питья [и] совсем другая - у пищи. Кто же когда-нибудь, съевши много, тронулся умом, что случается при выпивке? (14) Наполнивший пищей желудок или живот отягощается, налившийся вином делается подобным безумному, я думаю, потому, что густое вещество пищи, остающейся в одном месте, ожидает осуществления разделения, и лишь после него, измельченное, едва заметно спускается в части [тела]; питье, как сущность более легкая, вскоре устремляется вверх и поражает мозг, который размещен в верхушке [головы], вследствие рассеивания горячего испарения. (15) И потому избегают разных вин, чтобы то, что является быстродействующим на голову, не нанесло ущерба [этому] обиталищу рассудительности сколь внезапным, столь [и] разнородным жаром. [И в том], что нужно так же опасаться разнообразия пищи, не убеждает ни одно сравнение, ни одно рассуждение.
(16) В том же рассуждении, [Дисарий], в котором ты, благодаря прекрасной и разносторонней речи, растолковал порядок разделений [пищи], все то, что сказано о природе человеческого тела, нисколько и не мешает изложению вопроса, и красиво сказано, не отрицаю. С тем только я не согласен, будто различные соки, ты говоришь, возникшие от разнообразия пищи, несовместимы с телами, так как сами тела составлены из противоположных качеств. (17) Мы состоим из теплого и холодного, из сухого и влажного. Но простая пища выделяет из себя сок одного качества. Притом мы знаем, что подобное вскармливается подобным. [Тогда] скажи, прошу, чем питаются три других качества тела? (18) Но [тому], что отдельное [качество] захватывает для себя свое подобие, - свидетель Эмпедокл, который пишет:
Сладкое к сладкому, горькое к горькому стало стремиться.
Кислое с кислым сошлось, теплота с теплотой сочеталась . {8}
{8 Перевод Я. М. Боровского. См.: Плутарх. Застольные беседы, 4, 663.}
(19) Впрочем, я часто слышу [и] тебя, [Дисарий], с восхищением передающего слова твоего Гиппократа: "Если бы человек был [нечто] одно, [то] он не болел бы; но он болеет, следовательно, он не является [чем-то] одним". {9} Итак, если человек - не одно, [то он и] не должен однообразно питаться.
{9 Гиппократ . О природе человека, 2. Я перевел точно по тексту, приводимому Макробием (или издателем). Принятый сейчас текст отличается, видимо, от того, что приводит Макробий, второй частью фразы. Это следует из переводов В. И. Руднева (см.: Гиппократ. Этика и общая медицина. СПб., 2001. С. 127) и А. В. Лебедева (см.: Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Ч. 1. С. 563).}
(20) Ведь и бог, устроитель всего, пожелал, чтобы воздух, которым мы окружены и дышим, имел не простое качество, так что он или всегда холоден, или [всегда] нагрет, и не к постоянной сухости он его приговорил, потому что не мог питать одним качеством [вохдуха] нас, составленных из четырех перемешанных [качеств]. Поэтому он сделал весну теплой и влажной; лето является сухим и теплым; осень - сухой и холодной; зима является влажной и равным образом холодной. (21) Так и начала, которые суть наши первоисточники, и сами из различного состоят и нас [из него] питают. Является ведь огонь теплым и сухим; воздух - влажным и теплым; вода, соответственно, - влажной, но холодной; земля - холодная и, равно, сухая. Почему тогда ты, [Дисарий], толкаешь нас к однообразной пище, хотя ни в нас, ни вокруг нас, ни в том, из чего мы состоим, нет единообразного?
(22) То же, что пища в желудке скисает или иногда парит, ты хочешь приписать [ее] разнообразию и, чтобы мы [этому] поверили, вещаешь, должно быть, что тот, кто пользуется разнообразной пищей, либо всегда это испытывает, либо тот, кто принимает простую пищу никогда [этого] не испытывает Пели же и [тот], кто наслаждается богатым столом, не считает это недугом, и [тот], кто ораничивает себя однородной пищей, часто претерпевает [это же самое], чего ты не одобряешь, [то] почему ты приписываешь это [скисание и парение пищи ее] разнообразию, а не исключительно перееданию? Ведь и прожорливый испытывает муку несварения от простой [пищи], и умеренный при разнообразной [пище] наслаждается благополучием [хорошего] пищеварения. (23) Но, ты скажешь, сама неумеренность рождается из разнообразия пищи, так как вкус возбуждает и подстрекает к принятию большего [количества пищи], чем необходимо. (24) Опять я возвращаюсь к тому, о чем я уже сказал, что несварение [желудка] происходит от [несоблюдения] меры [в еде, а] не от [ее] качества. Меру же [даже] и в отношении сицилийских или азий - ских кушаний соблюдает [тот], кто владеет собой, переходит [ее] не владеющий собой, если даже питается одними оливками или овощами. И тот богатый, если он придерживался умеренности, настолько полон здоровья, насколько нездоровым становится тот, для кого пища - одна соль, если бы он с жадностью набрасывался на это самое.
(25) Наконец, если разнообразие в том, что мы принимаем [внутрь], ты считаешь вредом, [то] почему лекарства [в виде] питья, которые вы вливаете в человеческие внутренности через рот, вы составляете, смешав столь противоположные и противодействующие [вещества]? (26) К соку мака вы примешиваете молочай, мандрагору и другие травы, вызывающие озноб, сочетаете [это] с перцем, но не отказываетесь и от причудливой [животной] плоти, вкладывая в бокал яички бобров и ядовитые тела гадюк, к которым примешиваете [все], чем ни кормит Индия, что ни привозится из трав, которыми плодовит Крит. (27) Итак, хотя для охраны жизни лекарства делают то, что [и] пища, поскольку те ее возвращают, эта поддерживает, почему для них ты стараешься приготовить разнообразие, [а] ее приговариваешь к скудости однообразия?
(28) После всего [этого] ты, [Дисарий], набрасываешься на удовольствие со [всей] строгостью возвышенной речи, так как наслаждение всегда враждебно доблести и, презрев умеренность, впадает в излишество. Впрочем, чего достигает сам оставивший [себя] без еды и питья, кроме изнуряющего голода и жажды? [Он достигает того], что от того и другого получает удовольствие. Следовательно, наслаждение, скорее [всего], не по самому своему понятию является порочным, но в зависимости от способа осуществления становится либо нравственным, либо порицаемым. (29) Недостаточно, если удовольствие [только] оправдывают и совсем не хвалят. Ибо пища, которую вкушают с наслаждением и проглатывают с желанием, поглощается животом с великой жаждой. И пока [он] страстно наслаждается, быстро се переваривает, чего таким же образом не случается с пищей, которую отправляют [в живот] без всякого желания. Зачем же ты клянешь разнообразие [пищи] словно путь к обжорству, хотя здоровье человека - [это] полниться желаниями, при участии которых он слабеет и приближается к гибели? (30) Ведь как кормчие пролетают по морю при попутном ветре, даже если бы он был слишком сильным, убавляя паруса до очень малого размера, и [таким образом] сдерживают [его] порыв, когда он очень сильный, но утихнувший [ветер вновь] подняться заставить не могут, так и желание, когда оно возбуждается и нарастает, сдерживается кормилом разума, [а] если оно однажды ослабевает, живое существо погибает.
