Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е - Утченко Сергей Львович
Многих, особенно аристократов, возмущали идеи, которые софисты внушали молодежи. Не разрушится ли государство, думали они, если каждый начнет судить обо всем по своему разумению? Вот Протагор учит, что всякий человек от рождения наделен чувством совести и правды и потому он может участвовать в жизни государства, которое должно быть основано на справедливости. Значит, и простой ремесленник, и метек, и даже раб ничуть не хуже знатного афинского гражданина? Были среди софистов и такие, которые решались выступать против рабства. А другие проповедовали, что иноземцы ничуть не хуже афинян. И притом еще позволяли себе неслыханно вольные суждения о богах! Некоторые софисты прямо говорили, что богов нет, что их придумали для внушения страха нарушителям законов или по невежеству приняли за богов солнце и луну, гром и молнию. И хотя афиняне говорили, что ни у кого нет такой полной свободы, как у них, они обвинили Протагора в богохульстве и судили его. Знаменитому софисту пришлось бежать из Афин.
Проучившись некоторое время у какого-нибудь известного софиста, богатый молодой афинянин считал, что его образование закончено. Теперь он мог надеяться выдвинуться на войне, выйти победителем на играх, обратить на себя внимание речами в народном собрании или суде. Он мог блеснуть в кругу друзей кстати сказанным стихом, в споре с философом — рассуждением об обязанностях человека и гражданина, на празднике — песней и пляской в хоре. Он умел также отдавать приказания своим рабам, которые возделывали поле или трудились в мастерской. Для него этих знаний было вполне достаточно. Теперь он был уверен, что принадлежит к лучшим, благороднейшим и образованнейшим людям и может свысока смотреть на тех, кто всю жизнь работал на него и обеспечил ему досуг для усовершенствования его ума и тела.
Лишь в редких случаях молодые люди, заинтересовавшись философией или ораторским искусством, продолжали занятия у какого-нибудь славившегося своей ученостью мудреца. Иногда такие юноши в дальнейшем и сами становились видными учеными, как например ученики знаменитого Сократа или величайшего философа Греции Аристотеля.
В афинском суде
(И. А. Шишова)
Стратон открыл глаза. Его разбудил резкий крик жены и громкий скрип лестницы, ведущей со второго этажа.
Евпраксия, эта негодная рабыня, опять принесла с рынка несвежую рыбу. Жена будет ворчать, что ходить на рынок — мужское дело. С этой мыслью Стратон собирался снова растянуться на своем деревянном ложе, но тут у двери, ведущей на улицу, громко застучал молоток. Так оповещают о себе посторонние, прежде чем войти в дом. Затем кто-то прошел по двору и резко открыл дверь. Стратон зажмурился от яркого света, хлынувшего в комнату, едва освещенную небольшим бронзовым светильником. Знакомый голос сказал: «Клянусь собакой, этот лентяй еще спит!» Стратон приоткрыл глаза. У постели стоял его младший брат Эратосфен. Он выглядел щеголем. Верхний плащ — гиматион, к концам которого были прикреплены кисточки со свинцовыми шариками, спадал изящными складками, оставляя открытой правую руку. Тонкий белый шерстяной плащ был украшен каймой. (Такие плащи привозили из Милета, и они стоили очень дорого.) Борода Эратосфена аккуратно подстрижена, длинные волосы тщательно уложены. Видимо, Эратосфен с утра побывал у парикмахера. Стратон почувствовал аромат благовонных мазей. Тотчас же явилась мысль: «Откуда у бездельника деньги? Свою часть наследства он давно промотал». Стратон сказал самому себе: «Если будет просить денег — не дам». На приветствие брата он едва наклонил голову. Но Эратосфен не обратил внимания на нелюбезный прием. Удобно устроившись в легком кресле с небольшой спинкой и расправив плащ, он неторопливо заговорил:
«Эти скифы там, на Боспоре, падки на оливковое масло и виноградное вино». Стратон не понял. Какое вино? Какие скифы? Как всегда в разговорах с братом, у него появилось ощущение, что тот его дурачит.
Стратон нетерпеливо перебил брата:
— К чему ты говоришь мне все это?
Но Эратосфена не так легко было сбить:
— Теперь весна. Многие собираются плыть на Боспор. Чего только не везут с собой: красивую глиняную посуду, оливковое масло (оно ведь дешево в Афинах), виноградное вино.
Стратон обозлился. Теперь уже у него не было сомнений, что брат просто смеется над ним.
— К чему ты говоришь о вещах, которые всем известны?
