Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е - Утченко Сергей Львович
Мы работали с утра до глубокой ночи только за обед и помещение. Хозяин, правда, обещал нам впоследствии выдать жалованье, но опытные люди смеялись над этим обещанием.
Но совсем плохо приходилось в мастерской простым рабам, не знавшим ремесла. По большей части это были мальчишки. Спать они могли только пять часов в сутки: весь день они ходили сонные, но когда нечаянно закрывали глаза во время работы, то получали оплеуху или удар тяжелым инструментом; иногда хозяин и его помощники кололи рабов булавками или обжигали горящей лучиной. За всякую провинность их беспощадно избивали мастера. Рабов заставляли делать однообразную, одуряющую работу; более тонкой работе мастера их не обучали, боясь, как бы мальчишки, научившись, не заняли их места. В эргастерии было, конечно, не так душно, как в шахте, но рабы в мастерской месяцами находились в полутемном помещении, не выходя на свежий воздух, и поэтому были бледны, как привидения.
Как вы знаете, я был очень силен; поэтому легко справлялся с работой и чувствовал себя неплохо. Больше всего ободряло меня то, что работал я поденно, ничем не был связан с хозяином и, как свободный человек, мог в любое время уйти, куда глаза глядят. Я уже успел сговориться с одним корабельщиком, что на следующий день отплыву с ним в Сарды; он назначил большие деньги за перевозку, но я поклялся выплатить эти деньги ему в течение полугода по приезде. Казалось, свобода была близка.
Но, очевидно, судьба меня еще преследовала. Вернувшись в мастерскую, я неожиданно застал там брата моего афинского хозяина, пришедшего за железными цепями для рабов. Разумеется, я уже до того принял все меры, чтобы меня нельзя было узнать. Всю жизнь я носил длинные волосы и бороду; теперь я наголо побрился, выбрил даже брови и стал походить на молодого египтянина. Заметив брата хозяина, я быстро прошмыгнул в эргастерии, где работали рабы, но на мою беду он сразу же узнал меня.
Мой новый хозяин, кузнец, больше всего боялся, как бы его не сочли укрывателем беглых рабов, поэтому он и еще несколько рабов окружили эргастерии. Мне не удалось вырваться из их рук; меня связали и отвезли назад в Афины.
Прежний хозяин, вопреки ожиданиям, отнесся ко мне милостиво. Я получил только двадцать ударов истрихидой. Так назывался большой бич, в который были вплетены заостренные косточки. После этих ударов я несколько дней пролежал на земле, обливаясь кровью; раны в некоторых местах нагноились, но в общем я оправился и мог продолжать работу. Однако хозяин предупредил, что в случае нового побега он заклеймит меня и замучит до смерти.
Конечно, надсмотрщиком он меня уже не назначил. Я должен был носить тяжелые мешки с породой. От этого к вечеру спина ныла, горела и болела. Казалось бы, меня можно было только жалеть, но есть немало злых и завистливых людей. В числе рабов были такие, которые завидовали тому, что я не работал в шахтах и что хозяин наказал меня за побег сравнительно мягко. Один из них рассказал мне по секрету, что решил бежать, что ему поможет один из окрестных жителей и корабельщик. Он предложил мне и еще нескольким рабам бежать вместе с ним. Я обрадовался, но оказалось, что все это было только ловушкой. В том месте, куда я бежал по его указанию, подстерегала засада, посланная хозяином, и меня взяли голыми руками. Остальные рабы, к их счастью, не могли уйти из шахты и не явились.
Нет сил описать все, что со мной проделали после этого. Прежде всего меня пытали. Меня подвесили на веревочную лестницу и стали выкручивать руки и ноги, требуя, чтобы я назвал рабов, которые собирались бежать вместе со мной; при этом мне переломили левую руку. В конце концов я сказал, что назову своих сообщников, но назвал как раз наиболее преданных хозяину доносчиков и негодяев; не знаю, поверили ли они, но пытку, наконец, прекратили. Затем меня били без конца плетью. При этом сам хозяин ударом кнута рассек мне лицо, как ножом. Затем явился клеймовщик с краской и иглами и поставил мне это клеймо на лоб. Не дожидаясь, пока я хоть сколько-нибудь оправлюсь от истязаний, мне дали молоток и отправили в забой. В шахте я в необыкновенных мучениях проработал полгода, почти не получая пищи; я сам не понимаю, как выжил.
