Письма - Гай Плиний Младший
20
Плиний Тациту1 привет.
(1) Книгу твою2 я прочитал и как мог тщательнее отметил то, что считал нужным изменить и что исключить. Я ведь привык говорить правду, а ты ее охотно слушаешь. Никто не выслушивает порицаний терпеливее людей, больше всего заслуживающих похвал.
(2) Теперь я жду от тебя мою книгу с твоими пометками. Какой приятный, какой прекрасный обмен! Меня восхищает мысль, что потомки, если им будет до нас дело, постоянно будут рассказывать, в каком согласии, в какой доверчивой искренности мы жили! (3) Будет чем-то редким и замечательным, что два человека, приблизительно одного возраста и положения, с некоторым именем в литературе (я вынужден говорить так скромно о тебе, потому что одновременно говорю и о себе), заботливо лелеяли работу друг друга. (4) Я юнцом, когда твоя громкая слава была в расцвете, страстно желал следовать за тобой, быть и считаться – «далеко, но ближайшим»3. Было много преславных талантов, но ты казался мне (так действовало природное сходство) наиболее подходящим для подражания и наиболее достойным его. (5) Тем более я радуюсь, что, когда речь заходит о литературных занятиях, нас называют вместе4, что, говоря о тебе, сейчас же вспоминают меня. (6) Есть писатели, которых предпочитают нам обоим, но нас с тобой – для меня не важно, кого на каком месте ставя, – соединяют: для меня всегда первый тот, кто ближе всех к тебе. Даже в завещаниях (ты, должно быть, это заметил), если завещатель не был особенно близок к одному из нас, то мы получаем те же легаты, и притом равные. (7) Все это направляет нас к тому, чтобы мы еще горячее любили друг друга: ведь занятия, нравы, молва – наконец, последняя воля людей связывают нас столькими узами. Будь здоров.
21
Плиний Корнуту1 привет.
(1) Повинуюсь, дражайший коллега, и щажу, согласно твоему приказанию, свои слабые глаза. Я и сюда2 прибыл в крытой повозке, запертый со всех сторон, точно в спальне; и здесь воздерживаюсь, хотя и с трудом, не только от стиля, но даже от чтения и занимаюсь только с помощью ушей3. (2) С помощью занавесей я создаю в комнатах легкий сумрак; в криптопортике4, если закрыть нижние окна, также стоит полумрак. (3) Таким образом я постепенно приучаюсь к свету. Я моюсь в бане, так как это полезно, пью вино, так как это не вредно5, но в очень умеренном количестве: (4) такова моя привычка, а сейчас за мной есть и надзор6. Курицу я принял очень охотно, так как она послана тобой; хотя у меня и гноятся глаза, но они достаточно зорки, чтобы увидеть, как она жирна. Будь здоров.
22
Плиний Фалькону1 привет.
(1) Ты меньше удивишься тому, что я так настойчиво просил тебя предоставить трибунат2 моему другу, когда узнаешь, кто и каков он. Я могу уже, получив твое обещание, назвать и его имя и описать его самого. (2) Это Корнелий Минициан3, украшение моей области и в смысле достоинств, и в смысле нравов, человек блестящего происхождения, с огромными средствами4, который любит науки так, как любят их обычно бедняки. Он справедливейший судья5, очень смелый защитник, самый верный друг. (3) Ты поверишь, что я облагодетельствовал тебя, когда ближе присмотришься6 к человеку, который под стать всяким почетным должностям, всяким званиям (не хочу сказать ничего выспреннего о таком скромном человеке). Будь здоров.
231
Плиний Фабату, деду жены, привет.
(1) Радуюсь, что ты настолько крепок, что можешь встретить Тирона в Медиолане2, но, чтобы не потерять тебе этой своей крепости, не бери, пожалуйста, на себя столько труда, непосильного для твоего возраста. Я настаиваю даже, чтобы ты ждал его дома, в самом доме и даже не переступал порога комнаты. (2) Хотя я люблю его как брата, но он не должен от человека, которого я почитаю как отца, требовать внимания, которого он не потребовал бы от своего отца. Будь здоров.
24
Плиний Гемину1 привет.
(1) Уммидия Квадратилла2 скончалась в возрасте немного меньше восьмидесяти лет: до последнего недомогания была она свежа и не в пример другим матронам крепка и плотна телом. (2) Скончалась она, составив безукоризненное завещание3: оставила две трети внуку, одну треть внучке.
Внучку я знаю мало, а внука люблю как самого близкого друга4; это юноша исключительный и достойный родственной любви не только со стороны тех, с кем он в кровном родстве. (3) Будучи очень красив, он и мальчиком, и юношей не навлек на себя никаких толков со стороны недоброжелательных людей; к двадцати четырем годам он стал мужем5, и, если бог будет милостив, то станет и отцом. Он жил под одной кровлей с распущенной бабкой, но вел себя очень строго и в то же время послушно. (4) У нее были пантомимы6, и она увлекалась ими больше, чем это прилично знатной женщине. Квадрат не смотрел на них ни в театре, ни дома; она этого и не требовала. (5) Я слышал от нее самой, когда она поручала мне руководить занятиями своего внука7, что она, как женщина старая, уже на покое, отдыхает обычно душой, играя в камешки8 и глядя на своих пантомимов, но, принимаясь за эти занятия, всегда приказывает своему внуку уйти и взяться за учение. Мне казалось, что она делает это не столько из любви к нему9, сколько из уважения.
(6) Ты удивишься, как удивился и я. На последних жреческих играх10 во время представления были выведены пантомимы11. Когда мы вместе с Квадратом выходили из театра, он сказал: «Знаешь, я сегодня в первый раз увидел, как танцует вольноотпущенник моей бабушки». (7) Так сказал внук. Но, клянусь Геркулесом, совсем чужие люди, чтобы оказать честь Квадратилле (мне стыдно, что я сказал – честь), с льстивой угодливостью
