Амвросий Феодосий Макробий - Сатурналии
{23 Ахейский герой Аякс Телемонид покончил с собой от обиды, что ему не присудили доспехи Ахилла.}
(6) Известна его же учтивая шутка в отношении Херенния, юноши, предававшегося порокам. Так как [Август] приказал выслать его из лагеря, и тот, упрашивая [оставить], обратился [к нему] с такой мольбой: "Как [же] я возвращусь в родные места? Что я скажу своему отцу?" - Он ответил: "Скажи [ему], что я тебе не понравился". (7) [А] [воина], раненного в походе камнем и обезображенного значительной раной на лбу, но [уж] слишком превозносящего свои дела, он мягко пожурил так: "Все же, когда ты побежишь, - сказал, - никогда не оглядывайся назад". (8) [И также] Гальбе - который вел его дела и чье тело было обезображено горбом - часто говорящему: "Поправь меня, если ты что-нибудь осуждаешь", - ответил: "Я могу тебя поучать, исправить не могу".
(9) Так как многие [люди] получали оправдание [в суде], когда обвинителем был Север Кассий, и [так как] зодчий форума Августа долго оттягивал осмотр сооружения, он пошутил: "Я хотел бы, чтобы Кассий обвинял и мой форум". (10) Так как Веттий выпахал памятник отцу, Август сказал: "[Вот] это - поистине почтить память отца!" {24} (11) Так как он услышал, что среди мальчиков - двухлеток, которых приказал истребить в Сирии царь иудеев Ирод, оказался его сын, сказал: "Лучше [уж] быть свиньей Ирода, чем [его] сыном".
{24 Шутка построена на том, что среди значений слова colere есть значения «возделывать, обрабатывать землю, пашню» и «почитать, поклоняться».}
(12) Также Август, потому что признал Мецената своим, отбросив жеманный и велеречивый склад речи, очень часто показывал себя таким [же свойским] в письмах, которые писал к нему, и в пику осуждению многословия, которое тот иной раз сохранял в переписке, в дружеском письме к Меценату многое обратил в шутку: "Здравствуй, эбен [ты] мой [из] Медуллии, эбур из Этрурии, лазерпиций арретинский, алмаз северный, жемчуг тибрский, смарагд Цильниев, {25} яшма игувийцев, берилл Порсены, карбункул [из] Адрии, [и], чтобы мне [уж] закончить совсем, припарочка распутниц".
{25 Сам Меценат происходил из этого этрусского рода Цильниев.}
(13) [Однажды] кто-то встретил его обедом, довольно бедным и как бы повседневным: ведь он не отказывал почти никому, кто его приглашал. Уходя тогда после еды, небогатой и без какой-либо [красивой] посуды, он шепнул говорящему "прощай" только это: "Не думал, что я настолько знаком с тобой". (14) Так как он жаловался на темный [цвет] тирского пурпура, который приказал купить, продавец сказал [ему]: "Подними [ткань] повыше и посмотри". [Тут Август] разразился такой шуткой: "Что? Я стану прогуливаться по крыше, чтобы римский народ говорил, что я хорошо одет?" (15) Своему номенклатору, на забывчивость которого он [обыкновенно] жаловался, вопрошающему: "Неужели ты поручаешь [мне дело] па форуме?" - сказал: "Возьми рекомендательные списки, так как ты там никого не знаешь".
(16) Что касается Ватиния, он изрядно прыгал в своем раннем возрасте. [В старости] разбитый подагрой, он хотел однако выглядеть [так], будто недуг уже преодолел, и хвалился, что он проходит тысячу шагов. Цезарь [Август] сказал ему "Я не удивляюсь [этому]. Дни-[то] [твои] куда как долгие". (17) Когда ему сообщили о значительной величине долга, которую скрыл какой-то римский всадник и которая возросла в двести раз [за время], пока он жил, [Август] приказал купить ему на распродаже [имущества этого всадника] постельный тюфяк и для изумляющихся [этому] решению прибавил такое соображение: "Тюфяк, на котором он мог [спокойно] спать, хотя столько был должен, нужно приобрести для [безмятежного] сна". (18) Не следует упускать его высказывание, которое он сделал в честь Катона. Случайно он зашел в дом, в котором [когда-то] обитал Катон. Затем, так как Страбон в угоду Цезарю [Августу] дурно отозвался о непреклонности Катона, сказал: "Всякий, кто не пожелает, чтобы существующее состояние государства подвергалось изменениям, является хорошим и гражданином и человеком". [Таким образом] он совсем нешуточно и Катона похвалил и о себе [самом] позаботился [в том отношении], чтобы никто не стремился осуществлять нововведения [в государстве].
