Лия Кац - Художники в Удомельском крае
«Вспоминается мне чудесный вечер, тихий, теплый. С художником Алексеем Степановичем Степановым, страстным охотником, шли мы на тягу. Надо было заранее выбрать местечко поудобнее, и я поторапливал его. Но он остановился на лесной поляне, раскинул широко руки, будто хотел обнять весь мир, всю красоту, которая нас окружала, и сказал тихо и грустно: «Вот, не будет нас с тобой, а все, что мы видим, останется навсегда таким же невыразимо прекрасным. Вот с чем жалко расставаться будет...»
Алексея Степановича нет уже ныне на свете, но все, что он так любил, чем так восхищался, живет в его картинах — искренних, поэтичных и трепетных».
Нет ничего удивительного в том, что по приглашению Бялыницкого-Бирули Степанов оказался в Тверской губернии, где каждое лето, с 1906 по 1914 год, он жил с семьей в удомельских краях. Сначала Степановы поселились в Лубенькине, имении помещиков Аксаковых, где жили одновременно с Н. П. Богдановым-Бельским. Впоследствии они жили в усадьбах Гарусово и Бережок.
Все эти места нашли отражение в творчестве А. С. Степанова. Он очень редко датировал свои произведения, поэтому большая группа удомельских работ датируется предположительно 1900—1910 годами. К ним относятся, в частности, большая гуашь «Охотничья сцена» (Государственная Третьяковская галерея), этюд «В лодке» (частное собрание), картина «У околицы» (частное собрание) и многие другие.
А. С. Степанов. В лодке. Этюд.
Частное собрание
В картине «Ранняя весна. Стадо» (1911 г., Государственная Третьяковская галерея) неотделимы друг от друга, составляют неразрывное единство природы еще прозрачный лес, едва покрытая нежной зеленью земля, пасущиеся коровы, сидящий на земле мальчик-пастух.
Как часто бывает у Степанова, в картине много серого цвета, но он не унылый, а светоносный. За серыми облаками будто ощущаются лучи теплого солнца, которые придают всему пейзажу сдержанно-радостное настроение.
Но пожалуй, две картины особенно выделяются из всего удомельского цикла своей проникновенностью и поэтичностью. Это «Лошади у освещенного окна» (1911—1914 гг., частное собрание) и «Уехали» (1911—1914 гг., Государственная Третьяковская галерея). На обеих картинах изображен гарусовский дом, столь любимый художниками, но с разных сторон. «Гарусовский дом был уютный и теплый,— писал А. А. Моравов.— С одной стороны к нему примыкал старый запущенный парк с огромными липами и елями, с другой — засаженный молодыми березами двор, переходящий в заросшие ольхою бескрайние холмистые пустоши, поля, низинные сырые луга».
На картине «Лошади у освещенного окна» гарусовский дом изображен со стороны маленького сада перед фасадом. Хорошо виден мезонин и главный подъезд. На картине «Уехали» тот же дом виден со стороны парка. Мезонин с этой стороны едва возвышается над крышей, а его окошко было с другой стороны. Картины отличаются друг от друга и по настроению, хотя на обеих изображен зимний стылый вечер.
«Лошади у освещенного окна» — произведение, полное глубокой тишины и душевного покоя. Мерцает теплым светом окно, напоминая о том, что в доме тепло и уютно. У подъезда стоят две лохматые крестьянские лошадки, запряженные цугом в сани, перед ними, на снегу, насторожив уши, сидит добрый домашний пес. Ощущение неторопливости жизни пронизывает это полотно.
А. С. Степанов. Лошади у освещенного окна. 1911—1914 гг.
Частное собрание, г. Москва
А. С. Степанов. Постоялый двор. 1912 г.
Вероятно, этюдом к картине является «Зима в деревне» (Государственный Русский музей). Тот же гарусовский дом изображен утонувшим в глубоком снегу. Тяжелые пласты снега нависли на крышах дома и примыкающего к нему сарая, как бы придавливая их к земле. Исполненный быстро, широкими пастозными мазками, этюд достоверен, в нем с большой точностью воссозданы характерные приметы старой усадьбы.
А. С. Степанов. Зима в деревне. 1910-е гг.
Государственный Русский музей
Почти тот же мотив, что в картине «Лошади у освещенного окна», взят в картине «Уехали». Но настроение другое — грустное, тревожное. Кто-то уезжает из усадьбы, осталась стоять у дверей одинокая женская фигура, за замерзшим окном — очертания другой. Бегут лошадки, запряженные цугом, впереди белая, за ней гнедая, и из-под копыт летят комья снега. Вот они попали в полосу света от двух светящихся окон, через мгновение и лошади, и седоки скроются, растворятся в вечерней мгле. И нет уже теплоты и покоя.
