Марк Цицерон - Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту
CCXXV. Марку Целию Руфу, в Рим
[Fam., II, 10]
Лагерь под Пиндениссом790, 14 ноября 51 г.
Император Марк Туллий Цицерон шлет привет избранному791 курульным эдилом Марку Целию Руфу.
1. Смотри, как письма доходят до меня. Ведь ничто меня не заставит считать, что ты ни разу не написал мне после своего избрания эдилом, особенно когда дело столь важно, стоит такого поздравления, — за тебя, потому что произошло то, на что я надеялся; за «Гилла»792 (ведь я картавлю), потому что я не допускал этого. Но все-таки знай: после тех достославных комиций, от которых я преисполнился радости, я не получил от тебя ни одного письма. Поэтому боюсь, как бы этого не случилось и с моим письмом. Право, я не отправил домой ни одного письма, не приложив к нему второго письма — тебе, и нет ничего, что было бы мне любезнее и дороже, чем ты. Но (я не картавлю) обратимся к рассказу.
2. Как ты желал, так и есть. Ведь ты, по твоим словам, хотел бы, чтобы я участвовал лишь в стольких военных действиях, сколько достаточно для лавров793; ты боишься парфян, потому что не уверен в наших силах. Итак, вот что произошло. Получив известия о войне с парфянами, я, полагаясь на узость проходов и природные особенности гор, привел к Аману войско, достаточно поддержанное вспомогательными войсками, а также некоторым моим личным авторитетом у тех, кто меня не знал. В этих местах часто можно услышать: «Тот ли это, который Рим ..., которого сенат ... ?»794. Продолжение ты знаешь. Когда я подошел к Аману — эта гора является общей для меня с Бибулом, граница проходит по водоразделу, — наш Кассий уже счастливо отбросил неприятеля от Антиохии, что доставило мне большую радость. Бибул принял провинцию.
3. Между тем я со всеми своими силами не давал покою нашим исконным врагам, жителям Амана. Много было убитых, взятых в плен; прочие рассеяны; укрепленные лагери были взяты врасплох и сожжены. Таким образом, после надлежащей победы795, я был под Иссом провозглашен императором, — в этом же месте, как я часто слыхал от тебя, Александр одержал победу над Дарием, о нем тебе рассказал Клитарх796, — и привел войско в самую неспокойную часть Киликии, где я вот уже двадцать пятый день при помощи насыпей, навесов и башен797 осаждаю сильнейшим образом укрепленный город Пинденисс — с такими средствами и напряжением, что мне, для вящей славы, недостает одного лишь названия города. Если я возьму его, на что я надеюсь, только тогда отправлю уже официальное донесение.
4. Пишу это тебе теперь для того, чтобы ты надеялся, что достигаешь того, чего ты хотел798. Но возвращаюсь к парфянам: нынешнее лето окончилось довольно счастливо; будущее лето внушает большие опасения. Поэтому, мой Руф, бодрствуй: во-первых, чтобы мне назначили преемника; но если это, как ты пишешь и как я полагаю, затянется, то, чтобы не продлили срока моих полномочий, — это легко. Как я писал тебе ранее, я жду в твоих письмах сообщений как о нынешних событиях в государстве, так особенно о грядущих. Поэтому настоятельно прошу тебя писать мне обо всем самым тщательным образом.
CCXXVI. От Марка Целия Руфа Цицерону, в провинцию Киликию
[Fam., VIII, 10]
Рим, 17 ноября 51 г.
Целий Цицерону привет.
1. Письма Гая Кассия и Дейотара меня сильно взволновали; ведь Кассий написал, что войска парфян находятся по эту сторону Евфрата; Дейотар — что они через Коммагену направились в нашу провинцию. Зная, в какой мере ты обеспечен войском, я особенно опасался, насколько это касалось тебя, как бы это смятение не принесло какой-нибудь опасности для твоего достоинства; ведь за жизнь я боялся бы, если бы ты был более обеспечен войском. Теперь эта малая численность сил предвещала мне твое отступление, не схватку. Как это примут люди, в какой мере необходимость послужит оправданием, — я опасаюсь даже теперь и перестану страшиться не ранее, чем услышу, что ты высадился в Италии.
2. Известия о переходе парфян вызвали разные толки: один говорил, что следует послать Помпея, другой — что Помпея не следует отпускать из Рима; третий — что Цезаря с его войском; четвертый — что консулов; но никто — что частных лиц на основании постановления сената. Консулы же из опасения, как бы сенат не постановил, чтобы они выступили в походных плащах799, и чтобы дело, в ущерб их чести, не было помимо них передано другому, вообще не хотят, чтобы сенат собирался, — настолько, что кажутся мало заботливыми о государственных делах. Но честно: небрежение ли это, или бездеятельность, или тот страх, который я предположил, но под этим видом умеренности скрывается нежелание в провинцию. От тебя письмо не пришло, и не будь затем получено письмо от Дейотара, возникало мнение, что Кассий для того, чтобы показалось опустошенным врагом то, что разграбил он, выдумал насчет войны, впустил в провинцию арабов и донес сенату, что это парфяне. Поэтому советую тебе — каково бы там ни было положение, тщательно и осторожно написать, чтобы о тебе не говорили, ни что ты для кого-то поднял паруса800, ни что ты умолчал кое о чем таком, что важно знать.