(19) [Впрочем], в отношении Августа я обыкновенно больше изумляюсь [тому], какие шутки он переносил, чем [тому], какие он сам произносил, потому что большей похвалы заслуживает терпимость, чем [само] красное словцо, так как она позволяет весьма невозмутимо переносить каким-либо образом даже [нечто] более неприятное, чем шутки. (20) Известна язвительная шутка какого-то провинциала. В Рим прибыл [молодой человек], очень похожий на Цезаря [Августа], и обратил на себя [внимание] всех ротозеев. Август приказал привести к нему [этого] человека и спросил [его], представшего перед глазами, таким образом: "Скажи мне, юноша, была [ли] когда-нибудь твоя мать в Риме?" Тот отрицал [это] и, не сдержавшись, прибавил: "Но [зато] мой отец часто [бывал]". (21) Поллион, так как Август написал на него фесценнины, - [а это было] во времена триумвиров - сказал: "Но я молчу. Не легко ведь написать [фесценнины] на того, кто может объявить [тебя] вне закона". (22) Римский всадник Курций, утопающий в роскоши, на пиршестве [у] Цезаря [Августа] взял тощего дрозда и спросил, позволит ли он отпустить [его]. Принцспс ответил [вопросом па вопрос]: "Почему бы не позволить?" [Тогда] тот немедленно выбросил [дрозда] в окошко. (23) Август заплатил долг какого-то любимого сенатора, не спросив у него [и] начислив в сорок раз [больше занятого]. Но тот вместо выражения благодарности написал ему только [вот] это: "[А] мне ничего [ты не заплатил]". (24) Его вольноотпущенник Лиципий обыкновенно приносил приступающему к делам патрону много денег. Последовав этому обычаю, он пообещал сто [монет] по записке, в которой часть добавленной пометки о нехватке денег продолжалась сверху, хотя внизу пустовало место. Воспользовавшийся случаем, Цезарь [Август] своей рукой, старательно заполнив [оставшийся] промежуток и достигнув сходства букв, присоединил к прежнему [числу] другое, [увеличившее его] на сто, и получил [у него] удвоенное количество, так как вольноотпущенник не подал виду. После этого он, когда было начато другое предприятие, мягко упрекнул Цезаря [Августа] за его поступок, передав [ему] такую записку: "Приношу тебе, господин, для расходов на новое дело [то], что [тебе] померещится".
(25) Удивительна и похвальна также выдержка Августа - цензора. Прин - цепс обвинял [какого-то] римского всадника, будто бы он преуменьшил свои средства. Но тот прилюдно доказал, что он [их] [даже] преувеличил. Вскоре он вменил ему же в вину, что он при заключении брака не следовал законам. Тот [в ответ на обвинение] сказал, что у него есть жена и трое детей. [И] затем прибавил: "Впредь, Цезарь, когда ты ведешь следствие о честных людях, поручай [его] [тоже] честным [людям]". (26) Еще он перенес не только своеволие, но и сумасбродство [некоего] воина. В какой-то [своей] усадьбе он проводил беспокойные ночи, так как его сон нарушал непрестанный крик совы. [Один] воин, опытный в птицеловстве, поймал сову и принес [ее Августу] в надежде на огромную награду. Похвалив [воина], император приказал дать [ему] тысячу [мелких] монет. [Недовольный], тот дерзко сказал: "Я очень хочу, чтобы [она] жила", - и отпустил птицу. Как не удивиться [тому], что строптивый воин ушел, [так и] не рассердив Цезаря? (27) Ветеран, так как в указанный ему день он отвечал по иску, пришел в приемную к Цезарю [Августу] и просил ему помочь. Тот без задержки дал защитника, которого выбрал из своего сопровождения, и поручил ему тяжущегося. [И тут] ветеран гаркнул: "Но я-[то], Цезарь, когда ты подвергался опасности в Актийской битве, не искал [себе] заместился, а сам [лично] сражался за тебя", - и открыл глубокие рубцы. Цезарь [Август] покраснел и [сам] пошел [в суд] в качестве защитника, чтобы не показаться не только высокомерным, но еще и неблагодарным. (28) Среди обеда он был восхищен оркестрантами работорговца Торония Флакка и одарил их зерном, хотя в отношении других музыкантов был щедр на деньги. И их же Тороний потом так соответственно оправдал перед Цезарем Августом, не обнаружившим [их] на обеде: "Они у мельницы находятся".
(29) Величественным возвращался [Август] после Актийской победы. Среди приветствующихся подбежал к нему [человек], держащий ворона, которого он научил говорить: "Да здравствует Цезарь, победитель император!" Изумленный Цезарь [Август] купил любезную птицу за двадцать тысяч сестерциев. Товарищ [этого] затейника, которому ничего не досталось от тех щедрот, твердил Цезарю, что у того есть [еще] и другой ворон. Он упросил его, чтобы [затейника] заставили принести [птицу]. Принесенный [второй ворон] произнес слова, которым он научился: "Да здравствует победитель император Антоний!" Ничуть особенно не раздраженный, [Август] повелел, чтобы тот поделился дарованным с приятелем. (30) Поприветствованный подобным [же] образом попугаем, Август приказал купить [и] его. Подивившись также на [приветствие] сороки, он ее тоже выкупил [у хозяина]. [Этот] пример побудил бедного сапожника обучать ворона точно такому же поздравлению. Сильно утомленный, он имел обыкновение часто говорить молчащей птице: "Пропали [даром] труд и затраты". Как-то ворон все же начал выговаривать подсказанное приветствие. Проходя мимо и услышав его, Август ответил: "Дома у меня достаточно таких поздравителей". [Но] у ворона осталось в памяти и то, что он обычно слышал от жалующегося господина, так что он присовокупил: "Пропали [даром] труд и затраты". При этом Цезарь [Август] засмеялся и приказал купить птицу [за столько], за сколько до этого он не покупал ни одну [другую птицу]. (31) Спускающемуся с Палатия Цезарю [Августу] [какой-то] гречишка обычно протягивал какую-нибудь воздающую почести эпиграмму, но часто безуспешно. И [когда] Август увидел, что он опять намеревается сделать то же самое, то нацарапал на листе своей рукой короткую греческую эпиграмму [и] затем послал [ее гречишке], идущему ему навстречу. Тот по прочтении стал хвалить, выражая восхищение и голосом, и мимикой. После чего подошел к креслу [Августа], достал, опустив руку в тощий кошелек, несколько денариев, чтобы дать их принцепсу. [Все это] сопровождали такие слова: "Клянусь твоим счастьем, Севаст! Если бы я имел больше, больше бы дал". Когда последовал общий смех, Цезаря [Август] позвал казначея и приказал насчитать гречишке сто тысяч сестерциев.