А. С. Степанов. Уехали. 1911—1914 гг.
Государственная Третьяковская галерея
Если внимательно присмотреться к обеим картинам, можно убедиться, что на них изображены совершенно одни и те же лошадки, той же масти, одинаково мохнатенькие, с одинаковыми повадками, одинаково — впереди белая, за ней гнедая — запряженные. Близко и колористическое решение картин. Это наводит на мысль, что они, возможно, написаны не с интервалом в несколько лет, как указывает в своей книге «Алексей Степанович Степанов» О. И. Лаврова, а в одну и ту же зиму, в период 1911—1914 годов (картины не датированы художником).
Удивительно, как умел Степанов создавать в картинах определенный лирический настрой при помощи скромнейших приемов, почти монохромной гаммой красок с тончайшими переходами, оттенками и полутонами. В этом отношении совершенно изумительным представляется этюд «Занесло» (1911—1912 гг., собрание семьи художника). На бескрайнем заснеженном поле едва видны занесенные снегом два сарайчика и стог сена. Тем не менее они рельефно выделяются, не сливаясь с белой пеленой поля. Труднейшую задачу — изобразить белое на белом — Степанов решил в этом этюде блестяще. Ощущение одиночества, морозного дыхания земли и неба, сгущающихся сумерек передано так убедительно, что зритель как бы чувствует себя потерянным среди этого белого безмолвия.
Вероятно, к удомельскому периоду можно отнести и картину «Подруги» (Калининская областная картинная галерея). На ней изображены две девушки, стоящие у изгороди, на фоне серо-стального озера. Картину отличают тонкие красочные соотношения. Фигуры девушек близки по решению к исполненным на Удомле рисункам, хранящимся в семье художника.
А. С. Степанов. Подруги.
Калининская областная картинная галерея
Доброта Степанова особенно сказалась в изображении животных. Его лошадки и собаки, лоси, лисицы и даже волки будто обласканы любовью художника. Трудно определить, какие именно анималистические произведения созданы на Удомле, но все они овеяны духом среднерусской природы, и любое из них могло быть создано здесь, в краю, где художнику спокойно жилось и хорошо работалось.
А. С. Степанов. Волки в зимнем лесу. 1900-1910 гг.
Государственная Третьяковская галерея
Степанов отличался необычайной скромностью. Он воспротивился тому, чтобы Сергей Глаголь (С. Голоушев) написал о нем монографию, считая, что для этого он слишком мало сделал. По словам его дочери Екатерины Алексеевны Нечаевой, он перед смертью почти полностью уничтожил свой архив, чтобы никто не мог проникнуть в его святая святых.
Ученик Степанова, художник М. А. Добров, писал о нем: «Когда я вспоминаю теперь Алексея Степановича, передо мною встает такой спокойный и милый образ доброжелательного человека, художника, безгранично влюбленного в родную природу, с ее размеренной задушевной жизнью, пристально подмечающего трепетные переливы жизни и в пейзаже и в животном мире, захватывая и человека»[11].
Среди всех художников удомельской группы А. С. Степанов выделяется своей цельностью. Его картины — подлинные жемчужины, светящиеся внутренним светом. Они изящны всем строем своих чувств, благородны в лучшем смысле этого слова.
Певец «дворянских гнезд»
Станислав Юлианович Жуковский (1873—1944), испытавший сильное влияние Левитана и один год (1898 г.) учившийся у него, в разное время жил в Тверской губернии, в имениях на берегах озер Молдино и Удомля. По натуре Жуковский был барином, любил подчеркнуть свое превосходство над своими знакомыми. «В шутку его среди приятелей прозвали «польским паном». Был он страстным охотником, любимцем меценатов и давал уроки живописи детям богатых москвичей. От природы Жуковский был умен, настойчив и целеустремлен»,— писал искусствовед В. М. Лобанов, в годы своей молодости близко знавший художника.
А. А. Моравов писал о Жуковском: «Теперь о Жуковском, вспоминаю отрывочные высказывания о нем моего отца и Бируля, их высказывания, раздленные временем, полностью совпадали. Это был очень горячий и порывистый человек, увлекавшийся женщинами, с большой страстью вел себя на охотах, не считаясь ни с чем. Работал также страстно, но с отвлечениями... Вообще это была яркая натура».