Наконец, у меня созрел план нового побега — все равно терять было нечего. Когда я был надсмотрщиком, то видел, как поступали с ослабевшими и умиравшими рабами. С ними никто не хотел возиться, кормить их было тоже незачем, поэтому таких рабов сбрасывали живыми в ров за рудником, где лежали трупы уже умерших рабов. Я решил притвориться умирающим. Я расцарапал себе нёбо острым камнем; когда ко мне подошел надсмотрщик, я открыл рот и хлынула кровь, затем я упал на землю и, сколько он ни бил и ни топтал меня, я не вставал. Надсмотрщик доложил приказчику, они вдвоем подняли меня, понесли и швырнули с высоты в ров, на груду трупов.
Упал я на мягкое и потому не очень разбился. Долго я лежал среди зловонных трупов. Ночью я пополз к противоположному краю рва; я был слаб и несколько раз срывался вниз, но, наконец, вылез на поверхность земли. Я понимал, что мое положение почти безнадежно: всякий, нашедший раба с клеймом на лбу, возвратит его немедленно владельцу. Действительно, как ни тихо я пробирался, на полпути к Пирею мои шаги услышал какой-то прохожий и нагнал меня.
К счастью, это был Гирандес, сын Кройса, тот самый, который обещал мне помочь бежать. Он пришел в ужас, увидев, каким я стал, но не испугался преследований и не забыл дружбы к старому приятелю и земляку его отца. Он завязал мне лоб платком, чтобы не видно было клейма, в темноте отвел меня в свой дом, а затем с верным человеком отправил в Сарды.
И вот я перед вами. Три года провел я в прекрасной Элладе, в знаменитых Афинах, о которых слышал столько хорошего. Да будут они прокляты!»
Афинский рынок
(Б. П. Селецкий)
На корабле убирали парус. Моряки забегали по палубе, закрепляя канаты. Весла опустились, и гребцы-рабы затянули унылую песню. Невысокий, богато одетый хиосский купец, стоявший опершись о борт, обернулся к своему соседу:
— Скоро Афины! Много там любителей хорошего вина, и мой товар придется им по сердцу. Я везу пятьдесят амфор отличного хиосского вина!
— Не такая уж необходимая вещь твое вино, — возразил его сосед, худощавый торговец с Понта, — кто станет его покупать? Два-три богача-аристократа! В Аттике хватает и своих виноградников! Вот мой товар действительно пойдет нарасхват. Я везу хлеб. Прошли те времена, когда Афинам хватало продуктов, производимых в Аттике. Теперь город полон рабов и метеков. Их больше, чем коренных граждан, и без привозных товаров город существовать не может.
— Это ты верно говоришь! — вмешался другой купец, судя по говору, коренной афинянин. — Афины стоят на берегу моря, а им не хватает даже своей рыбы. Я очень выгодно закупил партию соленой рыбы в Херсонесе Таврическом и уверен, что мой товар найдет в Аттике хороший сбыт.
Хиосец кивнул головой.
— Да, бедняки Аттики только и кормятся, что соленой и сушеной рыбой.
Вдали показался берег. На фоне высокой горы виднелись холмы, на одном из которых можно было различить очертания крепости. Афинский купец, указывая рукой в направлении берега, воскликнул:
— Вот они — Афины! Это гора Пентеликон, где добывают мрамор для строительства, а под ней, ближе к нам, — акрополь. Скоро будем в Пирее! Хозяин корабля тоже торопится. Смотрите, как надсмотрщик хлещет гребцов. Корабль набит рабами, и они мрут как мухи.
— Да! Он купил большую партию рабов на Хиосе, и уже половина умерла, — заметил хиосец. — Македонский царь все время воюет с фракийцами, и хиосские купцы закупают у него пленных. А в Хиосе они раскупаются всеми греческими городами.
— Афинам сейчас не хватает рабов: ведь несколько лет Афины не ведут никакой войны, а без рабов не может развиваться ни ремесло, ни торговля. Наш корабельщик выручит за своих рабов хорошие деньги.