— Да, но и вино, и масло, и даже амфоры на Боспоре стоят больших денег, — голос Эратосфена звучал по-прежнему спокойно. — А оттуда можно привезти зерно. Как тебе это покажется? Мало ли народу разбогатело, торгуя зерном!
— Меня это не интересует, — начал Стратон, но Эратосфен перебил его:
— Я не стал бы тебя беспокоить, но ростовщики не дают мне ни драхмы, если я не представлю человека, который поручится за меня. Ты — мой брат. К тому же, если все сойдет хорошо…
— И ты ему веришь? Тебя, как куропатку, заманивают в силок, а ты ждешь, когда он затянется? Я не допущу, чтобы тебя обманывали. О боги, долго ли мне еще нянчиться с этим глупцом?
От резкого крика Клеи Стратон и Эратосфен вздрогнули. Когда она успела войти? Не вмешайся жена, Стратон ответил бы Эратосфену отказом. Но теперь он не мог позволить, чтобы брат рассказывал повсюду, что в доме у Стратона всем верховодит женщина. Небрежно накинув гиматион, он коротко сказал: «Пойдем, Эратосфен» — и вышел из дома.
Пройдя шумную, залитую солнцем агору, они вошли в полутемную и прохладную лавочку ростовщика. Навстречу им почтительно, поднялся ростовщик Хрисипп — полный, скромно одетый человек в темном плаще.
— Приветствую тебя, Стратон, здравствуй и ты, Эратосфен! Что привело вас ко мне?
Разговор шел неторопливо. Метек выспросил все: для чего деньги, куда плыть? Стратон будет поручителем? Лучшей гарантии и не нужно. Кстати, что за имущество у Стратона? Во сколько он оценивает свой загородный участок? Сколько у Стратона рабов? Трое? Это хорошо. Он с удовольствием ссудит деньги. Но нужны свидетели. Без них не совершается ни одно дело. Он доверяет и Стратону, и его брату. Но время сейчас такое ненадежное…
Эратосфен сказал: «Пусть будет два свидетеля. С одним я сговорился. Это Гиблесий, владелец корабля, на котором я хочу плыть на Боспор».
Ростовщик ответил после некоторого раздумья: «С моей стороны свидетелем будет Конон. Он афинский гражданин и честный человек».
Хрисипп хлопнул в ладоши и крикнул в глубину дома: «Сириец, сбегай позови Конона!» Смуглый, обритый наголо раб с безволосым лицом, одетый в хитон — рубаху без рукавов из грубой шерстяной ткани, скрылся за дверью.
Пришли свидетели. На двух кусках папируса дважды написали текст договора. «Хрисипп дал взаймы Эратосфену три тысячи драхм серебра[38] для поездки из Афин на Боспор при условии, что тот отдаст по возвращении в Афины, кроме трех тысяч, еще 750 драхм». Процент был назначен очень высокий. Спор из-за него шел долго. Даже Эратосфен разгорячился и вышел из себя. Но хозяин не уступал. Плавание опасно. Кораблекрушения, пираты. А доходы? Эратосфен вернется богатым человеком и сможет расплатиться. Но если Эратосфен и Стратон считают, что процент велик, пусть идут к другому ростовщику. Иные берут и больше. На то и морская ссуда.
Морскими ссудами назывались денежные ссуды, которые ростовщики давали купцам, ведущим морскую торговлю, для покупки товаров. Морская торговля была делом прибыльным, поэтому каждый купец стремился взять с собой как можно больше товаров. Но плавание по морю из-за кораблекрушений и нападений пиратов было очень опасным. Купец не хотел в случае неудачи терять много денег. Он предпочитал часть товаров закупать на деньги ростовщика. Купец и ростовщик как бы объединялись для закупки товаров, которые можно было выгодно продать на Боспоре, в Сицилии, Италии и других местах. Они делили не только убытки, но и прибыль. Ростовщик получал большие проценты, а купец, рисковавший во время поездки жизнью, всю остальную прибыль. Зато в случае кораблекрушения ростовщик мог потерять все свои деньги. Если товары гибли, с купца по закону нельзя было взыскивать долг. Поэтому ростовщики соглашались рисковать своими средствами только при условии, если купец тоже вкладывал в это предприятие значительную сумму своих денег. Тогда ростовщик мог быть уверен в том, что купец будет в пути очень осторожен. Вот почему Стратона не удивило, когда Хрисипп объявил, что, получив в долг 3 тысячи драхм, Эратосфен должен купить товаров на целый талант, т. е. на 6 тысяч драхм.