3. Теперь конец года; ведь я пишу это письмо за тринадцать дней до декабрьских календ. Я вполне уверен, что до январских календ ничего невозможно сделать. Ты знаешь Марцелла — как он вял и мало деятелен, а также Сервия801 — как он медлителен. Что это, по-твоему, за люди или как могут совершить то, чего не хотят, если то, чего они желают, они все-таки делают так холодно, что полагаешь, будто они не хотят? Но при новых должностных лицах, если будет война с парфянами, это дело займет первые месяцы. Если же там не будет войны или будет такая, что вы или преемники, получив небольшие подкрепления, сможете выдержать, то Курион, предвижу я, будет метаться вдвойне: во-первых, чтобы что-нибудь отнять у Цезаря; во-вторых, чтобы чем-нибудь воздать Помпею, любым маленьким одолжением, как бы незначительно оно ни было. Кстати, Павел не мягко говорит о наместничестве802. Против его жадности намерен действовать наш Фурний803; предположить еще о ком-нибудь не могу.
4. Это я знаю. Другое, что может случиться, мне не ясно. Знаю, что время приносит многое и изменяет подготовленное. Но что бы ни случилось, оно будет происходить в этих пределах. К выступлениям Гая Куриона прибавлю одно — насчет Кампанских земель: Цезарь о них, говорят, не беспокоится, но Помпей очень не хочет, чтобы они были доступны для Цезаря к его приезду, если они будут свободны804.
5. Что касается твоего отъезда, не могу тебе обещать, что устрою назначение преемника тебе; но во всяком случае обеспечу, чтобы срок не был продлен. Твое дело решить, пожелаешь ли ты упорствовать, если заставят обстоятельства, если заставит сенат, если у нас не будет возможности с честью отказаться. Мой долг — помнить, с каким заклинанием ты поручил мне, уезжая, не допускать этого.
CCXXVII. Гаю Скрибонию Куриону, в Рим
[Fam., II, 7]
Лагерь под Пиндениссом, конец 51 г.
Проконсул Марк Туллий Цицерон шлет привет народному трибуну Гаю Куриону.
1. За запоздалые поздравления не корят, особенно если не было допущено небрежности — ведь я нахожусь далеко и узнаю новости поздно. Итак, я и поздравляю тебя и желаю, чтобы этот трибунат принес тебе вечную славу; советую тебе управлять и действовать во всем, руководясь своим здравым смыслом, и не подаваться советам других. Нет человека, который мог бы посоветовать тебе разумнее, нежели ты сам, и ты никогда не поскользнешься, если будешь слушаться себя самого. Не пишу этого необдуманно; кому пишу, вижу. Знаю твой дух, знаю твое благоразумие; не боюсь, что ты поступишь в чем-либо трусливо, в чем-либо глупо, если будешь защищать то, что ты сам признаешь правильным.
2. Ты, конечно, понимаешь, что ты не случайно столкнулся с этими обстоятельствами в государстве, но сознательно пришел к ним; ведь по своей воле, а не случайно ты приурочил свой трибунат к решительному времени. Ты, без сомнения, думаешь о том, сколь велика в государстве сила обстоятельств, сколь велики перемены, сколь неверен исход событий, сколь изменчиво настроение людей, сколько коварства, сколько тщеславия в жизни. Но, прошу тебя, не заботься и не думай ни о чем новом, но все — о том, о чем я написал вначале: беседуй сам с собой, спрашивай совета у себя самого, слушай себя, повинуйся себе. Человека, который мог бы дать другому лучший совет, нежели ты, нелегко найти; тебе самому, во всяком случае, никто не даст лучшего совета. Бессмертные боги! Почему я не с тобой, либо как свидетель твоей славы, либо как участник, либо как союзник, либо как исполнитель твоих решений? Хотя этого тебе и менее всего недостает, все же глубина и сила моей дружбы сделали бы так, что я мог бы помочь тебе советом.
3. В другой раз напишу тебе больше; ведь в ближайшие дни я намерен послать собственных письмоносцев: так как я действовал, несомненно, удачно и к своему удовлетворению, то я в одном письме опишу сенату свои действия за все лето805. Что касается твоего жречества, то из письма, которое я даю твоему вольноотпущеннику Фрасону, ты узнаешь, какую большую заботу я приложил и в каком трудном деле806.
